Фритьоф Нансен и Ева Сарс
Фритьоф Нансен и Ева Сарс
Знаменитый покоритель Гренландии Фритьоф Нансен был известен в Норвегии не только как вдумчивый учёный, но и как великолепный лыжник. После Гренландской экспедиции началось повальное увлечение этим видом спорта.
…Однажды во время прогулки в лесу Фритьоф увидел в снежном сугробе две барахтающиеся ноги с лыжами. Он поспешил на помощь. Перед ним стояла девушка сияющей красоты! Нансен влюбился в неё с первого взгляда… Прекрасная незнакомка холодно поблагодарила спасателя и посоветовала ему идти своей дорогой.
Эта встреча произошла ещё до гренландской экспедиции. Потом Нансен встречал девушку на улице. Ему удалось выяснить, что её зовут Ева, что она дочь Михаэля Сарса, выдающегося зоолога, океанографа, профессора университета в Христиании. Мать девушки, Марен, — известная собирательница народных песен и великолепная рассказчица старинных саг.
Сама Ева Сарс обладала хорошим голосом, училась музыке в Берлине, славилась как отличная спортсменка. Говорили, что она окружена поклонниками и не отличается кротостью нрава.
Незадолго до начала гренландской экспедиции один из знакомых привёл Нансена в дом Марен Сарс, где собирались поэты, художники, музыканты. На огонёк часто заглядывал знаменитый поэт Бьёрнстьерне Бьёрнсон. Фритьоф провёл приятный вечер, слушая рассказы Марен и пение Евы.
После возвращения из экспедиции, летом 1889 года, Фритьоф сделал Еве предложение, признавшись при этом, что собирается отправиться в новое далёкое путешествие. «Куда?» — спросила она. «На Северный полюс!» — ответил он, не желая скрывать от близкого человека заветной мечты.
Перед свадьбой матери Евы пришлось поволноваться: Фритьоф сначала отказывался венчаться в церкви. Марен Сарс долго уговаривала его, напоминала о религиозности отца, говорила о сплетнях, которые поднимутся вокруг брака, не освящённого церковью. И он сдался.
В церкви была давка. Ещё бы! Молодой и уже знаменитый путешественник женится на молодой и уже известной певице!
Вместо весёлого свадебного путешествия супруги поехали на географический съезд в Лондон. Рассказ о путешествии в Гренландию и планах новой экспедиции к полюсу повсюду производил глубочайшее впечатление и всякий раз заканчивался восторженным чествованием.
Вернувшись на родину, Нансены сначала поселились в усадьбе Сторе-Френ у Марты Ларсен, служившей когда-то экономкой у родителей Фритьофа. Но им хотелось иметь свой дом. Нансен решил поселиться на берегу Чёрной бухты — не так далеко от города — скалы, сосны, море. Еве это место — Люсакер — тоже понравилось.
Поначалу здесь был выстроен совсем лёгкий дом, с полом, настланным прямо на земле, отчего в единственной комнате царил такой холод, что зимой по ночам замерзала вода в умывальнике. «В ту зиму он отучил меня мёрзнуть!» — говорила Ева Нансен. В этом холодном, похожем на сарай помещении рождалась книга о Гренландии. Друзья шутили: «Автору легко было писать — он воображал себя вновь на материковом льду».
По предложению поэта Бьёрнстьерне Бьёрнсона новому дому в память прославленного эскимосского селения дали название «Готхоб» — «Добрая Надежда». Вся его обстановка была выдержана в национальном древненорвежском стиле. Музыканты, артисты, художники часто собирались под крышей гостеприимного дома.
Счастливо текла жизнь в «Готхобе». В ночь под Новый год Нансены решили взобраться на гору Норе. Но несмотря на все трудности они были счастливы и потом не раз вспоминали это приключение.
План похода к Северному полюсу Фритьоф вынашивал особенно долго, тщательно разрабатывая его во всех деталях. В этом ему неизменно помогала жена. Семья уже состояла из троих: родилась дочь Лив, что означает — Жизнь.
Теперь все гадали, как Нансен назовёт свой корабль: «Ева», «Лив», «Норвегия» или, может быть, «Северный полюс»?
