Глава 3
Глава 3
Человек отличается от всех других созданий способностью смеяться.
Д. Аддисон
Бальзак, будучи еще малоизвестным начинающим писателем, однажды очутился за столом между двумя юными франтами, которые все время задирали его. Он долго молча и терпеливо выслушивал их колкости и, наконец, сказал им:
– Я вижу, господа, что вы надо мной издеваетесь. Но вы ошибаетесь относительно меня, вы составили обо мне совсем неверное мнение. Я вам скажу, что я, в сущности, собой представляю. Я вовсе не дурак и не болван, а я посредине между тем и другим.
К Бальзаку пришел сапожник, чтобы получить деньги за работу.
– Зайди завтра, – сказал Бальзак. – Сегодня у меня нет ни гроша.
– Когда я прихожу за деньгами, то вас никогда нет дома, – стал ругаться сапожник, – а когда вы единственный раз оказались дома, у вас нет денег.
– Это вполне понятно, – сказал Бальзак. – Если бы у меня были деньги, то, наверное, меня бы теперь не было дома.
Как-то ночью в квартиру к Бальзаку забрался вор. Убедившись, что хозяин спит, злодей подошел к столу и начал открывать ящик. Неожиданно раздался громкий смех. Вор обернулся и в лунном свете увидел писателя. Несмотря на испуг, злоумышленник нашел мужество спросить:
– Почему вы смеетесь?
– Я смеюсь потому, что ты в темноте ищешь то, что я не могу найти днем.
Портной принес счет Дюма и застал его еще в постели. Осведомившись, зачем он пришел, хозяин сказал:
– Подойдите, пожалуйста, к моему бюро и откройте ящик.
Портной начал выдвигать ящики бюро один за другим; Дюма долгое время, указывал ему, какой именно ящик надо выдвинуть. Наконец нужный ящик был найден и выдвинут.
– Ну вот, этот самый. Загляните в него, что вы там видите?
– Вижу кучу каких-то бумажек, – отвечал портной.
– А это все разные счета, – пояснил ему Дюма. – Я их все собираю в этот ящик. И вы свой сюда же положите. А затем честь имею кланяться.
И писатель преспокойно повернулся на другой бок.
Дюма шел по улице и беседовал с приятелем. Тот был завзятый курильщик, не выпускавший трубки изо рта, Дюма же в то время не курил.
Курильщик говорил:
– Хорошая вещь этот табачок. Скверно только одно, что он стоит денег, и чем больше куришь, тем накладнее для кармана.
– Это ты верно говоришь, – отвечал Дюма. – В самом деле, подумай-ка, если бы ты не курил и все деньги, которые тратишь на табак, откладывал и копил, так ведь у тебя давно был бы свой дом, а может быть, и целое имение.
– Так, так, – отвечал курильщик. – Ну-ка, ты, некурящий, много ли ты отложил? Где твой дом, где имение?
Служанка, простая деревенская баба, по приказанию барыни пошла звать Дюма на обед. Она застала его в то время, когда он чистил зубы щеткой. Баба, никогда в жизни не видавшая этой операции, придала ей очень своеобразное толкование. Когда она вернулась домой и барыня ее спросила, придет ли тот господин, она отвечала:
– Придут-с, они уж точат зубы.
Александр Дюма разговорился с крестьянином о погоде, урожае и т. д. Крестьянин сказал, между прочим:
– Если бы еще прошел такой хороший теплый дождь, как вчера, то так бы все и полезло из земли.
– Ну, это сохрани Бог, – заметил Дюма, – у меня в земле-то две жены зарыты.
Александр Дюма, рассказывая о необычайной быстроте курьерского поезда, на котором он ехал, говорил: «Вы меня знаете, я человек раздражительный, вспыльчивый и быстрый на расправу. Поезд остановился в Лионе. Я стоял на площадке вагона, а около, на платформе, стоял начальник станции. Я ему что-то сказал; он ответил грубостью. Слово за слово, мы повздорили, и я в бешенстве замахнулся, чтобы дать ему пощечину. Но как раз в этот момент поезд тронулся. Я уже размахнулся, не мог удержать руку и… моя плюха досталась начальнику станции в Марселе. Конечно, пришлось извиняться».
Александр Дюма путешествовал по Испании. В Мадриде на улице к нему протянул руку нищий испанец, драпировавшийся в свои живописные лохмотья. Путешественник был раздосадован его приставаниями и вместе с тем поражен бодрой и крепкой внешностью.
– Как тебе не стыдно клянчить и бездельничать, – сказал он нищему. – Ты такой здоровенный мужчина и мог бы честно зарабатывать свой хлеб.
