ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ НА РИО-ДЕ-ВОЖИРАР
ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ НА РИО-ДЕ-ВОЖИРАР
В свое время эта история не сходила со страниц парижских газет.
Поль Бордье сидел на скамейке в Люксембургском саду, прямо напротив большого пруда. Погода в тот день, 2 июня 1925 года, была солнечной и прекрасной. Люксембургский сад, что над бульваром Сен-Мишель, с давних пор стал, как это всем известно, своего рода «школьным двором» почтенной Сорбонны, Парижского университета — оазисом тишины и покоя посреди уже тогда очень шумного города.
Молодой человек, погруженный в свои мысли, перелистывал записи, сделанные аккуратным почерком в толстой тетради. Время от времени он поднимал голову и что-то про себя бормотал.
Ему было двадцать два года, и он учился на четвертом курсе медицинского колледжа. Еще неделя — и все! Ему остается не так уж много времени, чтобы подготовиться к экзаменам.
Поль выглядел очень нарядно в своем светлом костюме и модной соломенной шляпе а-ля Морис Шевалье. Отец Поля, уважаемый провинциальный врач, регулярно посылал ему деньги, которых хватало на удовлетворение всех его материальных потребностей.
Рядом с ним сел старик. Поль бросил на него быстрый взгляд — но достаточный, чтобы удивиться, как тот хорошо одет, правда, слегка старомодно — в сюртуке и цилиндре, с тросточкой с набалдашником из слоновой кости.
Примерно через минуту старик придвинулся поближе к Полю:
— Знаете, молодой человек, а ведь пятьдесят лет назад я тоже сидел на этой скамейке и, как вы сейчас, готовился к своим экзаменам!
Это вмешательство вовсе не разозлило Поля. Он работал уже два часа и, в конце концов, должен немного передохнуть! Кроме того, старичок выглядел занятным — в нем были некие шарм и грациозность. Почему бы не поболтать с ним немножко? И они начали беседовать о медицине, пока старик вдруг внезапно не сменил тему: — Вы любите музыку?
Поль испытывал слабость к чарльстону, но… к музыке? Почтенный господин явно имел в виду классику, и Поль, чтобы не произвести на своего собеседника неблагоприятное впечатление, с пылом ответил:
— Да, очень!
— Так я и думал! Не окажете ли вы мне любезность — прийти на домашний концерт? Мы даем его в следующую среду, в семейном кругу. Мы будем исполнять Моцарта!
Прежде чем молодой человек успел что-либо ответить, старый господин встал и отрекомендовался, приподняв цилиндр:
— Вот моя визитная карточка, юный друг! Приходите, скажем… в девять часов вечера!
Поль озадаченно смотрел, как его собеседник удаляется размеренными шагами. Затем поглядел на визитку: Ипполит Мансо, 28, рю-де-Вожирар. «Странное приглашение, — подумал он удивленно. — Должно быть, я ему действительно понравился или напомнил о его собственной юности!» И хотя он отнюдь не был ярым поклонником классической музыки, Поль решил пойти на концерт, куда его пригласил любезный старик. В следующую среду. А пока — за работу!
9 июня 1925 года, ровно в девять часов вечера, с букетом роз в руке он позвонил в дверь на первом этаже дома 28 по улице Вожирар. Слуга открыл дверь и провел Поля в салон. Он зашел — и буквально окаменел на месте! Ничего подобного он увидеть никак не ожидал: все господа и дамы были одеты в наряды эпохи романтизма — сюртуки с высокими жабо, шелковые платья с кринолином. У мужчин были бакенбарды, а у женщин прически из спирально завитых прядей. Сама комната выглядела в том же стиле: мебель первой половины прошлого века, времен Луи-Филиппа. И естественно, никакого электричества, только свечи в канделябрах на стенах. Прямо у стены стояли концертный рояль и арфа — перед полукругом из кресел и канапе. Музыкальный уголок.
— Заходите, любезный друг! Вы даже не подозреваете, какую радость вы нам доставили, что пришли!
