Сахалинская каторга
Сахалинская каторга
Официально сахалинская каторга была учреждена в 1886 году, хотя существовала она и раньше. Сюда ссылали только "смертников" — осужденных на смертную казнь, которую им впоследствии заменили каторгой. Сахалин царское правительство выбрало для этой цели далеко не случайно. Во-первых, остров был значительно удален от центральной части России, охваченной революционным движением. От материка его отделял Татарский пролив, буйный и своенравный. Зимой здесь ничего не видно из-за снежных бурь, а летом штормы сменяются такими густыми туманами, что сквозь них едва можно различить мачту собственного корабля. Островное положение Сахалина и удаленность его от материка затрудняли побеги, а сосредоточение большого числа ссыльных каторжан в одном месте значительно сокращало расходы казны на их содержание. Кроме того, с помощью бесплатной рабочей силы можно было разрабатывать богатейшие недра острова.
Основателем каторги на Сахалине был император Александр II, по указанию которого еще в декабре 1868 года был образован "Особый комитет". Ему поручили "изыскать необходимые меры по организации каторжных работ", и уже в апреле 1869 года на Сахалин стали поступать первые партии каторжан. Первоначально каторжные тюрьмы строились в северной части острова, где климат был более суровый, а затем и на юге Сахалина.
Вступивший на престол Александр III стал инициатором создания здесь политической каторги, и с момента официального ее учреждения на остров стали регулярно направлять партии ссыльных численностью до нескольких сотен человек. Таким образом, здесь сосредоточилось большое число противников самодержавия, и император, чтобы подавить малейшее сопротивление с их стороны, предоставил генерал-губернатору острова особые полномочия.
Впредь, до введения в Сибири нового судебного устройства, предавать суду по полевым уголовным законам всех каторжных и вообще ссыльных… Облекая вас… сей чрезвычайной властью, я остаюсь уверенным, что вы употребите оную лишь в самых крайних случаях… и при убеждении в необходимости немедленного и строгого наказания виновных.
Фактически этим был узаконен произвол местного начальства, и на Сахалине в борьбе со своими политическими противниками царизм отбрасывал даже видимость законности, чего нельзя было сделать в европейской части России.
Столицей Сахалина был пост Александровский. Здесь крутой берег, обрывающийся в море отвесными скалами, сменяется поросшей ельником низиной. За ней на возвышении едва виднелось селение, улицы в котором были чистые, с тротуарами; постройки деревянные, бревенчатые, в основном — одноэтажные и потемневшие от времени. На главной улице, в длинном деревянном доме с традиционным часовым у дверей, жил военный губернатор Сахалина, управлявший тремя волостями. Он же командовал войском, состоявшим из четырех конвойных команд общей численностью 1000 человек. При губернаторе была канцелярия и состоял штат чиновников, Император Александр II которые заведовали разными отраслями островного хозяйства. Среди них были переводчик с инородческих языков, сам по-инородчески не говоривший; руководитель сельским хозяйством, которое поглотило много человеческих жизней и миллионы денег, а дало самые жалкие результаты. С величайшими трудностями на протяжении 30 лет каторжане обрабатывали землю, сеяли хлеб, и все это время питались хлебом, который привозили из европейской части России и из Америки. Был на Сахалине и священник-миссионер, никого за свою службу не обративший в православие; было много и других должностей, приносивших пользу только тем, кто их занимал. Каждый из чиновников обделывал свои делишки, а службу исправлял для видимости, чтобы в случае чего можно было "отписаться".
