The Doors

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

The Doors

Рэй Манзарек

Иногда я рассказываю о том, что и так всем известно, иногда – о чем-то другом. Но один знающий человек сказал: «Есть то, что известно, и есть то, что неизвестно, а между тем и этим находятся Двери».{387}

О группе Doors уже сказано более чем достаточно, написаны книги, сняты фильмы… Но их музыка не стала от этого хуже. Джим Моррисон (Jim Morrison) умер в 1971 году, но музыка Doors существует и по сей день, это отдельная вселенная, ее невозможно повторить, она не поддается расшифровке, как иероглифы неизвестной цивилизации.

Но ее можно слушать – и если вы действительно ее услышите, написанное иероглифами станет неожиданно ясно и вы узнаете, что написано это было про вас.{388}

Джим Моррисон и Рэй Манзарек (Ray Manzarek) встретились весной 1965 года.

«Мы познакомились с Джимом в Лос-Анджелесе, в киношколе. В мае мы сдали экзамены, он сказал: я поеду в Нью-Йорк, будешь там – разыщи меня. Я думал, мы больше никогда не увидимся. И вот сижу я на пляже как-то раз вечером в июле, и у меня экзистенциальный кризис: что мне делать с собой дальше?

Мне хотелось снимать фильмы – как Феллини, как Трюффо, как Куросава, но в Голливуде это было невозможно… И вдруг я вижу: на фоне заходящего солнца, по самой кромке воды, как Кришна, идет человек – длинные волосы, обрезанные джинсы… Подходит ближе – и я вижу, что это Джим.

Джим и его дедушка Мерлин, 1945

Я говорю: эй, я думал, ты уехал в Нью-Йорк. Он говорит: нет, решил остаться здесь, а ты что делаешь? Я пишу песни. Я говорю – ага; я знал, что он поет, он знал, что я музыкант, и мы поговорили о музыке. Я говорю: спой мне, что ты пишешь… Он говорит: да ну, как-то неудобно, я говорю: что за ерунда… И он присел, закрыл глаза, глубоко вдохнул и запел…{389}

…и я подумал: ничего себе, и представил себе, что там можно сыграть… Какой текст, какая поэзия, но что меня совершенно убило, это самая последняя строчка – «бэби, я утону сегодня ночью»; это уже не обычная поп-песня, это серьезно. Я совершенно влюбился в звук его голоса и слова – у меня прошел холодок по спине. Я говорю ему: „Слушай, нужно собирать группу, мы заработаем миллион долларов“, он говорит: „Знаешь, я думаю то же самое“. – „Как мы будем называться?“ Он говорит: „Двери?“ Я говорю: „Что? Да это же глупейшее… Погоди, двери? Это как у Хаксли – двери восприятия? Wow! Мы будем петь о тайне существования на планете Земля“».{390}

Джим Моррисон родился в семье военнослужащего, его отец был самым молодым контр-адмиралом войск США, служил в Пентагоне – и это в самый разгар вьетнамской войны. Родители пытались воспитывать детей по-военному, отношения между отцом и сыном с самого начала не заладились, после окончания колледжа Джим и вовсе перестал общаться с семьей. В интервью он говорил, что его родители умерли.{391}

Почти все песни Моррисона – песни о конце любви, конце жизни, конце всего.

Некоторые считают, что каждый человек воспринимает этот мир и реагирует на него в соответствии с тем, кем он был раньше, каждый видит то, что в нем уже есть. Если это так, то Джим Моррисон пришел сюда из мира вечного конфликта, мира полубогов и героев – что ж, говорят, есть и такие миры.

Манзарек сказал однажды: «Главное для нас было – слова», может быть, именно поэтому их музыка оказалась на голову выше всех их коллег: странной, печальной и прекрасной. Их гармонии написаны не по правилам, их песни завораживают, это действительно шаманизм. Но шаманизм – это тоже всего лишь слово, шаман бьет в бубен, и ты входишь в транс…

Каким ты выйдешь оттуда?