Поздней осенью 1892 года Ева Нансен твёрдым шагом приблизилась к носу нового корабля. Капитан Калин Арчер подал ей бутылку шампанского. Ева разбила бутылку о форштевень. «„Фрам“ — имя ему!» — громко произнесла она. «Фрам» по-норвежски означает «вперёд»!
На другой день в доме Нансена собрались друзья. Ева, снова беременная, пела старинные норвежские песни о героях, которых ждут жёны…
Несколько недель после ухода «Фрама» она провела дома и никого не принимала. Первые заметки о гибели экспедиции на «Фраме» Ева Нансен прочитала в английских газетах. Потом норвежская «Утренняя почта» сообщила, что гибель «Фрама» не помешала Нансену дойти на лыжах до Северного полюса и открыть неизвестную землю. В других газетах писали, что адмирал Макаров строит ледокол, на котором русские пойдут искать Нансена к Земле Франца-Иосифа.
Назло всем сочувствующим и соболезнующим Ева появилась на улицах Христиании весёлая, улыбающаяся, жизнерадостная. Молва тотчас осудила её за легкомыслие.
Ева Нансен взяла учеников и усердно занималась с ними музыкой. Ей предложили вспомнить былое и дать несколько концертов. Ева наотрез отказалась, но потом передумала.
Первый же концерт собрал массу публики, пришли послушать певицу Еву Сарс и посмотреть, как выглядит жена Нансена. Газеты напечатали восторженные отзывы о концерте. Вдохновлённая успехом, Ева пела в Христиании, потом в Бергене, Стокгольме, Гётеборге…
Последние письма от Фритьофа она получила глубокой осенью 1893 года. Из конверта выпало несколько засохших цветов тундры — бледных, хрупких. Фритьоф послал их из Хабарова. Он писал, что Ева везде с ним, во льдах и туманах, в работе и в мыслях. Он повторял, что верит в победу, но не согнётся и при поражении.
Дрейф «Фрама» продолжался три года. Экспедиция завершилась триумфом Нансена и его друзей, о маленькой Норвегии заговорили на всех континентах. В 1897 году вышла в свет книга Нансена «„Фрам“ в полярном море» с посвящением: «Ей, которая дала имя кораблю и имела мужество ждать»
Фритьоф пообещал жене, что станет отшельником и будет писать научный отчёт об экспедиции «Фрама». С раннего утра он уединялся в своём кабинете. Домашние старались как можно реже открывать обитую шкурами дверь. Пианино перенесли в самую дальнюю комнату. По вечерам Ева пела там вполголоса, готовясь к своему прощальному концерту. Она бросала сцену, чтобы заняться воспитанием дочери Лив и сына Коре.
«Готхоб» стал казаться тесным, неудобным для разросшейся семьи. Рядом со старым домом был построен новый, двухэтажный, получивший название «Нульхегда». Над ним поднималась башня. Там Нансен устроил рабочий кабинет. Мебель в новом доме была куда богаче, чем в «Готхобе», но её не хватило на все комнаты. Нансен и Вереншельд расписали стены. Новоселье отметили карнавалом.
Фритьоф купил ещё один дом, далеко в горах. Бревенчатый, без всяких украшений, с крестьянскими столами и скамьями, с некрашеным полом, он стоял над озером.
Ева вела хозяйство, взяв на себя заботу о денежных делах, в которых Фритьоф был удивительно беспечным.
Фритьоф Нансен всё больше уходил в политику. Выполняя поручения норвежского правительства, он переезжает из города в город. Копенгаген, Лондон, Берлин. Снова Копенгаген, Карльстад, Лондон, Христиания, опять Копенгаген… Открытые совещания и тайные переговоры, газетные статьи и шифрованные донесения…
В качестве дипломата Нансен попадает в Лондон. Из окон гостиницы «Рояль-Палас», где временно разместилось норвежское посольство, виден Гайд-парк. Великосветские сплетники и сплетницы уже злословили, связывая его имя с другой…
Ева чувствовала перемену в том, кого любила, кому верила, и постоянная тревога сделала её раздражительной, замкнутой. Письма от Фритьофа приходили часто, но была в них какая-то сухость, отчуждённость, недосказанность.
