ОН ШЕЛ, КАК БЫК, НА КРАСНЫЙ СВЕТ
ОН ШЕЛ, КАК БЫК, НА КРАСНЫЙ СВЕТ
Говорят, сексуальный контакт между мужчиной и женщиной зарождается в первые семь минут. Васин организм заявил о своих намерениях в первые семь секунд. А когда девчонка согласилась дать телефон и написала на клочке бумаги «Пригласить Ларису Тычину», он понял, что это судьба.
— Ну, звонил ты своей тезке? — выспрашивал на следующее утро Стае. А Василий отшучивался, мысленно млея от воспоминаний прошедшей ночи. Он помнил Ларису губами, глазами, ушами и кончиками огрубелых пальцев. И с ужасом думал о том, как вернется теперь домой. Семейная жизнь, такая устоявшаяся и размеренная, казалась далеким прошлым, а некогда родная и уютная Любаня — досадной обузой. Даже дети — Игорек и Маринка, его многолетняя забава и гордость — навевали теперь тоску.
Нет ничего мучительней для человека честного, чем раздвоение личности. Двадцать лет прожив в согласии с женой, Василий сделал жуткое открытие, что никогда ее не любил. Ну разве носил он ее на руках, целовал с упоением пальчики, ревновал ко всему живому! А Люба, словно чуя неладное, была как никогда заботлива. И просто убивала наповал великодушием, вскакивая заполночь с постели, чтоб подогреть чай непутевому, одуревшему от Ларисиного темперамента. Прошел месяц, показавшийся Василию годом. И он первым нарушил табу.
— Ты что, ничего не видишь? — спросил он как-то жену. А она все крутилась на кухне, стараясь повернуться спиной. — Я люблю другую женщину, понимаешь, другую! — заорал он неожиданно для себя. — И жить без нее не могу.
Он уходил из дома в гробовой тишине. Люба молча лежала в спальне. А дети, прильнув друг к дружке, смотрели, как на покойника, — со страхом, тоской и болью. Разве кто из них мог представить, что этот вечер — эпиграф к кровавой трагедии, уже спланированной для них судьбой!
Лариса Тычина принадлежала к тем редким женщинам, которые всего добиваются сами. Смешно, но даже собственную внешность она изваяла сама, нос изменила хирургически, а фигуру — упорным шейпингом. Для полного счастья требовалась престижная работа, и Лариса поступила в торговый институт. Надежный муж — и она вышла замуж за самого ловкого из одноклассников. Но дальше случился сбой — муж разбился на мотоцикле, оставив ее с сынишкой. И вот уже три года Лариса вдовствовала, урывая время от времени кусочки чужого счастья. Василий ей понравился сразу — крепкий, мускулистый, работящий, бабами не избалован и старше ее лет на десять, а значит, будет носить на руках.
— Берем, — решила Лариса и поставила цель — отбить. Самоотверженный труд соблазнительницы вознагражден был поистине царски: охотясь за скромной синицей, она умудрилась поймать журавля. Порывая со старой семьей, Василий купил для новой уютный собственный дом.
Прошел год. Знакомые и друзья смотрели на Тычину с жалостью. Большая любовь прошлась по нему с наглостью самосвала. Теперь он только и делал, что зарабатывал и доставал, доставал и зарабатывал. Поизносился при этом изрядно, в глазах появилась угрюмость.
— Не ладится, что ли, чи шо? — посочувствовал как-то Стае. Василия как прорвало — битый час выкладывал другу о своих семейных неурядицах.
— Да врежь ты ей, Вася, в дыню! — посоветовал Стае. И Тычина внезапно понял, что очень не прочь это сделать, он, ни разу и пальцем не тронувший Любу.
Отношения в семье вступили в новую фазу. Теперь аргументом в споре Василий нередко использовал свою тяжелую пятерню. Особенно если был пьян. А пить он стал чаще и чаще. Однажды в магазине он встретил бывшую жену. И поразился приливу неожиданной нежности. Словно долго-долго жил на чужбине и вот вернулся в родные края.