«Где мы будем, когда кончится лето?»{392}

Несмотря на понятное юношеское желание заработать миллион долларов, они с самого начала отделили музыку от денег и объявили миру: «Doors не продаются».

Ударник Джон денсмор (John Densmore): «Слава богу, еще тогда, в 65-м, Джим настоял, что мы делим все поровну и у каждого есть право вето на любое решение группы.

Джон Десмор

Все началось в 67-м, когда люди из фирмы „Бьюик“ предложили нам семьдесят пять тысяч долларов за право использовать песню „Light My Fire“ в рекламе нового автомобиля „опель“. Джима не было в городе, а мы с Рэем и Робби не думая согласились. Джим вернулся и полез на стену. В итоге он позвонил в фирму „Бьюик“ и сказал, что, если эта реклама будет показана по телевизору, он в прямом эфире раздолбает этот „опель“ отбойным молотком. Это одна из тех причин, по которым мне его не хватает».{393}

Манзарека спросили однажды: «Моррисон был отличным шоуменом. Так было с самого начала или вы работали над этим?» Он ответил: «Джим никогда не был шоуменом. Быть шоуменом – дешевка, кому это надо? Джим был Шаманом. Он был поэтом. Он метался и прыгал по сцене, потому что он чувствовал музыку. Это было совсем не шоу. Он весь был в музыке. Если вам нужны шоумены, идите на сегодняшние группы. Но если вам нужно шаманское переживание, психоделическое переживание, тогда смотрите Doors. А шоумены – это другое. Шоумены – в цирке».{394}

У гитариста Робби Кригера (Robby Krieger) спросили однажды: «Правда ли, что Моррисону было очень тяжело, оттого что он жил музыкой, а остальные члены группы предпочитали нормальную жизнь?»

Он ответил: «Мы все жили как нормальные люди. У меня была девушка, дом, „порш“ (который потом украли)… Я ездил на рыбалку, играл в теннис – ну, все такое.

А у Джима не было дома. Он жил в мотеле или просто засыпал там, где оказался в данную ночь. Он все время думал о песнях и предпочитал оставаться один, наедине со своей записной книжкой. Я думаю, он считал, что он больше вовлечен в творчество, чем остальные мы трое. Чтобы жить так, нужно быть совершенно одержимым. Это тонкая черта… понимаете, нужно все-таки иногда думать о чем-то кроме работы…»{395}

А вот что говорил сам Джим Моррисон: «Я предлагаю вам образы – я напоминаю о свободе, которую еще не поздно обрести, поэтому мы и называемся Doors, „Двери“. Но мы можем только открыть эти двери, мы не можем затащить вас в них. Я не могу освободить людей, пока они сами не захотят стать свободными… пока не захотят этого больше всего на свете. Человек должен быть готов распрощаться со всем, не только с деньгами. Со всем, чему его научили, со всей этой интеллектуальной чушью, промыванием мозгов. Нужно избавиться от всего, чтобы попасть на ту сторону. Но большинство людей боится этого…»{396}

Однажды Джиму Моррисону задали вопрос: «Откуда в вас такая интенсивность?»

Он ответил: «Так чувствует себя тетива лука, которая двадцать два года была натянута до предела, и вдруг ее отпустили».{397}

Однажды утром он проснулся в зеленом отеле,

Странное существо стонало рядом с ним,

Пот выступил на ее сияющей коже…

Церемония начинается.

Проснись!

Тебе не вспомнить, где это было.

Кончился ли этот сон?

Мы пришли сюда по течению рек и хайвеев,

Мы пришли из лесов и водопадов,

И я смогу назвать тебе имена Царства,

Я скажу тебе то, что ты знаешь,

Слушая полную руку молчания,

Взбираясь по долинам в тень…

Семь лет я жил во дворце изгнания,

Играя в странные игры с девами острова.

И вот я вернулся в землю прекрасных,

сильных и мудрых.

Братья и сестры бледного леса,

Дети ночи –

Кто из вас готов бежать вместе с охотой?

* * *

При первом проблеске Эдема мы бросились к морю,

И встали там, на берегу свободы,

В ожидании восхода.{398}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.