Лавка древностей
Лавка древностей
Место действия: Россия, Германия.
Время действия: c XVIII века и до наших дней.
Corpus delicti: подделка старинных документов и произведений искусства.
Масштаб: национальный, глобальный.
Действующие лица: А. И. Бардин, А. И. Сулакадзев, Ханс ван Меегрен, Д. Фей, Л. Мальскат.
Тип: P2P.
Афера — это часто продажа того, чего нет. Лучше всего, конечно, продавать «воздух» (никаких затрат на производство, хранение и транспортировку!). Но что делать, если покупатель не верит словам и хочет товар пощупать, — вот вынь да положь ему что-нибудь этакое! Тогда лучше всего продавать то, что стоит дешево, а ценится очень дорого. Например, подделки. Например, произведений искусства или старинных документов. Тем более что хорошая подделка — это тоже искусство.
В России фальсификация произведений искусства, в том числе памятников письменности, превратилась в прибыльный бизнес не так уж давно — в конце XVIII — начале XIX века, когда на волне интереса к истории увлечение коллекционированием приобрело массовый характер. Как следствие, стал массовым и спрос на разного рода древности. Изготовленным в этот период фальшивкам была уготована счастливая судьба — многие из них украшают государственные и частные собрания и поныне.
Исторические документы подделывали всегда — для того, например, чтобы доказать древность собственного рода или право на недвижимость. Однако подделки, адресованные коллекционерам, не могли появиться раньше, чем сами коллекционеры.
Европейцы заинтересовались своей историей, начитавшись немецких романтиков. Вдохновленные картинами золотого века цивилизации, они стали записывать произведения народного эпоса, искать и публиковать старинные рукописи. Появились первые коллекции древностей. Бывшие в курсе европейских культурных тенденций петербуржцы и москвичи не остались в стороне и начали собирать славянские раритеты.
Вместе с интересом к древностям появились и люди, ими торгующие, которые определяли ценность той или иной вещи. Собиратели по большей части всегда были дилетантами, вынужденными доверять специалистам, а имея дело с любителем, трудно удержаться от соблазна и не воспользоваться своим профессиональным превосходством. Так в начале XIX века изготовление фальшивых рукописей стало доходным делом.
Антона Ивановича Бардина московские коллекционеры хорошо знали. В его антикварную лавку захаживали практически все российские историки первой половины XIX века. Бардин не только торговал старинными манускриптами, но и изготовлял на заказ их копии. Научившись искусно воспроизводить архаические почерки, антиквар решил попробовать продавать их, выдавая за оригиналы. Обнаружить подделку было непросто, поскольку методы атрибуции рукописей еще только разрабатывались. Спрос на такого рода продукцию оказался достаточно большим, и дело поставили на поток — специальная мастерская занималась изготовлением «состаренного» пергамена (специальным образом обработанная телячья кожа), соответствующих переплетов и застежек.
Бардин не писал «новых старых» текстов, а ограничивался изготовлением «оригинальных» рукописей уже известных памятников. В начале XIX века обнаружили десятки прежде неизвестных произведений древнерусской литературы, причем многие — в достаточно поздних списках. А исследователи и публикаторы мечтали обнаружить рукопись, относящуюся к эпохе создания памятника. Эту мечту и должны были воплотить бардинские подделки. И поскольку бумага появилась на Руси лишь в самом конце XV века, Бардин вместо подлинных бумажных рукописей XVI века предлагал своим клиентам пергаменные, относящиеся, как считали те, к XIII–XIV векам — почерки того времени удавались фальсификатору лучше всего.
И конечно же, учитывался спрос. Среди бардинских фальшивок пять списков «Русской правды» — древнейшего памятника русского права, были также написаны «Поучение Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» и другие знаменитые тексты. Любопытная деталь: Бардин любил снабжать свою продукцию собственной зашифрованной подписью, используя в одних случаях глаголический алфавит, в других — специально изобретенные им руны.