Поль Бордье тут же с неловкостью ощутил неуместность своего наряда:
— Я не знал, что речь идет о костюмированном вечере… иначе я бы, разумеется, с удовольствием оделся соответствующим образом.
Как ни странно, Ипполит Мансо на это ничего не сказал. Он доверительно подал юному гостю руку:
— Заходите! Позвольте мне вам представить… ^оя жена Клара, моя дочь Луиза и ее муж Жюль Фонсе, мой старший внук Адриан, кадет в морской школе, Эдуард Мансо, мой внучатый племянник, студентюрист третьего курса…
Озадаченность Поля росла с каждой секундой. Какой странный способ представлять гостей! Может быть, у старика не все в порядке с головой? Ведь он ни разу не спросил о его имени! В самом деле, весьма необычно!
Дальнейшие события этого вечера были не менее удивительными. Ипполит Мансо провел его к креслу прямо перед роялем. Оба внука взяли по скрипке, Клара села к роялю, и домашний концерт начался.
Бордье был в большом замешательстве. Остальные члены этого забавного семейства расположились вокруг него — но ни один из них не произнес ни единого слова. Они даже не кивнули из вежливости головой. Что там будут играть — Моцарта? Что это за прием, где людям даже не предлагают освежающие напитки, где никто не шевельнется, не обменяется парой незначительных слов? Что это вообще за люди?
На маленьком свечном столике рядом с собой Поль все же усмотрел пепельницу. Значит, здесь можно хотя бы курить. По крайней мере это — одну сигарету — он себе позволил, исключительно чтобы не заскучать.
Звуки Моцарта наполнили комнату. Теперь Бордье ничего плохого не думал о домашнем концерте Мансо, а только радовался. И само собой разумеется, никакой скуки он уже не испытывал — только время от времени обегал взглядом освещенный свечами салон. Никто не смотрел на него — как будто его здесь и не было. Все семейство сидело с закрытыми глазами, словно в экстазе.
И еще одна странность бросилась ему в глаза: на стене за роялем висел ряд картин — своего рода портретная галерея предков, только это были не изображения давно умерших пращуров, нет! На картинах были представлены все присутствующие в невероятно реалистичной манере, как будто на фотографиях. Загадочная семья, черт побери! Почему они все изображены в этих нелепых старомодных одеяниях?
Казалось, концерт длился бесконечно. Как только завершалась одна пьеса, три музыканта принимались за следующую. Даже не делая паузы, чтобы хотя бы перевести дух. И они играли не по нотам, а по памяти — как профессиональные музыканты, только, может быть, не столь виртуозно.
Когда отзвучала последняя нота, была почти полночь. И тогда Ипполит Мансо в первый раз повернулся к юному гостю: — Я надеюсь, вам понравилось? — Очень…
Поль Бордье подождал еще пару минут. Но больше никто к нему не обращался. Тогда он понял, что званый вечер закончен, и стал прощаться:
— Что ж… Для меня это было большим удовольствием. Я хотел бы от всего сердца поблагодарить вас за любезное приглашение и за чудесную музыку. Старый хозяин поднялся на ноги и рассмеялся:
— Очень мило, 410 вы нам оказали эту честь. Оревуар, месье.
И вот Поль уже перед дверью на лестницу в прихожую. Еще никогда он не был настолько сбит с толку. Медленно он начинает спускаться.
На улице сразу же достает сигареты из кармана и принимается искать зажигалку. И тут же вспоминает, что оставил ее на маленьком круглом столике. Он тут же возвращается, поднимается наверх и звонит в левую дверь на первом этаже.
Как хорошо воспитанный молодой человек, он звонит недолго и ждет. Ничего. Минуту спустя пробует еще раз. И опять ничего! Он прижимает ухо к двери: полная тишина. Его охватывает гнев! Хватит меня дурачить! Теперь он звонит с яростью, долго и пронзительно — и снова напрасно. Он не намерен больше терпеть подобное — пусть хозяева пеняют сами на себя! И Поль начинает барабанить в дверь, как совершенно некультурный дикарь: «Открывайте! Да впустите меня, наконец! Я же знаю, что вы там!» Дверь открывается -но не та, а соседняя. На пороге появляется явно разозленный мужчина в домашнем халате:
— Эй, прекращайте стучать! Что вы вообще здесь делаете?
