ЗАГОВОР ТУХАЧЕВСКОГО

ЗАГОВОР ТУХАЧЕВСКОГО

СССР. 1937 год

6 июня 1937 года в советских газетах появились выдержки из выступления главы столичных коммунистов Никиты Сергеевича Хрущева на московской областной партконференции. Он с возмущением сообщил, что, хотя в горком «были избраны проверенные, преданные делу партии большевики… в состав ГК попал также троцкистский предатель, изменник Родины, враг народа Гамарник. Этот факт еще раз говорит о том, что враг подло маскируется».

Слушатели были потрясены: Ян Борисович Гамарник не только носил высокое звание армейского комиссара 1-го ранга и занимал пост начальника Политуправления Красной армии, но и был членом ЦК партии. Впрочем, к тому моменту его уже не было в живых. 31 мая, при появлении в его квартире сотрудников НКВД, Гамарник застрелился.

11 июня в газетах появилось сообщение в рубрике «В прокуратуре СССР» о деле «арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, и Путны», обвиненных «в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене РККА». Утверждалось, что «следственными материалами установлено участие обвиняемых, а также покончившего самоубийством Я.Б. Гамарника, в антигосударственных связях с руководящими военными кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам сведения о состоянии Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов. Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью». Рассмотрение дела было объявлено на закрытом заседании Специального судебного присутствия Военной Коллегии Верховного суда СССР в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 года. Этот закон, принятый сразу после убийства Кирова, предусматривал ускоренное рассмотрение обвинений в терроризме и контрреволюции, без участия защиты и без права обжалования приговоров и прошения о помиловании, которые приводились в исполнение немедленно. Весь судебный процесс Тухачевского и его товарищей занял один день, 11 июня. Расстреляли их в ночь на 12-е и утром того же дня приговор обнародовали в газетах.

В начале 1920-х годов имя Тухачевского было популярно не только среди бойцов и командиров Красной армии, но и среди оказавшихся в эмиграции офицеров и политиков белого лагеря.

В разведсводке обосновавшейся на Балканах Русской армии барона П.Н. Врангеля от 15 февраля 1922 года утверждалось: «Единственная среда в России, которая могла бы взять на себя активную роль в деле свержения Советской власти, это – командный состав Красной Армии, т. е. бывшие русские офицеры. Они представляют из себя касту, спаянную дисциплиной и общностью интересов; война и жизнь воспитали в них волю…» И тут же называется тот, с кем эмиграция связывает определенные надежды: «Лица, близко знавшие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большим административным и военным талантом. Но он не лишен некоторого честолюбия и, сознавая свою силу и авторитет, мнит себя русским Наполеоном. Даже, говорят, он во всем старается подражать Наполеону и постоянно читает его жизнеописание и историю. В дружеской беседе Тухачевский, когда его укоряли в коммунизме, не раз говорил: „Разве Наполеон не был якобинцем?..“ Молодому офицерству, типа Тухачевского и других, примерно до 40-летнего возраста, занимающему командные должности, не чужда мысль о единой военной диктатуре».

Еще в 1924 году на оперативный учет ОГПУ были взяты как «неблагонадежные» такие известные военачальники и военные теоретики из «бывших», как С. Каменев, И. Вацетис, М. Тухачевский, М. Бонч-Бруевич, А. Свечин, А. Снесарев… Первое донесение не из-за границы, а с территории СССР о бонапартизме Тухачевского поступило от агента-осведомителя Овсянникова в декабре 1925 года. Там говорилось: «В настоящее время среди кадрового офицерства и генералитета наиболее выявилось 2 течения: монархическое… и бонапартистское, концентрация которого происходит вокруг М.Н. Тухачевского». Овсянников назвал ряд бывших царских офицеров, будто бы составлявших «кружок Тухачевского». Некоторых из этих офицеров ОГПУ завербовало, но ничего компрометирующего Михаила Николаевича они не сообщили.

Занимая высшие должности в РККА, Тухачевский играл далеко не последнюю роль в военном сотрудничестве СССР и Германии. В 1932 году он посетил маневры рейхсвера и несколько германских военных заводов, постоянно контактировал с приезжавшими в Москву немецкими генералами и офицерами. Однако у последних, несмотря на всю присущую Михаилу Николаевичу дипломатичность, осталось стойкое впечатление, что к Германии Тухачевский относится враждебно и видит в ней главного потенциального противника.