Качество бардинских подделок доказала история с обнаружением двух рукописей «Слова о полку Игореве». Созданное в XII веке произведение сохранилось в единственном списке XVI века, да и тот погиб при московском пожаре 1812 года. Находка еще одной рукописи пришлась бы очень кстати — в то время развернулась бурная дискуссия на тему подлинности «Слова». И список нашелся.
В мае 1815 года к историку Алексею Малиновскому, участвовавшему в первом издании литературного памятника, пришел московский мещанин Петр Архипов и предложил купить желанный пергаменный список. Будучи хорошим палеографом, Малиновский тем не менее в подлинности рукописи не усомнился и, радуясь привалившему счастью, приобрел ее за 170 рублей — сумму по тем временам немалую, особенно для небогатого чиновника.
Некоторое время спустя владелец погибшей рукописи «Слова» граф Мусин-Пушкин купил у Бардина другой список этого произведения. Как и Малиновский, он был абсолютно уверен в подлинности своего приобретения и поспешил объявить о сенсационной находке в Обществе истории и древностей российских, чем вызвал всеобщий восторг. Его не разделил лишь Малиновский, уже готовивший издание своего списка. В какой-то момент стало ясно, что обе рукописи вышли из-под одного пера — таким образом фальшивки разоблачили друг друга. Во что обошлась бардинская «шутка» вполне состоятельному Мусину-Пушкину, история умалчивает.
Специалист высочайшего класса (профессионально изготовить фальшивую средневековую рукопись совсем не просто!), Бардин пользовался непререкаемым авторитетом не только среди покупателей-коллекционеров, но и среди коллег-антикваров. Косвенно о его профессионализме говорит тот факт, что в 1830-е годы он прикрыл свой промысел: к этому времени уже были придуманы достаточно эффективные способы идентификации рукописей. Торговля подлинниками оказалась более надежным делом.
Петербуржец Александр Иванович Сулакадзев изготавливал фальшивки не для заработка. Мотивация была вполне романтической: он хотел ввести в научный оборот рукописи, на основе которых можно было бы ответить на вопросы, не дающие покоя историкам. В те годы многочисленные любители старины предпринимали массу усилий, чтобы найти тексты, в которых бы рассказывалось о древнейшей истории славян. Но поиски были тщетными.
Как известно, добротное историческое исследование должно опираться на относящиеся к изучаемой эпохе рукописи. Будучи историком-любителем, Сулакадзев составлял описания древнерусской культуры — быта, торговли, обрядов, ловко сочетая почерпнутое из подлинных списков с собственными домыслами, для подтверждения которых приходилось изготавливать фальсификаты.
То немногое, что известно о самом Сулакадзеве, заимствовано из его собственных мемуаров, а мемуарам фальсификатора доверять рискованно. Имевший среди предков грузинского князя Сулукидзе, Александр Иванович получил неплохое, но в общем поверхностное образование. Его интересовало все — от драматургии до воздухоплавания, он внимательно следил за последними достижениями техники, хиромантии, был поклонником графа Калиостро. «В Петербурге, — вспоминал один из современников, — было одно не очень благородное общество, члены которого, пользуясь общею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Сулакадзи, у которого бывали собрания, и в доме его висел на потолке большой крокодил».
Идя в ногу со временем, Сулакадзев активно собирал предметы старины. При этом, стремясь увеличить ценность своей коллекции, он начал снабжать подлинные документы приписками, указывающими на их древность, а затем и просто фальсифицировать рукописи. Однако в отличие от Бардина, который изготавливал новые списки уже известных памятников, Сулакадзев предпочитал сам сочинять произведения древнерусской литературы.
В марте 1807 года Гавриил Романович Державин рассказывал своим друзьям об антикваре Сулакадзеве, в коллекции которого имелось большое количество древностей, в том числе новгородские руны и костыль Ивана Грозного. Алексей Оленин, которого Державин пригласил осмотреть собрание, сообщил, что уже с ним знаком. «Мне давно уже говорили о Сулакадзеве, — сказал он, — и я, признаюсь, по страсти к археологии не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же, вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая; обломок камня, на котором, по его уверению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы; престрашную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемых им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков: эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного… Когда же я сказал ему, что на все его вещи нужны исторические доказательства, он с негодованием возразил мне: „Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать“».
