ЧЕМОДАНЧИК ЯГОДЫ И ДРУГИЕ

ЧЕМОДАНЧИК ЯГОДЫ И ДРУГИЕ

После смерти Менжинского был наконец-то узаконен его преемник на посту начальника ОГПУ-НКВД, который фактически последние годы, когда шеф чекистов дипломатично прихварывал, выполнял работу главы карающего органа пролетариата. Глава ОГПУ с 1930 года находился в полуопале. Сталин его в Кремль не вызывал, но убрать не решался. Менжинский слишком много знал. Главный чекист все реже приходит на работу, сидит дома, учит древнеперсидский язык, чтобы читать в подлиннике Омара Хайяма. Врачи запрещают ему двигаться, и он, полупарализованный, лежит с книжкой на диване, с минуту на минуту ожидая убийц, так как в последние годы страдал паранойей. Он номинально возглавляет ОГПУ до мая 1934 года, но все больше власти забирает его бывший секретарь, а потом заместитель, Ягода. И наступил момент, когда Ягода дает ему яд и отправляет своего начальника в отставку. Закончилась карьера человека, о котором Ленин отзывался с усмешечкой: «У нас такое большое хозяйство, что всякий мерзавец нужен».

Генрих Григорьевич Ягода стал полноправным хозяином Лубянки. Не будем останавливаться на всех перипетиях его карьеры, напомним только одну его идею, высказанную в 1929 году о «гигантском строительстве искусственных водных путей», которая стоила сотни тысяч человеческих жизней, следует указать также на некоторые факты, имеющие касательство к теме данной книги.

Выходец из еврейского местечка Царства Польского Ягода на родительские гроши выучился на фармацевта (хотя по другим данным, аптекарем был его отец, Герш Филиппович, а Генрих выучился на статистика). Эта специальность и сыграла свою решающую роль в его карьере на ниве борьбы с врагами советской власти. Уже работая на высоких должностях в органах, Ягода стал инициатором создания серьезного медицинского подразделения, которое начало заниматься экспериментированием с медицинскими препаратами и ядами. Оно называлось «камера».

Когда на одном из «больших московских процессов» на скамье подсудимых оказался сам Генрих Григорьевич, то его специальность провизора ему припомнили не раз. Его обвинили в организации отравления своего предшественника Менжинского, великого пролетарского писателя Горького, сына писателя, М. Пешкова, и председателя Госпланового комитета В. В. Куйбышева. На следствии Ягоде напомнили, как он хвалился отравлением Куйбышева перед Хозяином. Ягода, к которому, в отличие от его подельников, методов физического воздействия не применяли, согласился со всеми обвинениями, но не желал признавать работу на иностранные разведки. Потом пошел навстречу следствию и в этом вопросе. Обвинение Ягоды в отравлениях было совершенно правомочно, так как долгие годы он отвечал за питание кремлевских руководителей. Спецотдел ОГПУ, находившийся в непосредственном ведении Ягоды, контролировал снабжение Кремля, начиная со специальных подмосковных хозяйств, где все выращивалось под неусыпным наблюдением сотрудников Ягоды, и кончая обеспечением продукции кремлевских вождей, которых обслуживали сотрудники ОГПУ.

Но и за Ягодой был свой контроль. Вот что вспоминает В. А. Давыдова, заслуженная артистка РСФСР, впоследствии профессор Тбилисской консерватории: «Мне стало плохо. Ягода предложил валерьянку. Ответила, что принимаю те лекарства, которые выписывает врач поликлиники Большого театра. Ягода настаивал, чтобы я приняла таблетку. Тогда я тайком заменила ее таблеткой, которая была в моей сумочке… Вечером встретилась с Маленковым: «Хорошо сделали, что не воспользовались его лекарствами». Достала из сумочки спрятанную таблетку, и мы поехали в научно-исследовательский институт. Сотрудники привели немецкую овчарку. Профессор Воскобойников вложил таблетку в кусок мяса, который дал псу. Собака жадно сожрала угощение. Через час пес сдох. Этот эпизод был заснят на кинопленку. «Как это? Товарищ Сталин и Центральный Комитет партии, зная, что Ягода – бандит, все же позволяют ему занимать такой ответственный пост?» – «Все течет, все изменяется», – увернулся от ответа Маленков». Факты против Ягоды постепенно накапливались и стали уликами на процессе.