Никто из них ни с теорией, ни с практикой исправления преступников никогда не знакомился, да им и в голову не приходили столь пустые мысли. Все они съезжались на Сахалин для получения денег на воспитание и образование собственных детей, для увеличения размеров своей будущей пенсии, часто — из-за провинностей на прежней службе, но в основном по общей непригодности к какому-либо делу вообще. При скуке, царившей среди людей, души которых ничем не были заняты; при близости к власти, милующей при многих упущениях в службе, и при знании всей "подноготной" друг друга, среди чиновников постоянно царили дрязги и интриги. Летом, хоть и не часто, можно было получать почту. Но наступал октябрь, отходил от острова последний пароход, и все новости на Сахалине исчерпывались телеграммами, поступавшими на телеграф Александровского поста. Тюрьма, построенная здесь в середине 1880-х годов, состояла из двух тюремных зданий: тюрьма для испытуемых (кандальная) была огорожена частоколом, вторая — для уже исправляющихся преступников — не огорожена. Обе были построены по барачной системе: каждая состояла из центрального коридора с камерами по обеим сторонам его, и иногда и из бокового коридора и камер, отходящих от него.
Возводились тюрьмы из сырого леса, фундамента не имели, были плохо проконопачены, поставлены на влажной почве, и потому сырость и холод в них были обыкновенным явлением. Всю их обстановку составляли сплошные нары, вентиляции в камерах (кроме небольшой форточки) не было никакой, поэтому воздух в них стоял постоянно зловонный. Из-за плохого устройства печей дым и копоть еще больше отравляли его. Почти все камеры были переполнены, а во время прибытия новых партий арестанты десятками спали на грязном полу.
Питание заключенных и одежда их были плохими, к тому же господствовал полный произвол со стороны начальства всех чинов и рангов. Один врач, прослуживший на Сахалине шесть лет, писал потом:
Сахалинская каторга представляет лабораторию, где производят больных и медленно, но верно приводят к преждевременной смерти посредством низведения жизненных сил живого организма до минимума и искусственно создают людей, неспособных к труду и к самой жизни.
В первые годы ссылки каторжане ходили в разряде "испытуемых": все они были закованы в кандалы и использовали их на самых тяжелых работах — в каменноугольных копях, на заготовке и вывозке дров и т. д. Кандальную тюрьму нельзя было напугать, потому что нечем. Большинство ее обитателей — вечные каторжники; некоторым из них, чтобы отбыть срок, надо было прожить несколько жизней. Такие прошли всю каторжную выучку, палки считали сотнями, а розги — тысячами, поэтому новое преступление или побег уже не могли внести нового ужаса в их жизнь. В сущности же, обитатели кандальной тюрьмы и исправляющиеся отличались друг от друга только сроком приговора, а во всем остальном находились в одинаковых условиях.
Но история политической каторги на Сахалине — это еще и история зарождения культуры на далекой окраине России Политкаторжане учительствовали в школах, лечили местных жителей, вели метеорологические наблюдения, изучали природу и этнографию этого края и т. д. Они легально и нелегально сотрудничали в дальневосточных и российских газетах и журналах, а двое из них — Л. Я. Штернберг и Б. О. Пилсудский внесли большой вклад в мировую науку.
В солнечный и ясный воскресный день августа 1887 года из поста Александровского медленно двинулась в Тымовский округ колонна ссыльных каторжан. Накануне они прибыли на Сахалин на пароходе "Нижний Новгород", пройдя изнурительный путь из Одессы через два океана. Так начинался путь в науку Бронислава Осиповича Пилсудского, для которого Сахалин стал и каторжной тюрьмой, и своеобразным университетом, и научной лабораторией.
В 1886 году, будучи студентом первого курса юридического факультета Петербургского университета, Б. О. Пилсудский примкнул к террористической фракции партии "Народная воля", которую создали студенты этого же университета А. И. Ульянов и П. Я. Шевырев. После неудачного покушения 1 марта 1887 года на императора Александра III участники заговора (15 человек, из них — три женщины) были арестованы, и дело их рассматривалось в Особом присутствии Сената. Всем был вынесен смертный приговор: пятерым казнь была утверждена, остальных заточили в тюрьмы или отправили в каторжные работы.