Испанец тотчас принял самый гордый и надменный вид и отвечал:
– Милостивый государь, я прошу подаяния, а вовсе не совета.
Французский писатель Виктор Гюго однажды отправился за границу.
– Чем вы занимаетесь? – спросил у него жандарм, заполняя специальную анкету.
– Пишу.
– Я спрашиваю, чем добываете средства к жизни? – уточнил свой вопрос пограничный страж.
– Пером.
– Так и запишем: «Гюго – торговец пером», – сказал жандарм.
Какой-то человек на исповеди у аббата Дебре признался, что украл у своего соседа сто снопов пшеницы. Исповедник спросил его, совершал ли он кражу много раз, ведь трудно сразу утащить сотню снопов. Мужик разъяснил, что он ходил воровать четыре раза и каждый раз утаскивал по двадцать снопов.
– Но ведь это выходит восемьдесят снопов, а ты говоришь – сто?
– А я еще сегодня собираюсь утащить двадцать снопов, так уж заодно и каюсь.
Какой-то молодой человек, редкостно тупоумный, должен был держать экзамен для поступления в духовное звание. Патер Дебре, желая позабавиться, задал ему вопрос:
– У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. Кто их отец?
Глупый малый был поставлен в тупик и совсем ничего не ответил. Его, конечно, прогнали, и, вернувшись домой, он рассказал отцу о своем приключении.
– До чего ты глуп! – воскликнул отец. – Как же ты не мог этого сообразить? Ну, подумай сам. У нашего соседа мельника три сына: Пьер, Жан и Якоб. Кто их отец?
– Конечно, мельник! – вскричал сынок.
– Ну, понял теперь!
Сын вновь пошел на экзамен, и патер Дебре, предчувствуя новую забаву, задал ему тот же самый вопрос: кто был отец сыновей Ноя?
– Наш сосед мельник.
Георг II (английский король) однажды остановился дорогой в гостинице, в глухом местечке, и спросил себе на закуску яиц. Хозяин спросил с него по гинее за яйцо.
– У вас тут яйца, должно полагать, большая редкость? – спросил, улыбаясь, король.
– Нет, ваше величество, яиц у нас сколько угодно, а короли – редкость.
У художника Мюзара был роскошный плодовый сад в одной деревеньке близ Парижа. И вот однажды он заметил убыль груш из сада, начал следить и, наконец, поймал вора – местного жителя – с поличным. Мюзару очень не хотелось отдавать человека под суд, и он пошел с ним на сделку.
Г. Рени. Постройка Ноева ковчега
– Слушай, я тебе добровольно дам отступного, только не грабь моего сада. Сколько тебе надо? Хочешь, я буду тебе ежегодно давать в дань сотню груш?
– Ну, нет, это мне не расчет, – ответил откровенный хищник, – я ворую у вас куда больше!
Английский богослов Самуэль Клерк однажды попросил у своего знакомого какую-то книгу. Тот отвечал, что никогда ни одной своей книги он не дает уносить из дому, а что если Клерку угодно, он может приходить к нему и читать нужную ему книгу сколько душе угодно. Спустя некоторое время ревнивый владетель книги возымел надобность в мехах для раздувания огня и послал к Клерку, прося одолжить ему ненадолго эту вещь.
– Скажи своему барину, – говорил Клерк посланному, – что я никогда не позволяю выносить меха из моей комнаты; а если ему надо, пускай приходит сюда и дует сколько душе угодно.
Автор «Путешествий Гулливера» Джонатан Свифт любил ходить пешком. Однажды он поздно вечером пришел в какую-то гостиницу, и ему объявили, что все комнаты заняты и поместить его негде. Ему могли только предложить разделить ложе с каким-то фермером. Он принял это предложение, за неимением лучшего. Фермер еще не спал. Свифт улегся рядом и сейчас же вступил с ним в беседу. Фермер разболтался и начал рассказывать, как он хорошо сделал все свои дела на ярмарке, которая происходила в том местечке.
– Ну, а я, со своей стороны, не могу похвастаться, – начал Свифт, выслушав его. – С тех пор как начались заседания суда, я всего еще только шестерых вздернул.
– Как вздернули? – спросил несколько оторопевший фермер. – Да вы по какой части?
– Не советую вам близко ознакомляться с этой частью. Разве что сами станете мастером, как я. Может быть, тогда вам это ремесло и понравится; хотя подчас таки и трудненько приходится.
– Да кто же вы такой, наконец?
– Я палач. Еду теперь в Тайберн, надо там вздернуть с десяток джентльменов большой дороги.
Фермер мгновенно спрыгнул с кровати и был таков, а Свифт преспокойно растянулся на просторном ложе.
