НЕУДОБНЫЙ ЛАУРЕАТ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НЕУДОБНЫЙ ЛАУРЕАТ

После окончания Гражданской войны не так уж много талантливых и мыслящих людей осталось в советской России, а уж тем более тех, кто был признан мировым научным сообществом. Поэтому лауреат Нобелевской премии физиолог Иван Петрович Павлов себе не принадлежал. Он был достоянием республики.

Но ученый не хотел этого понять. Он откровенно сознавался, что не признает тот «социальный опыт», который проводят большевики и который, по его мнению, ничего не даст, кроме политической и культурной гибели России. «Меня безотступно гнетет эта мысль, – писал Павлов, – и мешает мне сосредоточиться на моей научной работе». Неоднократно Павлов писал в Кремль прошения о разрешении выезда на жительство за границу. Но большевикам не давала спокойствия откровенность ученого. «Отпустить за границу Павлова, – писал Ленин, – вряд ли рационально, так как он раньше высказывался в том смысле, что, будучи правдивым человеком, не сможет, в случае возникновения соответствующих разговоров, не высказываться против советской власти и коммунизма в России. Между тем ученый представляет собой такую большую культурную ценность, что невозможно допустить насильственного удержания его в России при условии материальной необеспеченности. Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормативный паек и вообще позаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке не в пример прочим».

Большевики решили использовать для приручения физиолога теорию самого Павлова – об условном и безусловном рефлексе, а в качестве поощрения для правильного слюноотделения использовали систему льгот, созданную для компартийной верхушки. Кремлевские пайки, издание монографий с соответствующими гонорарами, персональный «линкольн» и даже поездки за границу изменили отношение академика к окружающему. В августе 1935 года на приеме в Кремле Павлов выступил с краткой, но идеологически выдержанной речью, и под бурные аплодисменты провозгласил тост: «За великих социальных экспериментаторов!»

Но органы знали о Павлове то, чего он не знал о себе сам. Все фиксировалось. И его отказ от преподавания в Военно-медицинской академии, и его «антисоветские» высказывания о диалектическом материализме, и выступления в защиту репрессированных. В середине 1930-х годов выросла уже новая поросль абсолютно советских ученых, идеологически подкованных и уважающих руководящую роль партии. Нобелевский лауреат в орбиту советской науки не вписывался.

Павлов умер на 87 году жизни 27 февраля 1936 года. Но телом и душой он был еще молод и здоров. Поэтому позднее историк физиологии Ярошевский напишет: «Вполне возможно, что органы НКВД «облегчили» страдания Павлова». Еще весной 1935 года Иван Петрович сильно простудился и лишь к концу мая выздоровел. В одном разговоре он заявил: «А большевички желали меня уже хоронить, а я вот взял и выздоровел». И он назвал врачей, желавших ему смерти.

Зимой следующего года Павлов снова заболел, как говорилось в бюллетене, «гриппозным явлением» и бронхитом. Болезнь развивалась ураганно. К бронхиту добавилось двухстороннее воспаление легких, и за шесть дней ученый сгорел. Заключение о смерти подписал один из тех врачей, которых Павлов упоминал в связи со своей возможной смертью.

Возможно, смерть была и естественная, все-таки возраст, а возможно, и очень кстати. Впереди были «московские процессы», и как бы повел себя откровенный лауреат с иностранными гостями, предсказать было невозможно. Во всяком случае, в некрологе Бухарин написал: «Павлов – наш целиком, и мы его никому не отдадим».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.