Пока военное сотрудничество с рейхсвером продолжалось, ОГПУ держало под сукном материалы о якобы преступных связях Тухачевского с германским Генштабом.

Сменивший Дзержинского В.Р. Менжинский решил прощупать Тухачевского с другой стороны. В 1930 году в числе примерно 5 тысяч бывших царских офицеров арестовали хорошо знавших Тухачевского преподавателей военной академии Н.Е. Какурина и И.А. Троицкого. 26 августа 1930 года чекисты добились от Какурина компрометирующих показаний на Тухачевского. Бывший полковник императорской армии сообщил: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки. В Ленинграде собирались у Тухачевского. Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эйстрейхер, Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кау-фельдт. В момент и после XVI съезда было уточнено решение сидеть и выжидать, организуясь в кадрах в течение времени наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК. Но тогда же Тухачевский выдвинул вопрос о политической акции, как цели развязывания правого уклона и перехода на новую высшую ступень, каковая мыслилась как военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон. В дни 7–8 июля у Тухачевского последовали встречи и беседы вышеупомянутых лиц и сделаны были последние решающие установки, т. е. ждать, организуясь». Троицкий в своих показаниях также говорил о симпатиях Тухачевского к правому уклону.

Какурин поведал, как вербовал Тухачевский новых заговорщиков и сколь популярен он в армии, так что в случае чего может и на Кремль полки двинуть. Правда, ничего конкретного подследственный об антиправительственной деятельности Тухачевского, за пределами разговоров, придумать так и не смог.

10 сентября 1930 года Менжинский направил протоколы допросов Какурина и Троицкого Сталину. Иосиф Виссарионович принял решение: Тухачевского пока не трогать.

Тем временем из Какурина 5 октября выбили новые показания. Окончательно сломленный краском заявил: «Михаил Николаевич говорил, что… можно рассчитывать на дальнейшее обострение внутрипартийной борьбы. Я не исключаю возможности, сказал он, в качестве одной из перспектив, что в пылу и ожесточении этой борьбы страсти, и политические и личные, разгораются настолько, что будут забыты и перейдены все рамки и границы Возможна и такая перспектива, что рука фанатика для развязывания правого уклона не остановится и перед покушением на жизнь самого тов. Сталина… У Михаила Николаевича, возможно, есть какие-то связи с Углановым и, возможно, с целым рядом других партийных или околопартийных лиц, которые рассматривают Тухачевского как возможного военного вождя на случай борьбы с анархией и агрессией Сейчас, когда я имел время глубоко продумать все случившееся, я не исключу и того, что, говоря в качестве прогноза о фанатике, стреляющем в Сталина, Тухачевский просто вуалировал ту перспективу, над которой он сам размышлял в действительности».

Михаилу Николаевичу была дана очная ставка с Какуриным и Троицким. Позднее, уже после ареста Тухачевского, Сталин, выступая на заседании Военного Совета 2 июня 1937 года, вспоминал: «Мы обратились к тт. Дубовому, Якиру и Гамарнику. Правильно ли, что надо арестовать Тухачевского как врага. Все трое сказали нет, это должно быть какое-нибудь недоразумение, неправильно… Мы очную ставку сделали и решили это дело зачеркнуть. Теперь оказывается, что двое военных, показавших на Тухачевского, показывали правильно…»

Материал на Тухачевского, равно как и на других руководителей Красной армии, продолжали копить. Только во второй половине 1936 года Сталин посчитал, что пришла пора браться за Тухачевского и его единомышленников. Современные историки в качестве непосредственного повода указывают на ссору во время банкета после парада 1 мая 1936 года. Тогда Ворошилов, Буденный и Тухачевский заспорили о делах давних: кто же был виновником поражения под Варшавой, а затем очень скоро перешли на современность. Тухачевский обвинил бывших руководителей Конармии, что они на ответственные посты расставляют лично преданных им командиров-конармейцев, создают собственную группировку в Красной армии. Ворошилов раздраженно бросил: «А вокруг вас разве не группируются?»