Супруги спали на импортном гарнитуре, ели из японского сервиза, но противостояние двух характеров порой доходило до ненависти.
— Пора разбегаться! — бросил однажды Василий. А Лариса неожиданно поддержала:
— Давай. Тебе дом, мне все, что в доме.
Добро паковали дня два. Прощаясь, обменялись расписками, что претензий друг к другу не имеют.
Шли вторые сутки разлуки. Лариса лежала на роскошной белой кровати, пытаясь превозмочь глухую тоску. То, чему она радовалась и к чему стремилась, — наряды, мебель, сервизы, — превратилось в груду ненужного хлама. Ей хотелось просто любви. Почему их брак развалился? Ведь Василии совсем стал ручной. Но вдруг растворился в водке и вытек в маленькую щелочку. Когда расстаются двое, кому-то всегда больней. Уходя, Лариса считала, что Васе. А теперь тяжелые догадки оседали в крови. Вспомнилось, как во время ссор он стал вспоминать свою Любу, как детям звонил украдкой… Она вскочила с кровати. Сердце колотилось, как маятник настенных часов. Дура, наивная дура! Сама подарила мужа. И сохнет теперь в одиночестве, а он ласкает Любку-сардельку!
На кухне мать выговаривала Вадику:
— Не трогай маму, пусть побудет одна.
Спасибо за пожелание. Она и так осталась одна. Одна-одинешенька, как березка в поле, о которую каждый кобель норовит почесаться, а потом нырнуть в свою теплую будку. Лариса взяла телефон и набрала Василия. Интересно, что делает он сейчас? Водку пьет? Ее вспоминает? А вдруг закричит сейчас в трубку, что любит ее безумно, что жить без нее не может?!
— Алло, я вас слушаю, — пропел женский голос в ухо. Счастливый, расслабленный голос.
— Молчат, — засмеялась трубка. — Наверное, проверка связи.
«Ошиблась номером, что ли?» — успела подумать Лариса, но подключился голос Василия:
— Ну, кто там молчит? Делать не хрен!
Ей показалось, что гарнитур поставили разом на грудь. Так вот, значит, как он страдает!
— Дочка, иди обедать, — заглянула в комнату мать. — Борщ — объеденье, хоть и варила на костях.
«На костях, — усмехнулась Лариса. — На моих костях хотят сварить свой семейный борщ. Ну нет уж, дудки, это я разберу вас по косточкам… Наваристый борщ получится, особенно из толстой Любки».
— Уйди! — заорала она. И пантерой метнулась в кладовку. Там, на крючке, висела старенькая одежда для огорода, а на крашеной синим полке лежало много полезных вещей — топор, сапожная лапа, клещи, щипцы, домкратик. Лариса выбрала топор и положила его в корзинку. Потом скинула махровый халат и влезла в рабочую одежду.
— Куда? Зачем? — за спиной причитала мать и пыталась схватить ее за руки.
— Пойду убивать Василия, — ответила ей Лариса. И оттого, что черная муть в душе оформилась в эти слова, почувствовала облегчение.
От материного дома до улицы Федосова — 12 минут ходьбы. Ларисе понадобилось мгновение. Вот и калитка бордового цвета, вот дворик, вымощенный кирпичом, окно за легкой занавеской. Они сидели за столом — Василий и Люба, счастливые, обновленные, как будто вернулись в юность. Напротив — соседская пара, на столе — закуска, шампанское.
«Свадьбу празднуют, видно, — усмехнулась ехидно Лариса. — Ну-ну, веселитесь, родные».