До Норвегии докатились слухи о какой-то даме из самого высшего лондонского общества. Намекали, что Нансен пользуется лестными симпатиями женщины из королевской семьи. В одном из писем Фритьоф признался Еве, что давно мучился «всем этим», не имея мужества сознаться. Он запутался, или, может быть, его запутали. Но «теперь там всё кончено». Он любил и любит только Еву, одну Еву…
Потянулись мучительные дни. Каждый день из Лондона приходили письма, полные раскаяния. Наконец Ева телеграфировала: «Понимаю всё, буду тебе помогать».
Она приехала к мужу в Лондон и тут же получила приглашение во дворец. Придворные дамы мило улыбались ей, а за спиной она слышала насмешливый шёпот.
Приёмы следовали за обедами, обеды — за банкетами. Через неделю Ева почувствовала себя разбитой, усталой. Ей хотелось домой, к детям, и она уехала в Норвегию. Нансен же остался в Лондоне — встречался с дипломатами, ездил с влиятельными лицами охотиться на лисиц, посещал балы, сопровождал королевскую чету в поездке на север… Опять ненадолго приезжала Ева, и снова говорили они о том, что уж теперь-то подписания договора осталось ждать совсем недолго…
Пришло лето, и, потеряв терпение, Фритьоф взял короткий отпуск. Ненадолго задержавшись в Христиании, он поспешил в Серке. Горный дом ждал его. Дети собрали морошку, наловили форелей. Отец пришёл со станции пешком, с рюкзаком за плечами.
Давняя мечта об экспедиции в Антарктику по-прежнему не отпускала Фритьофа. Это настоящее большое дело. И когда другой полярный исследователь Амундсен просит одолжить ему «Фрам», Нансен спрашивает совета у жены. Ева говорит, что она привыкла ждать и готова терпеть и дальше. Пусть он не думает о ней и детях. Нансен всё же передаёт «Фрам» Амундсену.
«Я не могу забыть, какой чуткой и доброй ты была, когда мы говорили о „Фраме“… — писал он Еве. — Скоро я закончу здесь все работы, и мы опять будем вместе».
«Тот, кто любит, счастлив, если чем-либо помогает любимому в его труде, — отвечала Ева. — Помни об этом на будущее. Уедешь ты или останешься около меня — я всё равно благодарю Бога, что мы встретились когда-то. Лучше с тобой и с грустью, чем без грусти с банальным человеком, который ничего не ищет и никуда не стремится».
Потом из Лондона пришло долгожданное письмо: «Родная, договор будет подписан в ближайшие дни. Моя долгая и тяжёлая миссия заканчивается».
6 декабря — день рождения Евы. Поздравительная телеграмма из Лондона лежала под подушкой. Ева несколько раз перечитывала её. Фритьоф писал, что скоро вернётся домой и у них будет впереди много счастливых лет.
Когда дочь пришла вечером пожелать спокойной ночи, Ева сказала: «Лив, если со мной что случится, помогай отцу, помогай Коре и маленьким».
Через несколько дней врач телеграфировал в Лондон: «Положение Евы серьёзное, выезжайте немедленно». Но Нансен, которого встревожили первые же известия о болезни жены, был уже в дороге.
Ева прошептала: «Бедный, он опоздал…» Это были её последние слова.
…Долгие недели никто не видел Нансена. Он закрылся в своей башне. Потом Фритьоф неожиданно уехал в горный дом.
Говорили, что в снежную бурю он пошёл на лыжах к заросшему тёмными елями ущелью, куда раньше ходил с Евой. В руках у него видели что-то похожее на погребальную урну; и тут вспомнили, что перед смертью Ева просила отдать её пепел горным ветрам. Как всё было — никто не знает точно. Фритьоф Нансен никогда никому и ничего не говорил об этом. Но в Норвегии нет могилы Евы Нансен…
Фритьоф долго болел. Врачи говорили о подавленном состоянии духа, о последствиях тяжёлого душевного потрясения…
Но постепенно жизнь возьмёт своё, и в 1919 году Нансен женится на Зигрун Мунте, с которой проживёт одиннадцать лет, до самой своей смерти, настигшей великого норвежца 13 мая 1930 года.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.