Этот рассказ на некоторое время охладил энтузиазм Державина. Но в 1810 году он все-таки решил посетить Сулакадзева — вместе с Мордвиновым, Шишковым, Дмитриевым и, кстати, Олениным. Известие о визите столь важных особ несказанно обрадовало коллекционера. «Так этот Дмитриев — министр юстиции? Так этот Мордвинов — член Государственного совета?» — спрашивал он.
На Гаврилу Державина собрание Сулакадзева произвело сильное впечатление. Особый интерес вызвали «Ответы новгородских жрецов», записанные рунами, которыми новгородцы якобы пользовались еще до принятия христианства, — Державин попросил скопировать текст и впоследствии издал его в переложении на русский.
Некоторые подделки Сулакадзева появлялись как своеобразные подарки влиятельным лицам. Так, в 1819 году перед поездкой в Валаамский монастырь Александра I вышел труд «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», где Сулакадзев, ссылаясь на несуществующие рукописи из своего собрания, рассказал о посещении Валаама апостолом Андреем Первозванным. Если верить автору, кроме острова тот почтил своим вниманием место, на котором впоследствии возникло село Грузино. Весьма полезное открытие — ведь именно там находилось имение графа Аракчеева!
Впрочем, в коллекции Сулакадзева находились и подлинные вещи, причем первоклассные. Она была одной из наиболее значимых в России — и по объему, и по ценности рукописных и печатных материалов. Современники же считали, что она совершенно уникальна — труды Сулакадзева, который пополнял свое собрание за счет фальшивок и старательно распространял слухи о древности новых поступлений, не пропали даром.
В 1832 году, после смерти коллекционера, его вдова пыталась продать коллекцию рукописей за 25 тыс. рублей. Это была фантастическая сумма — заплатить столько не был готов никто. В результате удалось продать лишь небольшую часть собрания. Спустя полвека вещи из коллекции Сулакадзева предлагались в лавке петербургского книготорговца Шляпкина по бросовым ценам. Значительная же ее часть бесследно исчезла, однако отдельным фальсификатам из этого собрания была уготована долгая жизнь.
Фальшивки Сулакадзева вызывали живой интерес не только у современников. В 1901 году была обнаружена его рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождестве Христовом». Это произведение представляет собой свод встречающихся в различных древнерусских текстах упоминаний о попытках строительства летательных аппаратов. Причем первым русским воздухоплавателем оказывается Тугарин Змеевич — ближайший родственник Змея Горыныча. Сенсацией стала информация о том, что в 1731 году «нерехтец Крякутный фурвин сделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался жив». Из чего следовало, что за 50 лет до полета братьев Монгольфье на Руси был построен воздушный шар. Особой популярностью эта история стала пользоваться в годы борьбы с космополитизмом. Полет Крякутного описывался в школьных учебниках, а в Нерехте ему поставили памятник, у которого принимали в пионеры. В Большой Советской Энциклопедии Крякутному посвящена отдельная статья, основанная на все тех же данных Сулакадзева. В 1956 году в связи с 225-летним юбилеем исторического полета была даже выпущена почтовая марка.
По окончании юбилейных торжеств рукопись наконец подвергли экспертизе — выяснилось, что на месте слова «нерехтец» первоначально читалось «немец», вместо «Крякутный» было «крещеный», а вместо «фурвин» (что переводили как «мешок» или «шар») — Фурцель, то есть фамилия крещеного немца. Кто именно внес исправления в «О воздушном летании…» — сам Сулакадзев или кто-то из защитников приоритета России в области воздухоплавания, — сказать трудно. Впрочем, и само сообщение о полете кажется малодостоверным.