В сарае, на старой тахте, она свернулась, как кошка, клубочком. Спешить было некуда. Двигаться не хотелось. В доме играла музыка. Вспомнилось, как на этой тахте была по-настоящему счастливая с Василием. Как он обнимал и покусывал сзади, когда она так отворачивалась…
Уже стемнело, голоса соседей выплыли во двор. Василий и Люба провожали их до калитки. Потом прошли в обнимку назад, хлопнули дверью, щелкнули замком. Последним звуком захлебнулся магнитофон, и стало слышно, как забарабанила в ванну вода. Сквозь ажурный тюлевый узор виднелись пустые комнаты. Значит, моются в ванной вместе. Какая все-таки гадость, какой примитив мужики — со всеми у них одинаково! Сквозь дробь воды донесся смех и шум возни, так что с полки грохнулся таз, и, наконец, блаженные звуки любви, которые не спутаешь ни с чем.
«Ну-ну, — усмехнулась Лариса. — Сношайтесь в последний раз». Теперь вся она, от головы до пят, была наполнена горячей клокочущей ненавистью.
Время тянулось, как патока. Распаренные супруги не смеша попили чайку, пошептались в постели и отошли ко сну. Только тут Лариса заметила огромную зловещую луну, как дьявольский фонарь услужливо освещавшую ей путь. Она открыла своим ключом квартиру. Прислушалась, прошла на цыпочках в спальню. Так и есть — Василий лежит на спине, курчавая грудь наружу, а Люба — на сильной руке. И она так любила спать. Любила, да больше не будет. Она вытащила из корзинки топор и занесла его над Василием.
Хрясь! — первый удар пришелся по золотистым пушистым кольцам. Кровь из глубокой раны хлынула на живот. Василий открыл глаза и зарычал от боли. Люба, как дикая кошка, вихрем слетела с кровати.
— Пощади! — взмолилась она. Но не жалость, а отвращение тошнотой подкатило к горлу. Та опять взмахнула топором, и Люба осела с мучительным стоном. Лариса рубила обоих — по рукам, по груди, по голове, а они стонали и корчились, все меньше походя на людей. Наконец все было закончено — ее топор не мог больше сделать больно. Лариса сняла полотенце и замотала лезвие. Потом закрыла двери на ключ и бесшумно сошла с крыльца.
В доме у матери горел ослепительный свет.
Лариса глянула в зеркало — волосы, лицо, рубашка — все было в бурой сыпи пятен. Она прошла в ванную, помылась, переоделась и, запихав одежду к топору, сурово кинула матери:
— Я убила обоих. А это нужно закопать. Поможешь мне?
О том, как они ползали по кладбищу, выискивая яму понадежнее, как прятали туда улики, как дома пили водку, не пьянея, и сочиняли алиби, мать рассказывала потом, на третий день следствия, когда, устав от пар, допросов и вранья, Лариса во всем призналась. Хоронили Тычин соседи. Ихдети — 14-летняя Маринка и 17-летний Игорек, — придя поутру к родителям со старой квартиры и обнаружив их в луже крови, надолго попали в больницу…
Из судебного приговора по делу Ларисы Тычины, обвиняемой в убийстве двух лиц с особой жестокостью:
«По заключению эксперта-психолога, обвиняемая находилась в состоянии фрустрации, т. е. эмоционального напряжения. Но данное расстройство не является тем состоянием, которое характерно для сильного душевного волнения (физиологического аффекта), т. к. внезапно возникший умысел совершить убийство был реализован не сразу, а через большой промежуток времени…
Заключение экспертизы, а также показания подсудимой, которая пояснила, что во время нанесения ударов потерпевшие стонали, руками закрывши голову, свидетелствуют о мучительном способе убийства… Согласно санкции данной статьи 93 УК Украины мера наказания предусмотрена в виде лишения свободы сроком от 8 до 15 лет или смертной казнью… Однако исключительная мера наказания к Тычине Л. не может быть применена, так как во время совершения преступления она была в состоянии беременности сроком в 1,5 месяца».
Суд приговорил Ларису к 10 годам лишения свободы. Через восемь месяцев после ареста, за несколько дней до суда, она родила дочь в тюремной больнице. В кричащем кулечке, переданном Ларисиной матери, лежала короткая записка: «Я назвала ее Любовью».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.