Свифт был груб с прислугою, и своею, и чужою. Кто-то из его друзей прислал ему лосося в подарок. Лакей, принесший рыбу, уже не раз бывал у Свифта и знал, что от него не добьешься не только на чай, но даже и приветливого слова. Он подал ему рыбу со словами:
– Вот, барин прислал вам лосося.
– Ты что же это, – прикрикнул на него Свифт, – разве так делается подношение?.. Сядь сюда на мое место, а я возьму рыбу и научу тебя, как следует это делать, а ты смотри и учись. Лакей уселся в кресло, а Свифт, держа рыбу, с почтительным поклоном подошел к нему и сказал:
– Милостивый государь, мой барин приказал свидетельствовать вам свое почтение и просить вас соблаговолить принять от него этот маленький подарок.
– Хорошо, мой милый, – отвечал лакей, в свою очередь входя в роль барина. – Передай своему барину, что я его благодарю, и вот тебе полкроны!
Свифту пришлось в свою очередь воспользоваться уроком.
Однажды Свифт, собираясь сесть на коня куда-то ехать, заметил, что сапоги его не чищены. Он кликнул своего лакея и строго спросил его, почему сапоги не чищены.
– Чего их напрасно чистить! – грубо отвечал лакей. – Все равно поедете, опять их и забрызгаете грязью!
Сказав это, лакей тут же спросил у Свифта ключ от буфета.
– Зачем это? – спросил Свифт.
– Я хочу завтракать, – отвечал лакей.
– Ну вот, стоит завтракать, когда через два часа снова захочется есть! – ответил Свифт и, не дав ключа, пришпорил коня и ускакал.
Португальский король Иосиф высоко ценил в людях ум. Однажды, например, его министр, маркиз Понтелейна, вывернулся из большого затруднения благодаря своей ост роумной выходке.
У него с королем зашел щекотливый разговор о пределах власти короля над своими подданными. Маркиз утверждал, что эта власть должна все же иметь свои границы, король же полагал, что она беспредельна. Беседа обострялась, и король начал гневаться и в пылу раздражения крикнул маркизу:
– Я, если мне вздумается, могу повелеть вам броситься в море, и вы обязаны без колебания это исполнить.
Маркиз, ничего на это не отвечая, повернулся и пошел из комнаты.
– Что это значит? – окликнул король. – Куда вы?
– Пойду учиться плавать на всякий случай!
Маршал Кастеллан имел привычку спрашивать своих офицеров о их происхождении и родне. Офицерам это очень надоедало, и они сговорились давать все один и тот же ответ на вопросы маршала. Он обычно спрашивал: «Кто ваш отец? Кто ваша мать? Кто ваша сестра?» И ему порешили отвечать стереотипными фразами:
– Мой отец сапожник; моя мать прачка; моя сестра девица легкого поведения.
И вот однажды на смотру, получив такой ответ уже от трех офицеров подряд, он обратился к четвертому, и едва тот ответил на первый вопрос: «Мой отец сапожник», как маршал перебил его:
– Знаю, знаю, а ваша мать прачка, а сестра девица легкого поведения. А что касается до вас самих – вы отправитесь на две недели под арест!
В числе весьма многих проделок знаменитого вора Картуша нижеследующая может считаться гениальнейшею по своей удивительной простоте и непосредственности.
Зашел он вечером в какой-то магазин и что-то спросил. Пока ему искали его товар, он присоединился к компании хозяина магазина и его гостей, которые оживленно беседовали о каком-то ловком мошенничестве. Послушав их некоторое время, Картуш сказал:
– Все, что вы рассказываете, господа, не выдерживает никакого сравнения с проделкою одного вора, который унес два серебряных подсвечника, вот вроде тех, какие у вас стоят на прилавке, и это, заметьте, на глазах хозяина, приказчиков и еще нескольких посторонних свидетелей, которые все это видели, смотрели на него и всетаки не могли ему помешать.
Присутствующие в один голос разразились возгласами недоверия и сомнения:
– Этого не может быть! Это невероятно! Вы шутите!
– Позвольте, господа, да я сам при этом присутствовал, – возражал им Картуш, – и могу вам рассказать и показать, как он это сделал.
– Очень любопытно, сделайте одолжение! – просили хозяин магазина и его гости.
– Нет ничего проще, – сказал Картуш и, делая вид, что он описывает действия того вора, продолжал: – Он взял подсвечники – вот так! – спрятал их под плащ – вот так! – потом потушил лампу – вот так! – и вышел вон.
И с этими словами он выскользнул из магазина и мгновенно исчез из глаз ошеломленного хозяина магазина, его приказчиков и гостей. Когда же они, наконец, очнулись и пришли в себя, его и след простыл.