Прокурор, кипя от негодования, утверждал, что Ягода даже начал подмешивать яд самому Ежову, но, к счастью для граждан СССР, не успел добиться своей цели, т. к. был вовремя уличен. По показанию его секретаря и доверенного лица Буланова, Ягода имел особый шкаф с ядами, откуда, по мере надобности, извлекал драгоценные флаконы и передавал их своим агентам с соответствующей инструкцией. Ягода проходил по процессу «антисоветского правотроцкистского блока». В 1988 году комиссия ЦК КПСС рассмотрела материалы процесса, признала их сфальсифицированными и оправдала всех, кто был осужден по этому делу. Всех, кроме Ягоды.

Не один Ягода любил сильные яды для врагов. Уже в 1929 году начальник КРО ГПУ Артур Христианович Артузов создал свою собственную лабораторию, где сотрудники осваивали приемы вскрытия дипломатической почты, подделку пломб, использование спецчернил для тайнописи, применение наркотических и отравляющих веществ.

Да и приход Ежова не означал отказа от ядов. В сентябре 1937 года в Лозанне в небольшом кафе должна была пройти операция по устранению разведчика-невозвращенца Натана Рейса и его жены Элизабет. Привлеченная к операции заместителем ИНО НКВД Шпигельглассом, немецкая коммунистка Шильдбах должна была передать приговоренной парочке коробку шоколадных конфет, отравленных стрихнином. Шильдбах встретилась с Рейсом и его женой в небольшом кафе в Лозанне 4 сентября 1937 года. Шильдбах была смертельна бледна и взвинчена, что, впрочем, неудивительно, поскольку рядом за столиком сидели проверяющие из советской резидентуры – Роллан Абиа и Рената Штайнер, разыгрывающие влюбленную парочку. И все же Шильдбах, которую в свое время привлек для работы в разведке именно Рейс, нашла в себе силы не до конца следовать инструкциям Шпигельгласса и не передала Элизабет коробку шоколадных конфет. Впрочем, после того как Элизабет ушла, Шильдбах взяла себя в руки и сумела заманить Рейса на дорогу, ведущую из Лозанны на Шамбланд, где его в упор расстреляли боевики – Абиа и Афанасьев. Позднее швейцарская полиция нашла злополучную коробку. Коробка была передана в Швейцарию из Парижа через так называемый «Союз возвращения на Родину», который был инфильтрован сотрудниками НКВД.

При проведении зачистки в НКВД отравили и главу внешней разведки А. А. Слуцкого, воевавшего в Средней Азии против басмачей, организатора в 1928 году «шахтинского дела». Авторитет Сталина для него был непоколебим, но он мешал Ежову. Слуцкому организовали повышение – наркомом внутренних дел одной из среднеазиатских республик, где он когда-то гонялся за отрядами басмачей, и во время банкета по поводу проводов на новое место службы он был отравлен прямо в кабинете Ежова. Слуцкому устроили пышные похороны, чтобы не распугать сотрудников Иностранного отдела и резидентов. Выступая на закрытом судебном заседании военной коллегии Верховного суда 3 февраля 1940 года, Ежов объяснил: «В отношении Слуцкого я имел от директивных органов указание: Слуцкого не арестовывать, а устранить другим путем… Так как иначе вся наша зарубежная разведка разбежалась бы. И Слуцкий был отравлен». Легко понять, кто был этот «директивный орган», приказывающий всесильному Ежову.