Посмертное явление другого труда Сулакадзева состоялось в 1923 году, когда архиепископ Винницкий Иоанн (Теодорович) при объезде своей епархии обнаружил пергаменную рукопись, датированную 999 годом. На полях рукописи имелись многочисленные приписки, из коих следовало, что в IX–XVII веках ею владели киевский князь Владимир, новгородский посадник Добрыня, первый Новгородский епископ Иоаким, патриарх Никон и другие не менее почтенные личности. Однако древнейшим этот список считался недолго: палеографический анализ показал, что сам документ относится к XIV, а приписки — к XIX веку. Споры о подлинности рукописи прекратились после того, как удалось доказать, что она когда-то принадлежала Сулакадзеву.
С именем этого коллекционера связывают появление еще одной знаменитой фальшивки — Велесовой книги, текст которой публиковали в 1950–1970-е годы. В 1919 году некий полковник белой армии обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе деревянные дощечки с непонятными знаками. Позже с ними ознакомился историк-дилетант Миролюбов, он же переписал, расшифровал и издал текст. Собственно, как были обнаружены таинственные дощечки, мы знаем только из публикаций Миролюбова. Кроме него их никто не видел, и не исключено, что вся эта история — вымысел.
Велесова книга рассказывает о потомках Даждьбога — руссах, об их великих вождях Богумире и Оре, о том, как пришедшие из Центральной Азии славянские племена расселились по берегам Дуная, о битвах с готами, гуннами и аварами. Историки и лингвисты без колебаний говорят о Велесовой книге как о фальсификации, однако многие любители славянской истории восприняли это произведение всерьез.
В настоящее время невозможно однозначно ответить на вопрос, кто и когда изготовил фальшивку. Однако несомненно, что Сулакадзеву принадлежит по крайней мере ее идея. В каталоге его коллекции числятся два произведения, представляющие собой вырезанный на буковых дощечках текст. Не исключено, что в 1919 году нашли именно их, и в этом случае Миролюбов вполне мог счесть дощечки подлинными. Не исключено и то, что текст Велесовой книги был фальсифицирован самим Миролюбовым, который знал про дощечки, относящиеся, по сообщениям Сулакадзева, к V веку нашей эры. Кстати, что касается письма (Миролюбов решился опубликовать фото лишь одного фрагмента), то Велесова книга весьма напоминает подготовленное Державиным факсимильное издание «Ответов новгородских жрецов»…
* * *
Подделка произведений старых мастеров — классическая афера.
Во время Третьего рейха в личном музее Германа Геринга в Берхтесгадене среди прочих шедевров висела картина «Соблазнение замужней женщины» Яна Вермеера. Когда после войны начали разбираться с культурным наследием шефа люфтваффе, голландская полиция установила, что шедевр Вермеера был куплен агентами Геринга за ?160 тыс. у миллионера Ханса ван Меегерена, владельца доходных домов, гостиниц и ночных клубов в Амстердаме. Меегерена арестовали. В Нидерландах в те годы за сотрудничество с нацистами «в особо крупных размерах» было лишь одно наказание — смертная казнь через повешение. Однако Меегерен висеть в петле не захотел.
— Меня нельзя казнить! — закричал насмерть перепуганный миллионер. — За что меня вешать? Ведь это я сам, вот этими руками, написал картину за Яна Вермеера. Меня не казнить, а наградить надо за то, что я всучил фальшивку проклятому убийце Герингу.
И далее он поведал полиции о том, как стал самым высокооплачиваемым фальсификатором в истории искусства.
Начало художественной карьеры студента архитектурного факультета Технологического института в Делфте Ханса ван Меегерена было многообещающим. В 1916 году за одну из акварелей он получил золотую медаль, которую присуждали раз в пять лет за лучшую студенческую работу. Однако его первая персональная выставка в Гааге в 1922 году закончилась провалом. Особенно издевался над произведениями молодого художника маститый искусствовед Абрахам Бредиус. Доктор искусствоведения Бредиус был поклонником тогда еще малоизвестного и только входившего в моду голландского художника XVII века Яна Вермеера. Бредиус был уверен, что рано или поздно будут найдены неизвестные шедевры мастера, которые сделают Вермеера величайшим представителем голландской школы живописи.