Вор Картуш встречается с другим вором.
– У тебя хорошенькая цепочка, – говорит Картушу приятель.
– И часы недурны, – ответил Картуш, вытаскивая часы из кармана. – Они в самом деле хороши.
– Сколько же ты дал за них?
– Не знаю, купец спал, когда я их покупал.
Известный английский актер Фут бражничал в гостях у лорда Сандвича. Лорд любил выпить, выпил и на этот раз и вздумал пошутить над Футом.
– Знаете, Фут, – сказал он, – я часто думаю, как и отчего вы скончаетесь, и мне думается, что вы непременно покончите жизнь либо от дурной болезни, либо на виселице.
– Я сам так думаю, милорд, – подхватил ядовитый и злой Фут. – И, знаете, это будет зависеть от того, что я позаимствую у вас: вашу любовницу или ваш образ жизни.
Однажды композитор Глюк, проходя мимо лавочки, нечаянно разбил в ее окне стекло. Он спросил у лавочника, сколько стекло стоит, и, узнав, что полфранка, подал лавочнику экю (два франка). Но у того не случилось сдачи, и он хотел пойти к соседу попросить его разменять экю.
– Не стоит тратить времени, – остановил его Глюк, – оставьте весь экю у себя, а я вот лучше еще одно стекло разобью!
Делапорт написал и сдал в театр «Варьете» в Париже водевиль «Дочь Грегуара». Пьеса была плохая, и ее освистали. Между прочим, одно из главных действующих лиц в пьесе был горбатый. И когда кто-то из актеров или публики, желая подшутить над злополучным Делапортом, спросил у него: «Что это сегодня так свистят, господин Делапорт?» – тот отвечал: «Очень простая вещь! Главное действующее лицо горбатый, а в публике собралось несколько горбатых, вот они и свистят!»
Быстро разбогатевший буржуа заказал известному скульптору Прео большую группу, долженствовавшую представлять Полифема, раздавившего скалою Акиса. Скульптор занят был другими работами и не исполнил заказа к сроку. Заказчик начал ему надо едать, и Прео, выведенный из терпения, однажды, когда тот опять пришел, подвел его к куче лепной глины и объявил, что вот, дескать, готово, получайте.
– Где же Акис?.. – недоумевал заказчик, оглядывая кучу со всех сторон.
– Как где? Ведь он же задавлен! Он под скалою, его не видно.
– А Полифем?
– Полифем сделал дело, навалил скалу и ушел. Что же ему еще тут делать? Стоять над скалой, караулить ее?
Герцог Омон был чрезвычайно ленив и, когда долго не брился, говаривал: «Омон, Бог создал тебя дворянином, король сделал тебя герцогом. Все это сделали для тебя другие. Сделай же что-либо и сам для себя – побрейся!»
А. Каррачи. Полифем в ярости
Английский врач Абернети был мрачен, суров, а главное, ужасно молчалив и ценил в людях лаконизм превыше всех других добродетелей. Одна дама, знавшая это его свойство, будучи укушена собакой, пришла к нему за советом и молча протянула ему укушенную руку. Абернети осмотрел рану и затем между врачом и пациенткой произошел такой разговор:
– Царапина? – спрашивает врач.
– Укус.
– Кошка?
– Собака.
– Сегодня?
– Вчера.
– Болит?
– Нет.
Доктор пришел в такой восторг от этой пациентки, что почти обнял ее.
Он не любил также, когда его беспокоили по ночам. Один раз он только что вернулся с ночного визита и улегся в постель, как опять раздался звонок и чей-то встревоженный голос требовал немедленно доктора.
– Что случилось? – крикнул рассерженный Абернети.
– Доктор, ради бога поспешите, мой сын проглотил мышь, помогите!..
– Ну так дайте ему проглотить кошку и оставьте меня в покое!
Лорд Честерфилд сохранил свойственные ему от природы веселость и шутливость почти до самого смертного часа. За несколько дней до смерти он кое-как собрался с силами и сделал небольшую прогулку в экипаже.
– Вы прокатились по свежему воздуху, милорд? – спросил его кто-то, когда он возвратился с прогулки.
– Нет, это я уже приступил к репетициям моих похорон, – отвечал шутливый лорд.
Профессор юридического факультета в Париже РуайэКоллар был обременен долгами и в этом смысле был так же знаменит, как и своими учеными трудами. Однажды на экзамене он спросил у студента, что такое вексель. Ленивый и ровно ничего не знавший юноша долго мялся и, наконец, откровенно сказал:
– Не знаю.
– Экий счастливец! – вздохнул профессор и поставил «отлично».