Б. О. Пилсудскому смертный приговор был заменен на 15 лет каторги. На Сахалине его отправили в Рыковскую тюрьму: остров с его суровым климатом и тяжелыми условиями каторги не сулил легкой жизни ссыльным, но Б. О. Пилсудскому выпал сравнительно легкий жребий. Тяжелым физическим трудом на раскорчевке леса он занимался недолго, но мужественно переносил все тяготы и, не отличаясь крепким здоровьем, проявлял при этом удивительную выносливость. Оказалось, что на каторге самыми страшными были не сами работы, а хорошо продуманная система унижений и подавления человеческого достоинства. В этих условиях нужно было не просто выжить и не потерять себя, но и найти возможность принести пользу.
Был Б. О. Пилсудский скотником и плотником, работал на метеостанции, а затем ему доверили переписку бумаг, и он перешел в канцелярию. Позже он стал школьным учителем и библиотекарем и с гордостью сообщал друзьям.
У меня в Рыковском устроились, наконец, народные чтения. Что они привьются и могут доставить удовольствие и пользу, видно из того, что каждый раз собирается около 100 или даже свыше сотни человек… Читаем Гоголя, Никитина, "Лес шумит" Короленко…
Поиск своего места на Сахалине приводит Б. О. Пилсудского к коренному населению острова — нивхам, айнам и орочам. "Мне будет приятно, — отмечал он, — принести радость и надежду на лучшее будущее в помыслы этих простых соплеменников, тревожащихся о тяготах жизни, которые постоянно росли". Под влиянием Л Я. Штернберга[66] [Впоследствии Л Я Штернберг стал известным ученым и опубликовал труды по этнографии и первобытной религии народов Сибири], сосланного на Сахалин в 1891 году, Б. О. Пилсудский начал записывать нивхские мифы и предания. Одновременно с записью текстов он изучает их язык и лексику, тщательно записывает на русский язык перевод каждого слова.
В 1898 году Б. О. Пилсудский опубликовал в "Записках Приамурского отдела Русского географического общества" статью "Нужды и потребности сахалинских гиляков", в которой нашли отражение его многолетние наблюдения над бедственным положением небольшого народа, горячий призыв к помощи и конкретные предложения по ее оказанию. Статья вызвала много откликов в научных и общественных кругах Дальнего Востока, а в 1899 году "Общество изучения Амурского края" ходатайствовало о том, чтобы Б. О. Пилсудскому, переведенному уже к этому времени в разряд ссыльных, разрешили жить во Владивостоке. Здесь он стал работать в музее и смог уже полностью посвятить себя науке.
В 1902 году Б. О. Пилсудский вернулся на Сахалин, но теперь уже по командировке Академии наук, которая направила его на остров для сбора этнографических коллекций у айнов и орочей. Через год он присоединился к другому польскому ссыльному — В. Серошевскому, специалисту по изучению жизни якутов, и они вместе отправились на японский остров Хоккайдо. Однако вскоре разразилась Русско-японская война, и ученым пришлось покинуть Японию.
В 1905 году Б. О. Пилсудский получил возможность вернуться на родину. Внимательно следя за революционными событиями в России, он пишет друзьям: "Потеряв надежду на скорое превращение России в правовое государство и на возможность жить в ней спокойно, я решаю направиться в другие страны". Через Америку и Европу бывший каторжанин едет в австрийскую часть Польши, но жить здесь было трудно. Он, специалист по этнографии коренных народов Сахалина, не может найти работу ни в одном европейском университете. Однако Б. О. Пилсудский продолжает заниматься научной работой, много времени отдает общественной деятельности.
После начала Первой мировой войны он уезжает в Вену, затем в Швейцарию, а через некоторое время оказывается уже в Париже. Здесь 17 мая 1918 года жизнь Б. О. Пилсудского трагически оборвалась: он утонул в Сене. В документах парижской полиции указывалось, что причиной смерти явилась тяжелая болезнь и как результат ее — самоубийство…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.