Обиженный на Бредиуса и на весь мир молодой художник Меегерен решил: раз миру нужны шедевры какого-то полузабытого холстомарателя из XVII века, пусть мир получит эти «шедевры». Первая же картина Меегерена под Вермеера вызвала восторженную реакцию у доктора Бредиуса, который был польщен, что его предсказания сбылись и человечество обрело истинный шедевр. Картину, изображавшую Христа, за ?50 тыс. купил роттердамский Музей Боймана.
Всего Меегерен написал семь картин — пять под Вермеера и две от имени другого мастера старой голландской школы de Hooch. В общей сложности эти подделки принесли Меегерену ?2 млн (?20 млн в современных ценах). Последний свой шедевр Меегерен создал специально для полицейских и совершенно бесплатно.
Почему? Потому что в полиции его рассказу о подделке для Геринга не поверили, и, чтобы спасти свою жизнь, подследственный Меегерен под охраной написал в своей амстердамской студии «Молодого Христа, проповедующего в храме». Впечатление от кисти «мастера XVII века» было такое, что все обвинения в сотрудничестве с нацистами с него сняли. Правда, год тюрьмы за жульничество Меегерен получил. А через полтора месяца умер в камере — сердце не выдержало.
* * *
Иногда произведения искусства подделывают просто ради самой подделки. Например, чтобы получить деньги за невыполненную работу.
В 1942 году союзная авиация разбомбила немецкий город Любек. В огне погибли фрески XIII века в церкви святой Марии. На обугленной штукатурке нефа остались видны лишь смутные пунктирные очертания фигур. И в июле 1948 года западногерманская Ассоциация охраны памятников старины наняла для реставрации фресок некоего Дитриха Фея. Трудно сказать, чем руководствовались ревнители германской старины, приглашая господина Фея, которого неоднократно привлекали к суду за фальсификацию старинных произведений искусства. Более того, Дитрих Фей, буквально как Остап Бендер, поставил условие, что с ним будет работать «мальчик, шустрый такой мальчуган». Этим помощником оказался Лотар Мальскат, тоже хорошо известный немецкой полиции виртуоз по подделке картин на любой вкус — от Рембрандта до Шагала (в том же 1948 году Мальската уже задерживали за продажу поддельных полотен).
Тем не менее реставраторы действительно были мастерами своего дела, и на их прошлое закрыли глаза. Им выделили $30 тыс., и они заперлись в церкви на целых три года. Изредка из-за запертых дверей Мариенкирхе доносились слухи о «бесподобном фиксаторе», который вернул из небытия древние краски. А затем Фей и Мальскат объявили, что, закончив реставрацию росписи нефа, они вскрыли под поздними наслоениями старинную роспись на стенах церковных хоров.
2 сентября 1951 года состоялась церемония открытия отреставрированной Мариенкирхе, на которой присутствовал канцлер ФРГ Конрад Аденауэр. В честь этого события была выпущена почтовая марка. Дитрих Фей получил крест за заслуги.
Лотар Мальскат не получил ничего. Это все и испортило. Он страшно обиделся и рассказал правду. Фей якобы вынудил Мальската соскрести не поддающиеся реставрации фрески XIII века и написать поверх них новые — по сохранившимся фотографиям. Мальскату не поверили, специальная комиссия осмотрела фрески и сделала заключение, что Лотар Мальскат лжет.
— Хорошо, — сказал реставратор-виртуоз, — тогда посмотрите повнимательнее на фрески на хорах, которые мы открыли с Дитрихом.
Эксперты взглянули повнимательнее и ахнули. У святых были лики Марлен Дитрих, Григория Распутина, Чингисхана и даже родной сестры Мальската. Был проведен рентгеновский анализ фресок в нефе, и выяснилось, что Мальскат говорит правду: роспись XIII века была соскоблена.
В августе 1954 года оба «реставратора» предстали перед судом. Фей получил 22 месяца тюрьмы, Мальскат — 20.
Количество фальшивок, находящихся в государственных и частных коллекциях, похоже, исчисляется десятками. Впрочем, в наше время подделки XIX и XX веков уже представляют определенную ценность.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.