Богатый банкир Жюль Эркю вел знакомство с представителями высшей аристократии, по преимуществу молодыми людьми, живущими на широкую ногу. Один из них, посетив его однажды, попросил ссудить ему несколько тысяч в долг.
– Сию минуту, – сказал Эркю очень спокойно. Он достал какую-то тетрадь, развернул ее и написал: «Такому-то выдано столькото, такого-то числа и месяца».
Потом захлопнул тетрадь, поставил ее на место и как ни в чем ни бывало продолжал прерванный разговор. Приятель, несказанно обрадованный таким легким успехом, долгое время оживленно поддерживал беседу, но, наконец, соскучился и осторожно напомнил о деньгах.
– Какие деньги? – изумился Эркю.
– Как какие? Которые я у тебя просил… Ведь ты сам записал уже, что выдал их мне.
– Друг мой, – спокойно возразил Эркю, – я такими операциями не занимаюсь, не даю денег взаймы первому, кто на это изъявит желание. А записываю я такие просьбы просто ради любопытства. Мне хотелось знать, много ли я раздал бы денег, если бы давал взаймы всем, кто попросит; и вот посмотри, – продолжал он, показывая приятелю ту же тетрадь, – за текущий год у меня просили взаймы уже около десяти миллионов.
Банкир Жюль Эркю в большом обществе рассказывал, что у него была с кем-то ссора и что он получил пощечину.
– Пощечину! – вскричал один из присутствующих. – Но ведь я полагаю, что она не могла остаться без всяких последствий?
– Еще бы! – отвечал Эркю. – У меня восемь дней болела щека.
Рассказывают, что парижский актер Поль Теньер, остановившийся в гостинице, заказал двум сапожникам по паре сапог и приказал им принести заказы к себе в гостиницу – одному в 9, другому в 10 часов утра. Когда явился первый сапожник, Теньер одобрил левый сапог, а правый велел унести обратно, что-то в нем поправить и принести обратно ровно в 6 часов вечера. Денег, конечно, не отдал. После того явился другой сапожник. У этого он одобрил правый сапог, а левый велел поправить и принести в 6 часов вечера. «Деньги тоже после, – сказал он, – когда принесешь другой сапог». Таким образом, у него составилась добрая пара даровых новых сапог, с которой он и поспешил улизнуть из гостиницы, разумеется, задолго до 6 часов вечера.
Французский писатель Эжен Леруа добивался чести попасть во французскую академию. Им была написана какая-то историческая книга, которая и составляла то, что французы называют «литературным багажом кандидата». Это произведение, как он надеялся, и должно было открыть перед ним врата святилища науки. Он, конечно, озаботился вручить экземпляр своей книги академикам, на голоса которых рассчитывал при своей баллотировке. Через некоторое время он зашел к одному из этих академиков, чтобы узнать его мнение о своей книге.
– Я прочел вашу книгу, – сказал ему академик, – и нашел в ней много верного и много нового. Но только вот в чем беда: все, что в вашей книге есть верного, то не ново, а что в ней есть нового – то неверно.
Марнеф однажды услышал рассказ о том, что содержатель трактира дал пощечину своему посетителю, а тот притянул его к суду, и трактирщика присудили к штрафу в десять экю. Марнеф старательно расспросил обо всех подробностях дела, вообще удостоверился в полной справедливости рассказа. После того он направился к этому самому трактирщику, поселился у него, жил, ел и пил три дня и задолжал шесть экю. Затем потребовал счет и, просмотрев его, сказал хозяину: «Ну, сударь мой, я должен вам признаться, что у меня нет ни су. Но мы с вами можем рассчитаться вот каким манером. Вы знаете по собственному опыту, что пощечина стоит десять экю. Итак, дайте мне пощечину, а затем вычтите те шесть экю, которые я вам должен, а мне пожалуйте четыре экю сдачи».
Актера Поля Теньера много раз обворовывали и грабили на улице. Однажды, когда он на это жаловался, ему посетовали: зачем же он, выходя из дому в ночное время, не берет с собой пистолетов.
– Покорно вас благодарю, – отвечал тот. – Мало еще меня грабили, вы хотите, чтобы у меня и пистолеты отняли.
За границей во многих местах в прежнее время существовали академии и разные другие учебные учреждения, отличавшиеся большой неразборчивостью при выборе своих членов, в число которых, разумеется, за деньги, попадали люди, которым просто из тщеславия было желательно облечь себя академическим статусом. Про такие академии рассказывали много забавных случаев. Так, сохранилось предание об одной из этих академий, находившейся во Франции и принимавшей за пятьдесят франков кого угодно в число своих членов. В эту академию изъявил желание поступить какой-то извозчик. Он внес свои пятьдесят франков и был принят. По наивности ли или желая посмеяться над ученым учреждением, извозчик просил заодно зачислить в академию и свою лошадь, предлагая внести за нее ту же сумму.