Ворошилов рассказал в начале июня 1937 года на расширенном заседании Военного Совета, целиком посвященном «контрреволюционному заговору в РККА»: «Потом на второй день Тухачевский отказался от всего сказанного… тов. Сталин тогда же сказал, что надо перестать препираться частным образом, нужно устроить заседание Политбюро и на этом заседании подробно разобрать, в чем дело. И вот на этом заседании мы разбирали все эти вопросы и опять-таки пришли к прежнему результату». Тут подал реплику Сталин «Он отказался от своих обвинений». «Да, – повторил Ворошилов, – отказался, хотя группа Якира и Уборевича на заседании вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно».

Таким образом, Тухачевский сам ускорил свой конец. Позднее, на следствии и суде, он и другие заговорщики признались, что хотели добиться смещения Ворошилова с поста наркома обороны. В преемники ему прочили Тухачевского, хотя на следствии Примаков говорил о Якире в качестве кандидата в наркомы, поскольку тот якобы был близок с Троцким. Так что скандал на первомайском банкете разразился неспроста. Уборевич на суде подтвердил: «Мы шли в правительство ставить вопрос о Ворошилове, нападать на Ворошилова, по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что он крепко выступит против Ворошилова». Из единомышленников Тухачевского только начальник Политуправления РККА Гамарник и командующий Киевским военным округом Якир были полноправными членами ЦК. Поэтому вполне объяснимо, что именно Гамарнику, второму лицу в военной иерархии, руководителю всех армейских политработников, доверили главную роль в критике Ворошилова на Политбюро.

Намерение сместить Ворошилова Специальное судебное присутствие расценило ни больше ни меньше как умысел на теракт. Хотя еще на следствии Примаков показал, что вел со своими друзьями разговоры, «носящие характер троцкистской клеветы на Ворошилова, но никаких террористических разговоров не было. Были разговоры о том, что ЦК сам увидит непригодность Ворошилова…»

Сталин был уверен, что Тухачевский, Гамарник и прочие интриги против Ворошилова будут продолжать и при удобном случае вновь поставят на Политбюро вопрос о его отставке. Такого Сталин допустить не мог. Разгоревшаяся война в Испании, вероятно, побудила Сталина начать подготовку к устранению со сцены Тухачевского и его команды. Однако сам этот процесс растянулся почти на год. В августе 36-го арестовали Примакова и Путну. Тухачевский еще не ощущал опасности.

10 мая Политбюро приняло предложение Ворошилова освободить Тухачевского от обязанностей первого заместителя наркома обороны и назначить командующим Приволжским военным округом. Тем же постановлением Якир переводился с Киевского округа на Ленинградский и тем самым терял место в Политбюро Компартии Украины.

13 мая Тухачевский добился приема у Сталина. О чем они говорили, точно неизвестно. Но кое-какие сведения, как маршалу объяснили причины его опалы, имеются. Старому другу Кулябко маршал объяснил, что «причиной его перевода в Куйбышев, как об этом сообщили в ЦК партии, является то обстоятельство, что его знакомая Кузьмина и бывший порученец оказались шпионами и арестованы». Так же и Лидия Норд рассказывает, что поводом для смещения ее зятя послужили его связи с женщинами.

В 20-х числах апреля были получены показания от арестованных бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о сговоре Тухачевского, Уборевича, Корка, Шапошникова и других военачальников с Ягодой. Однако арестованный бывший нарком внутренних дел этого пока не подтверждал. На допросе 26 апреля 1937 года он настаивал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался». Сговорчивее оказался один из подчиненных Ягоды, бывший заместитель начальника одного из отделов НКВД Волович. На следующий день он показал, что Тухачевский был участником заговора правых и должен был обеспечить поддержку заговорщиков армией.

В Куйбышев Тухачевский прибыл 14 мая. Сам Михаил Николаевич еще не понимал своей обреченности. Какая-то смутная надежда, что со временем всё образуется и он вернется в Москву на прежнюю должность, все же теплилась.

