ТОРТИК ДЛЯ НАДЕНЬКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТОРТИК ДЛЯ НАДЕНЬКИ

Конец 1930-х, Москва. Отшумели публичные процессы над троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами, шпионами, диверсантами, вредителями. Но кого-то продолжают сажать, а кого-то начинают выпускать. И в это время незаметно угасает государственная вдова, Надежда Константиновна Крупская. После разгрома большевистской гвардии, непреклонно мечтавшей о мировой революции, она осталась почти в одиночестве.

Крупская стала помехой планам генсека еще в декабре 1922 года, когда Политбюро возложило на Сталина заботы о здоровье заболевшего вождя. То она в письме Л. Б. Каменеву просила оградить ее «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз», и Сталину пришлось приносить по этому поводу письменные извинения. То рассказала мужу, как Сталин обругал ее по телефону, в связи с чем Ленин продиктовал предпоследнее в своей жизни письмо, угрожая некогда верному, но неизменно грубому соратнику разрывом отношений. То публично защищала оппозицию, то протестовала против мумифицирования тела умершего мужа и, наконец, отказалась посещать Мавзолей. «А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища?» – спрашивал усатый генсек еще в 1925 году, но ни изолировать, ни ликвидировать ее ни в одном из трех московских процессов, где все подсудимые были товарищами и друзьями Крупской, все-таки не решился. Он умел выжидать.

Одиннадцать томов собственных сочинений о коммунистической педагогике не могли согреть душу Надежды Константиновны, в которой поселились печаль и разочарование, но, естественно, только не в идеологии. Можно считать даже актом милосердия сталинский подарок с отравой в день рождения. Хотя следует заметить, что сталинская опала и недовольство были искусно замаскированы. Крупскую не трогали, когда она вступалась за арестованных старых большевиков, и даже устраивали показательные допросы в присутствии членов Политбюро. Правда, эти допросы, как, например, в случае обвинения Осипа Пятницкого, не могли убедить твердокаменную вдову в виновности старых товарищей. Как она могла поверить в предательство Пятницкого (Ароновича), если именно через него передала старому другу Карла Маркса – Эстману – ленинское «Завещание», которое Борис Суварин, один из руководителей французской компартии, позднее исключенный из нее по приказу Сталина, опубликовал в «Коммунистическом бюллетене». Политбюро РКП(б) назвало эту публикацию фальшивкой и пропагандой, даже оппозиционный Троцкий выступил с опровержением ленинской работы, но все же руководителям партии пришлось ознакомить с «Завещанием» делегатов партийного съезда. И если бы Пятницкий действительно оказался тем, за кого его пыталось выдать следствие, то тайна передачи завещания непременно бы всплыла, и гнев Сталина был бы неописуем. Поэтому она не верила. В разгар арестов 1937 года Надежда Константиновна с Марией Ильиничной, сестрой Ленина, посетили в Кремле вождя. Они просили за старых большевиков, кинутых в застенки Лубянки. Сталин встретил их просьбы матом и криком: «Кого вы защищаете – убийц защищаете!» Крупскую и сестру Ленина вывели на улицу под руки, бледных и дрожащих.

Надежда Константиновна работала много и плодотворно – каждый день встречи, каждые два дня письмо, каждые три дня – выступление. Вот как прошел, к примеру, день 23 февраля, накануне дня ее рождения. Начала она работу с чтения 20 писем, написала одно, позвонила в ЦК партии Андрееву, затем Поспелову, потом встретилась с двумя товарищами, напоследок приняла участие в многочасовом заседании Совнаркома о Третьем пятилетнем плане. Говорить о какой-то болезни или упадке сил не приходится.

Хотя на окружающих Крупская производила впечатление призрака из прошлого. Вот какой ее видел в 1930-е годы молодой выдвиженец Никита Хрущев: «Бывало, придет дряхлая старушка, ее все сторонятся, потому что она была человеком, который не отражает партийной линии и к которому надо присматриваться, потому что он неправильно понимает политику партии».

26 февраля 1939 года Крупская праздновала свое семидесятилетие. Но так как этот день был рабочим, а настоящие большевики предрассудками не страдали, гости к юбилярше собрались заранее, 24 февраля съехались на дачу в Архангельском. Среди приехавших друзей были 3. П. и Г. М. Кржижановские, В. Р. Менжинская. Прибывших встречала В. С. Дриздо, бессменная секретарша Крупской с 1919 года. Юбилярша была весела и бодра. Но уже поздним вечером, после десерта, Крупская почувствовала себя неважно, не отпускала боль в животе, и ее срочно увезли в кремлевскую больницу. Наблюдавшие ее врачи обнаружили все признаки кишечной непроходимости, но от оперативного вмешательства отказались. Было вынесено суждение о наличии воспалительного очага в брюшной полости в связи с закупоркой склеротических сосудов кишечника. Следствием закупорки стало общее омертвление части кишечника с последующим воспалением брюшины. Болезнь развивалась стремительно и с самого начала сопровождалась резким ослаблением сердечной деятельности. Крупская потеряла сознание.

26 февраля она пришла в себя, была в полном сознании. Окружавшие рассказали ей обо всех поздравлениях, прибывших из Кремля «близкому другу и помощнику вождя», а также о телеграммах от советских пионеров. Крупская не теряла энергии и не собиралась долго лежать, намеревалась присутствовать на XVIII съезде партии, назначенном на март. Но 27 февраля 1939 года в 6 часов 15 минут утра ее сердце перестало биться. Вскрытие подтвердило вышеприведенный диагноз.

А теперь несколько слов о десерте, поданном на дне рождения. Это был присланный Сталиным торт. Все дружно ели его и хвалили. И лишь Крупская, одна из всех, умерла в больнице от острого отравления. Оставшиеся в живых участники вечера все последующие годы все как один отметали версию об отравлении. Однако, имея представление о разнообразии ядов, разрабатываемых в спецлабораториях, говорить о случайности не приходится.

После смерти Крупской 27 февраля появилось заключение врачей из «кремлевки»: «Заболевание началось с сильных болей во всем животе, к которым присоединилась многократная рвота, резко учащенный пульс, посинение носа и конечностей. При явлениях паралича сердечной деятельности тов. Крупская скончалась». Это заключение Сталин бережно хранил в своем архиве.

Уже 8 марта в прессе появился Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденом Ленина наблюдавших Крупскую врачей Спасокукоцкого и Очкина «за выдающиеся заслуги в области хирургии и лечебной помощи больным в больнице № 1 при Наркомздраве СССР».

На торжественных похоронах Сталин лично нес урну с прахом Крупской. Она удостоилась ниши в Кремлевской стене, но уже на следующий день после похорон на квартире и даче Крупской был произведен тщательный обыск, и часть архива была изъята. Издательство Наркомпроса получило директиву: «Ни одного слова больше не печатать о Крупской». Книги и брошюры Крупской изымались из библиотек для уничтожения и передачи в спецхран.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.