– Лошадей мы не принимаем, – серьезно отвечал ему председатель академии, – мы принимаем только ослов.
Перед премьерой оперы «Фауст» у Гуно спросили, сколько лет Фаусту.
– Нормальный человеческий возраст, – ответил он, – шестьдесят лет.
Самому Гуно было тогда сорок. Спустя двадцать лет Гуно задали тот же досужий вопрос.
– Нормальный человеческий возраст: примерно восемьдесят лет, – ответил композитор.
После первого же представления «Фауста» популярность Гуно среди парижан росла с каждым днем. Издательство не успевало выпускать клавиры этой оперы. Однако материальное благополучие композитора не повышалось…
Однажды владелец музыкального издательства пригласил Гуно покататься на санях по Булонскому лесу. Создатель «Фауста» явился в старом, изрядно потертом зимнем пальтеце. Издатель, ожидавший его в загородной вилле, был одет в новую, с иголочки, элегантную шубу. Гуно пощупал пальцами дорогую вещь.
– Поздравляю, – сказал он, улыбаясь, – подарок от Фауста, не так ли?
Известный ученый Андре Ампер с сыном остановились в Авиньоне передохнуть и подкрепить силы. Рассеянный Ампер никак не мог сосчитать, сколько следует уплатить крестьянину, у которого они остановились, за еду и ночлег.
Наконец с помощью крестьянина это удалось сделать.
– Да, сударь, – заметил добродушный авиньонец, – вы немного умеете считать, но вам бы следовало поучиться арифметике у нашего кюре. Уже сколько лет минуло с тех пор, как он меня обучал цифрам, а я, как видите, до сих пор кое-что помню.
Датский писатель-сказочник Ханс Кристиан Андерсен, по свидетельству современников, не обращал внимания на свой внешний вид и одевался довольно небрежно. Его старый поношенный плащ и помятую шляпу знал весь Копенгаген.
Однажды, когда Андерсен гулял по улицам аккуратного и чопорного Копенгагена, какой-то прохожий бесцеремонно спросил его:
– Скажите, этот жалкий предмет на вашей голове вы называете шляпой? Андерсен не растерялся, посмотрел на задавшего вопрос и спокойно поинтересовался:
– А этот жалкий предмет под вашей модной шляпой вы называете головой?
Х. фон Мааре. Автопортрет с Ленбахом. Фрагмент
Иоганн Себастьян Бах играл на органе одну из своих прелюдий ученику, пришедшему его проведать. Ученик стал восхищаться превосходной игрой маэстро. Бах, прервав его, сказал:
– В этом нет ничего удивительного: надо только своевременно нажимать соответствующие клавиши, а все остальное сделает орган!
Как-то раз французский химик Пьер Бертло, всегда отличавшийся исключительной аккуратностью и пунктуальностью, взял к себе в ассистенты одного весьма рассеянного молодого человека, который постоянно опаздывал и всякий раз ссылался на неточность хода своих часов. В конце концов выведенный из себя Бертло решительно заявил неаккуратному помощнику:
– Вот что, сударь! Решайте – или вы смените свои часы, или я сменю вас.
Листеру достался в наследство старенький жилой дом. Он его решил продать и обратился к маклеру. Маклеру с большим трудом удалось найти покупателя. Он привел его к Листеру и начал расхваливать продаваемый дом. Когда покупатель уже согласился его купить, Листер вдруг заявил, что передумал продавать дом.
После ухода покупателя Листер сказал удивленному маклеру:
– Вы так убедительно и красочно расписали покупателю планировку дома, удобство места его расположения, а также прекрасный внешний вид, что мне самому захотелось стать его владельцем.
Когда Твен стал известным писателем, к нему начало приходить много писем с просьбой о помощи. Как-то из одного городка к нему пришло письмо, в котором магистрат просил прислать денег на строительство стены для городского кладбища. Твен ответил:
– Считаю ваш проект ненужным. Те, кто на кладбище, уже не могут его покинуть, а те, кто за его стенами, не имеют никакого желания туда попасть.
Как-то спросили Твена, в чем он видит разницу между ошибкой и заблуждением.
– Если вы возьмете чужой шелковый зонт вместо своего хлопчатобумажного, это будет ошибкой, – ответил Твен. – Если же вместо собственного шелкового прихватите чужой хлопчатобумажный – это будет заблуждением.
Приехав в одну из лондонских гостиниц, Твен увидел в книге записей приезжающих отметку: «Лорд Л. с камердинером». Твен, в свою очередь, написал: «Марк Твен с чемоданом».