Тухачевский был арестован 22 мая, а 25—26-го числа путем опроса членов и кандидатов в члены ЦК было вынесено постановление об исключении его из партии. Гамарник в это время болел, находился дома и в голосовании по поводу данного и последующих постановлений участия не принимал. 28 мая сразу по приезде в Москву был арестован Якир, а на следующий день в Вязьме та же участь постигла не успевшего доехать до столицы Уборевича. В период с 30 мая по 1 июня ЦК путем опроса исключил обоих из партии и вывел их соответственно из полноправных членов и кандидатов в члены Центрального Комитета. И тогда же, 30 мая, Политбюро приняло решение: «Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате Обороны и исключить из состава Военного Совета, как работников, находившихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре». На другой день Гамарник застрелился.

Ключевым событием стал арест заместителя командующего Московского военного округа Фельдмана. Борис Миронович сломался сразу – столь глубоко потряс его сам арест.

20 мая Ежов направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фельдмана, произведенного накануне. В сопроводительной записке нарком подчеркивал. «Фельдман показал, что он является участником военно-троцкистского заговора и был завербован Тухачевским М.Н. в начале 1932 года. Названные Фельдманом участники заговора: начальник штаба Закавказского военного округа Савицкий, заместитель командующего Приволжского ВО Кутяков, бывший начальник школы ВЦИК Егоров, начальник инженерной академии Смолин, бывший помощник начальника инженерного управления Максимов и бывший заместитель начальника автобронетанкового управления Ольшанский – арестованы. Прошу обсудить вопрос об аресте остальных участников заговора, названных Фельдманом». Именно эти показания послужили формальным основанием для решения об аресте Тухачевского.

На самых первых допросах, протоколы которых или не составлялись вовсе, или не сохранились, Тухачевский отказывался признать свою вину. Это явствует из его собственноручных показаний, датированных 1 июня 1937 года: «Настойчиво и неоднократно пытался я отрицать как свое участие в заговоре, так и отдельные факты моей антисоветской деятельности».

26 мая Тухачевский заявил. «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путной и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания». И в тот же день написал. «Признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его… Основание заговора относится к 1932 году».

Когда с 1 по 4 июня проходило заседание Военного Совета, посвященное «военно-фашистскому заговору», присутствовавшие с одобрением слушали Ворошилова и Сталина, зачитывавших наиболее яркие признания, и все 42 выступивших военачальника клеймили тех, с кем еще вчера вместе служили.

Сталин утверждал, что «военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами», возглавлялся Троцким, Рыковым, Бухариным, Рудзутаком, Караханом и Ягодой, а в военном отношении руководителями были Тухачевский, Якир, Уборе-вич, Корк, Эйдеман и Гамарник. Иосиф Виссарионович убеждал высокое собрание, что все перечисленные враги народа, кроме Рыкова, Бухарина и Гамарника, были немецкими шпионами, а некоторые вдобавок – и японскими. Сталин между тем остановился на преступлениях Тухачевского: «Он оперативный план наш – оперативный план, наше святая святых, передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион…» Так же и остальные обвиняемые были причислены к германским агентам на том только основании, что встречались с офицерами рейхсвера.

Тухачевского в день начала работы Военного Совета, 1 июня, принудили дать показания, как он вместе с Якиром, Уборевичем и другими готовил поражение Красной армии в войне с Германией. Там были совершенно фантастические подробности. Например, маршал писал «Я считал, что если подготовить подрыв ж. д. мостов на Березине и Днепре, в тылу Белорусского фронта, в тот момент, когда немцы начнут обходить фланг Белорусского фронта, то задача поражения будет выполнена еще более решительно Уборевич и Аппога получили задание иметь на время войны в своих железнодорожных частях диверсионные группы подрывников».

Своими показаниями маршал хотел предупредить Сталина и Ворошилова о возможном сценарии советско-германской войны. Тухачевский, как вредительство представляет задержку в выполнении именно тех планов, за осуществление которых он всегда>ратовал, настаивая и на увеличении числа дивизий, и на создании танковых и артиллерийских резервов. Вместе с тем в показаниях Тухачевского по-прежнему присутствует тезис о германо-польском союзе в будущей войне против СССР

В «Плане поражения» подчеркивалось: «…В стратегическом отношении пути борьбы за Украину для Германии те же, что и для борьбы за Белоруссию, т. е. связано это с использованием польской территории В экономическом отношении Украина имеет для Гитлера исключительное значение. Она решает и металлургическую, и хлебную проблемы. Германский капитал пробивается к Черному морю. Даже одно только овладение Правобережной Украиной – и то дало бы Германии и хлеб, и железную руду. Таким образом, Украина является той вожделенной территорией, которая снится Гитлеру германской колонией».