— Что я делаю? Я хочу пройти к Мансо! Не пойму, неужели там никто ничего не слышит?
— Не слышит? Да вы смеетесь!
— С какой стати?
— Да с той, что в этой квартире уже пятьдесят лет никто не живет! Убирайтесь отсюда!
Гм— м-м… Это чересчур даже для такого благовоспитанного молодого человека, как Поль Бордье. Довольно резко он заявляет соседу: -Я не верю ни единому вашему слову! Я даже не знаю, кто вы такой, — я не имел чести… Заботьтесь-ка лучше о своих делах и не лезьте в мои!
Обыкновенно столь сдержанный юноша теперь вне себя от гнева. В ярости он толкает дверь в квартиру Мансо плечом. Удар вышел мощный! Но это ни к чему не приводит — толстая старая дверь из прочной древесины даже не шелохнулась!
В сердцах он отходит назад, желая хорошенько разогнаться, когда появляется второй незнакомец, тоже в домашнем халате. Человек задыхается, потому что поднимался по лестнице бегом. Явно консьерж. Непривычный шум — да еще посреди ночи — заставил его покинуть обычное место своего пребывания:
— Что за беспорядок?
Поль Бордье даже не посмотрел на него, продолжая разбираться с дверью. Сосед, живший за правой дверью первого этажа, объяснил ситуацию вновь прибывшему:
— Месье Дюпюи, этот человек спятил! Лучше всего побыстрее вызвать полицию!
Тут студент оторвался от своей возни с дверью — резко кивнул обоим и крикнул:
— Да-да, правильно, зовите полицию! С меня хватит, вот что я вам скажу! Мы еще посмотрим, кто здесь сошел с ума!
Через десять минут консьерж появился с двумя жандармами. Поль тем временем слегка остыл и успокоился — он просто само благоразумие — и объяснил двум служителям правопорядка, что этим вечером он был в гостях у Мансо и распрощался с хозяином всего четверть часа назад… а теперь тот отказывается впускать его обратно! Он только хочет забрать свою зажигалку, которую оставил в квартире.
— Этот человек — сумасшедший! Я работаю здесь консьержем и прекрасно знаю, что уже двадцать пять лет в эту квартиру никто не заходил!
Поль Бордье устало, спокойно и, может быть, немного снисходительно еще раз пояснил гак, как разговаривают с упрямыми детьми:
— Господа, я вас прошу. Поверьте мне. Я говорю правду. Я не сумасшедший и не пьяный, месье Дю… Дюпюи, если не ошибаюсь? Так вы — здешний консьерж? Тогда у вас должен быть ключ от этой двери, не так ли? Принесите его, я вас прошу. И откройте, наконец, эту дверь. Тогда вы все сможете убедиться, что я ничего не придумал.
— Да как вы себе это представляете? Как я могу вломиться сюда без разрешения хозяина? — А он живет далеко, этот хозяин? — Нет, прямо на углу.
— Ну вот! Сходите за ним! Эта история должна быть прояснена окончательно!
Прошло еще четверть часа, прежде чем консьерж вернулся с низкорослым лысым мужчиной в очках. Поль Бордье бросился к нему:
— Ипполит Мансо сегодня вечером пригласил меня на домашний концерт! Вы ведь его знаете, не так ли?
Сонный маленький человечек не отвечал. Он недоверчиво огляделся, как будто ощущал себя только что свалившимся с луны. Затем он кивнул консьержу, который принес с собой огромную связку ключей, и пробормотал:
— Откройте ее как-нибудь потише. Месье Дюпюи нервно перебрал ключи от всех квартир и в конце концов нашел нужный. Между тем студент вновь попытался объяснить суть дела владело цу квартиры. В качестве подтверждения своих слов достал визитную карточку из кармана:
— Видите? Здесь стоит черным по белому: Ипполит Мансо, 28, рю-де-Вожирар! Здесь разве что-то неясно или, может, написано нечетко?