Твен писал одному юноше, который жаловался, что родители его «малопонятливы»: «Потерпите! Когда мне было четырнадцать лет, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его. Но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен тем, насколько этот старый человек поумнел».
На одной из встреч с читателями Твена спросили:
– Как пишутся популярные книги?
– О, это очень просто! – ответил писатель. – Для этого достаточно иметь перо и бумагу, а потом вы без всяких усилий пишете все то, что вам приходит в голову. Немного хуже обстоит дело с тем, что именно приходит в голову.
Путешествуя по Франции, Твен ехал в поезде в город Дижон. Поезд был проходящим, и он попросил разбудить его по прибытии в Дижон. При этом писатель сказал проводнику:
– Я очень крепко сплю. Когда вы меня начнете будить, может быть, я стану кричать. Так не обращайте на это внимания и обязательно высадите меня в Дижоне.
После сказанного Твен пошел спать. Когда он проснулся, было уже утро, и поезд подъезжал к Парижу. Писатель понял, что проехал Дижон, и очень рассердился. Он побежал к проводнику и стал ему выговаривать:
– Я никогда не был так сердит, как сейчас, – кричал он. Проводник посмотрел на писателя с удивлением.
– Вы не так сильно сердитесь, как тот американец, которого я ночью высадил в Дижоне, – сказал он.
Увлечение спиртными напитками отрицательно отразилось на здоровье французского художника Мориса Утрилло. Однажды он обратился к парижскому извозчику:
– Вот вам, добрый человек, франк и выпейте за мое здоровье!
Извозчик посмотрел на бледнолицего и изможденного художника и сказал:
– Я думаю, сударь, что вам придется еще добавить. У вас такой болезненный вид, что, пожалуй, одного франка будет маловато.
Уэллса попросили рассказать, что такое телеграф.
– Представьте себе гигантскую кошку, – объяснил писатель, – хвост ее в Ливерпуле, а голова в Лондоне. Когда кошке наступают на хвост – раздается мяуканье. Точно так же работает телеграф.
– А что такое беспроволочный телеграф? – спросил один из слушателей.
– То же самое, – ответил Уэллс, – но только без кошки.
Шоу отозвался довольно критически о живописи в присутствии одного художника.
– Почему вы разрешаете себе быть таким непримиримым? – вознегодовал художник. – Ведь вы же, сэр, не написали в жизни ни одной картины!
– Что верно, то верно, – спокойно согласился с ним писатель. – Однако я могу же высказать свое мнение об омлете, хотя не снес в своей жизни ни одного яйца.
Шоу как-то попросили высказать свои взгляды на брак. Он сказал:
– Тут дело обстоит так же, как в обществе франкмасонов. Те, кто не вступили в него, ничего не могут сказать. Те же, кто уже вступил, вынуждены молчать навеки.
Т. Гейнсборо. Портрет Роберта Эндрюса с женой Фрэнсис
Как-то Шоу получил странное приглашение, гласившее: «Лорд X. будет у себя дома в следующий вторник между четырьмя и шестью часами».
На оборотной стороне приглашения Шоу скромно написал: «Бернард Шоу тоже».
Шоу был приглашен как-то в один богатый дом. Не успел он вой ти в гостиную, как дочь хозяина дома села за рояль и принялась играть какую-то салонную пьеску.
– Вы, кажется, любите музыку? – спросил его хозяин дома.
– Конечно, – ответил Шоу, – но пусть это не мешает вашей дочери музицировать.
Шоу встретился с очень толстым джентльменом. Взглянув на худого Шоу, толстяк сказал:
– У вас такой вид, что можно подумать, будто Англия голодает.
– А посмотрев на вас, – ответил Шоу, – можно подумать, что вы являетесь причиною этого голода.
Чувство юмора не покидало Шоу даже в последние дни его жизни. Его экономка вспоминала: «Одна из ирланд ских радиостанций прервала программу, чтобы спросить, какую мелодию он хотел бы услышать. Они знали о его любви ко всякой музыке и, наверное, ожидали, что он выберет что-нибудь классическое, а он удивил их всех и выбрал ирландскую мелодию, которая называется «Помирает старая корова».
Шоу никогда не позволял режиссерам сокращать текст своих пьес. Однажды директор одного из лондонских театров, поставивших его комедию, после генеральной репетиции послал драматургу телеграмму следующего содержания: «Разрешите сократить пьесу, в противном случае зрители из провинциальных городов опоздают на последний поезд».
«Сокращать запрещаю. Измените расписание поездов», – гласила ответная телеграмма.
Румынский писатель Караджале встретил депутата Титу. Тот сразу же принялся расхваливать свое новое меховое пальто.