Тухачевский на редкость точно определил основные направления наступления вермахта в 1941-м и основные стратегические цели немцев на каждом из них. Других подследственных также допрашивали насчет планов организации поражения Красной армии в будущей войне с Германией При этом то, что диктовали следователи, зачастую полностью противоречило реальным оперативным планам, что выявилось на очных ставках. Так, весьма активно сотрудничавший со следствием Корк 26 мая 1937 года показал: «Встал вопрос о том, как практически возможно применение меня – Корка в осуществлении пораженческих планов военной организации [разговор будто бы происходил в 1935 году, когда Август Иванович командовал войсками Московского военного округа]… Но тут, помню, вмешался Уборевич и, обращаясь ко мне, сказал: „Будешь у меня на правом фланге Западного фронта. Задачу тебе надо поставить – наступать вдоль Западной Двины на Ригу. Следовательно, со стороны Вильно ты получишь удар в левый фланг и в тыл, что и приведет к срыву всей твоей операции“. На очной ставке Уборевич всё это категорически опроверг: „Корк говорит совершенную неправду. Я пока хочу заметить одну только его фальшь. Он говорит, что я ему говорил, что он будет командовать армией на правом фланге, что эта армия пойдет на Ригу и будет разбита. Можно просмотреть оперативный план 1935 года Белорусского округа, там вы не найдете положения, чтобы хотя одна армия правого фланга шла на Ригу“. В 1962 году в оперативном управлении Генштаба провели проверку этого плана и выяснили, что истина была на стороне Уборевича, а не Корка.

Не последнюю роль в деле Тухачевского сыграли германские спецслужбы В декабре 1936 года Рейнгард Гейдрих, шеф службы безопасности (СД), предложил фюреру попытаться обезглавить Красную армию, дискредитировав ее верхушку. А главной мишенью избрать Тухачевского, к словам которого прислушивались англичане и французы. Германию он считает врагом номер один, по его инициативе Советы провели недавно военную игру, отрабатывая методы отражения возможного нападения немцев Маршал слишком хорошо знает слабые стороны немецкой армии, знаком лично со многими высшими чинами вермахта. Он опасен. Политические процессы, так кстати начавшиеся в Москве в августе, дают надежду, что при должной подготовке интрига сработает. Фюреру идея понравилась.

Вернувшись в свою штаб-квартиру, Гейдрих тут же вызвал Альфреда На-уйокса, отвечавшего в СД за фабрикацию фальшивых документов «Науйокс, – сказал Гейдрих, – вверяю вам тайну чрезвычайной важности. Есть личное поручение фюрера. Подделка должна быть безукоризненной».

В чем заключалась суть замысла? Необходимо подготовить письмо за подписью Тухачевского, которое должно доказать наличие тайных контактов маршала и его сторонников, советских военачальников, с группой немецких генералов – противников нацизма, попавших в поле зрения гестапб И те и другие якобы стремятся к захвату власти в своих странах. Досье с фотокопиями таких документов, будто бы похищенных из архивов СД, должно попасть к русским и убедить их в том, что группа советских полководцев во главе с Тухачевским замышляет военный переворот, вступила в сговор с генералами рейха, рассчитывая на их поддержку. Всю эту операцию надлежало провести в строжайшей тайне, даже от высших чинов Германии.

Фальшивка удалась. И все-таки немецкие «документы» не стали «уликой» в «деле Тухачевского». Сталин приберег ее как последний козырь в уничтожении Тухачевского, в случае, если маршал нарушит ход следствия. Но Тухачевский не принимал всерьез обвинения, надеясь, что его ум и опыт окажутся для Сталина ценнее накануне войны с Германией, чем очередная чистка. И он ошибся С июня месяца 1937-го репрессии приобрели массовый характер. Был опустошен наркомат обороны, военные академии, центральный аппарат вооруженных сил. Шли чистки в округах…