Лысый уставился на карточку и ничего не сказал. — Скажите, в каком родстве вы состоите с этим Ипполитом Мансо? Извините меня за навязчивость… Вероятно, он ваш отец? Или ваш дядя?
Квартировладелец еще раз поглядел на визитную карточку и после паузы, длившейся целую вечность, наконец ответил:
— Ипполит Мансо был моим прапрадедом. Консьерж наконец справился со своей задачей и со скрипом вставил ключ в замок. Поль Бордье с трудом дождался этого момента и теперь ринулся к двери. Остальные пятеро мужчин — сосед, консьерж, хозяин квартиры и двое жандармов — не осмеливались сделать и шагу. Бордье нетерпеливо сказал:
— Признайтесь, вы меня разыгрывали? Тут уже квартировладелец не смог промолчать:
— Ипполит Мансо умер в 1870 году. В том году я родился.
Дверь распахнулась. Никто по-прежнему не отваживался войти. В помещении было темно, и консьерж произнес с раздражением:
— Ну вот еще! Света нет! Ясно, после пятидесятито лет! Подождите, я принесу керосиновую лампу!
Поль Бордье потерял самообладание. Он шагнул в проем двери. Внутри все было неприветливо тихо. Мертвенно-тихо.
Шаги консьержа раздались на лестнице, и засиял зеленоватый свет керосиновой лампы. Но перед открытой дверью консьерж остановился. Владелец вошел первым.
— Месье Дюпюи, теперь идите вы! Иначе мы простоим здесь всю ночь!
Консьерж с явной неохотой ступил за порог этого негостеприимного, явно давно покинутого людьми жилища… Он передал потомку семейства Мансо лампу и уже решительно шагнул вперед. Бледный как смерть.
Покрытый пылью голый паркет скрипел при каждом шаге. Повсюду на стенах висели ковры — большей частью ручной работы. Сильный запах гнили, пропитавший затхлый воздух, был просто непереносим, Дрожащим пальцем студент указал на двустворчатую дверь:
— Там… там салон! Владелец квартиры сглотнул слюну:
— Точно.
— И музыкальный уголок прямо справа. Там стоит концертный рояль, рядом арфа и полукругом — кресла и канапе.
— Да, все так. Мы, наследники, ничего не меняли, оставили все, как было. Ничего не продавали и не передвигали.
Он распахнул дверь салона — и в самом деле, все внутри выглядело точно таким же, каким описывал Поль! Юный студент указал на стену за роялем:
— Дайте мне лампу! Спасибо! Вот… вот, посмотрите! Все портреты точно там же, где они были полчаса назад!
— Они висят так уже пятьдесят лет. Мы ничего не убирали. Только покрыли кресла от пыли.
— А здесь! Вот Ипполит Мансо… и вот! Его жена Клара!
Все в комнате едва дышали. Никто не шевелился. Поль водил лучом лампы от одной картины к другой. Застывшие, улыбающиеся лица выплывали из прошлого — исчезали и снова появлялись на стене в призрачно сверкающем свете.
— Это Луиза и Жюль Фонсе! А это — Альфред Мансо, семинарист! Глухой голос владельца квартиры только уточнил:
— Мой двоюродный дядя. Он был миссионером. И пропал где-то в Африке.
— Адриан Мансо! Кадет в морской школе!
— Это еще один двоюродный дядя. Когда он умер, то имел чин адмирала.
— Эдуард Мансо! Он изучал юриспруденцию.
— Это мой родной дед. Умер в 1900 году. Был известным адвокатом. Поль Бордье огляделся, подошел к маленькому свечному столику и закричал, как будто хотел отогнать кошмарный сон: — А вот… смотрите! Это моя зажигалка!