Караджале спросил его:
– А сколько стоит твое пальто, Титу?
– Больше трех тысяч, – ответил тот.
Караджале посмотрел на свое старенькое пальто и, покачав головою, мягко сказал:
– Что поделаешь, Титу? Я вот не могу себе позволить носить пальто, которое стоит больше, чем я…
Однажды американский киноактер Адольф Менжу, обновляя свой гардероб, заказал у лучшего портного брюки. Выполнение заказа затянулось. Только через месяц, после нескольких примерок, портной наконец выполнил заказ.
Забирая брюки, Менжу с раздражением сказал портному:
– Богу понадобилось семь дней, чтобы сотворить мир, а вы мне тридцать дней шили брюки.
На это портной ответил:
– Сэр, посмотрите, пожалуйста, на этот мир и посмотрите – на эти брюки!
На дверях своего деревенского дома датский физик Нильс Бор повесил подкову, которая якобы приносит счастье.
Увидев подкову, один из гостей Бора спросил с удивлением:
– Неужели вы, такой великий ученый, верите, что подкова над дверью приносит счастье?
– Нет, – ответил Бор, – конечно, не верю. Но вы знаете, она приносит счастье даже тем, кто в это не верит.
На званом обеде одна дама настойчиво просила немецкого физика Макса Борна в нескольких словах объяснить теорию относительности.
– Извольте, – ответил ученый. – Но сначала маленькое предисловие.
Как-то ко мне приехал коллега из Франции. Он плохо говорил по-немецки, а я не лучше по-французски. Впрочем, о физических проблемах мы с ним беседовали на языке формул и понимали друг друга. Но однажды мы пошли гулять, устали, и я предложил:
– Давайте купим молоко.
– Молоко? А что такое молоко?
– Жидкость. Белая жидкость.
– Жидкость? А что такое белое?
– Вам незнаком белый цвет? Лебедя видели?
– А что такое лебедь?
– Лебедь – это большая птица с изогнутой шеей.
– С изогнутой шеей?
– Так вы не знаете, что такое изогнутая шея? Посмотрите на мою руку. Я изогнул ее.
– Ах, вот что такое изогнутая шея. Теперь я понял, что такое молоко…
Собеседница Борна перевела разговор на другую тему.
Брехт получил от одного своего знакомого по почте пакет. После вскрытия пакета оказалось, что он заполнен только оберточной бумагой, к которой была приложена коротенькая записка: «Дорогой друг! Я жив и здоров, чего и тебе желаю».
Через некоторое время этот знакомый получил извещение, что ему пришла посылка. Он быстро побежал на почту, где ему выдали тяжелый ящик. Знакомому пришлось взять извозчика, а потом с большим трудом втащить ящик на четвертый этаж.
Когда он наконец открыл ящик, то с изумлением увидел, что в нем лежит большой камень с запиской: «Дорогой друг! Посылаю тебе тот самый камень, который ты снял с моего сердца своим письмом».
Когда зашел разговор о больших успехах английского физика Эрнеста Резерфорда, последовавших один за другим, кто-то из его друзей заявил ему:
– Вы всегда на гребне волны!
– Верно, но ведь я и поднимаю эту волну, – ответил Резерфорд.
Ж. Фрагонар. Читающая девушка
На лекции датского астронома Ремера один из его слушателей спросил:
– Скажите, профессор, куда я попаду, если, допустим, из этого зала просверлю дыру через весь диаметр Земли?
– Вы, молодой человек, непременно попадете в психиатрическую больницу, – ответил Ремер.
Американский писатель Эрнест Хемингуэй был страстным охотником и рыбаком. Однажды ему прислали из Англии письмо с вопросом: «Правда ли, что если нести впереди факел, то лев не набросится?»
«Это зависит от того, с какой скоростью нести факел», – ответил писатель.
Хемингуэя однажды спросили, что такое счастье.
– Счастье – это крепкое здоровье и слабая память, – последовал ответ писателя.
Собеседник Хемингуэя пытался убедить его в том, что в Соединенных Штатах долларам нет числа и их нетрудно заработать.
– Действительно, Америка – страна, полная денег, – согласился Хемингуэй, – только каждый должен их другому.
Как-то раз шофер Черчилля сбился с дороги и заехал неизвестно куда. Крайне раздосадованный Черчилль, высунувшись из окошка, окликнул прохожего и спросил:
– Извините, не могли бы вы, пояснить, где я нахожусь?
– В автомобиле! – буркнул прохожий и зашагал дальше.
– Вот ответ, достойный нашей палаты общин, – сказал Черчилль, обращаясь к шоферу. – Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, совершенно ненужный. И в-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.