Отец «Казбека»

Отец «Казбека»

В России любой человек — неважно, курящий он или нет, — знает картинку с чёрным силуэтом летящего во весь опор всадника на фоне заснеженных Кавказских гор. Это изображение украшает пачку папирос «Казбек». Но кто художник, которому удалось создать уникальную картину?

НАЧАЛО ПУТИ

Латышский мальчик Роберт Граббе родился на пароходе, неподалёку от города Новороссийска, в 1903 году. Орущего мальца вымыли забортной водой, перепеленали, и счастливая мать прибыла в солнечную Одессу с пополнением семейства.

Детство Роберт провёл в разноплемённом, остром на язык, шумном, пропахшем рыбой и морем, воспетом множеством поэтов, пыльном, зато по-южному хлебосольном городе. Мать зарабатывала на жизнь шитьём, и маленькому Роберту приходилось развлекать себя самому. В умелых руках и бумага с острыми ножницами способна сотворить настоящие чудеса. У мальчика достаточно рано проявились художественные способности, и он, ещё не умея писать, читать и рисовать, уже лихо вырезал ножницами из листов бумаги силуэты людей, ветряные мельницы, лошадей с телегами и пароходы.

Учиться юному Граббе не хотелось. Разве только рисовать. Интереснее бегать на пляжи купаться, кататься на трамваях, шнырять в пёстрой толпе на шумной одесской толкучке, которую прозвали Тулоном, или ловить певчих птиц. Слушать их трели Роберт был большим охотником. Страсть к певчим птицам свела его с Эдиком Дзюбиным — они вместе жили на Степовой улице. Эдик был старше на восемь лет и тайком пописывал стихи, но дружбе мальчиков это совсем не мешало. Прошло много лет, и Дзюбин взял себе красивый, звучный псевдоним Багрицкий.

Вскоре началась Первая мировая война, но особого впечатления на одесситов она не произвела, — госпитали, солдаты, дымы военных кораблей на рейде. Зато революция и Гражданская война оставили сильные впечатления и незабываемые воспоминания — только попытка большевиков создать из одесских налётчиков и бандитов воинскую часть и отправить её на фронт осталась в памяти одесситов навечно. В этом городе очень уважали шутников, но додуматься до такого!

Большевистские власти и не думали шутить — совсем ещё юному Граббе это дали понять очень хорошо. Его мобилизовали в Латышскую Отдельную бронебригаду, которая срочно выступала на фронт против частей генерала Деникина: большевики затыкали расползавшиеся на части фронты чем и кем угодно, даже безусыми, не нюхавшими пороху мальчишками.

— Смерть Деникину! — кричали с перрона люди в кожанках с красными бантами.

Смерть подошла не к генералу Деникину, а к Роберту возле станции Жмеринка. Офицерские полки, прошедшие горнило Первой мировой, в клочья разнесли эшелон одесских латышей вместе с ни разу не стрельнувшими бронемашинами. Умирать во цвете лет Роберту не хотелось, и он пешком отправился домой — без документов, без хлеба, без оружия и без надежды на лучшее будущее. Странно, но парень дошёл!

— Уезжай отсюда, — сказал ему повидавший жизнь сосед. — Тебя как дезертира враз шлёпнут. Я слыхал, есть в Питере художественная академия, где учат рисовать. У тебя талант, парень, непременно возьмут. Хочешь, договорюсь со знакомым машинистом на паровозе?

Рисовать Роберт хотел и страстно не хотел воевать. Со многими приключениями Граббе сумел добраться до холодного и голодного Петербурга и выдержал экзамены в Академию художеств. Получив диплом живописца, Роберт поддался уговорам приятеля и уехал в ставшую самостоятельной Латвию. Однако жизнь там оказалась не райской и на него часто смотрели косо, как на выходца из Советской России. Взвесив все «за» и «против», Граббе решил вернуться — ну их, господ соплеменников, с их мелким национализмом.

«КАЗБЕК»

Как Граббе вновь очутился в СССР, история умалчивает. Теперь Роберт решил обосноваться в Москве. По счастливой случайности, он встретил в столице Эдика Дзюбина, ставшего поэтом Багрицким.

— Никому не рассказывай про Латвию и разгром эшелона, — посоветовал опытный приятель. — А я попробую тебе помочь.

И действительно помог. Граббе начал сотрудничать с издательством «Советский писатель», где оформлял и книги Багрицкого. Подрабатывал Граббе в театрах, делая уникальный грим, изготовлял теневые картины, писал полотна на продажу и жил в коммуналке. До войны его картины и рисунки дважды выставлялись за рубежом, в том числе в Нью-Йорке, но сам художник никуда не выезжал, кроме отдалённых уголков России, Кавказа, Средней Азии, Памира.

— Собираются выпускать новый сорт папирос, — сказал Граббе знакомый. — Уже табачную смесь для пробы самому Сталину приготовили. У меня есть связи в «Табактресте», могу тебя порекомендовать. Нарисуешь этикетку — получишь приличный гонорар.

В «Табактресте» Граббе приняли вежливо и немного насторожённо. Конечно, сыграла роль рекомендация знакомого и то, что художник работал не где-нибудь, а в солидном издательстве «Советский писатель».

— Этикетка должна быть особенная, — со значением сказал человек в штатском. Для себя Граббе определил: этот чин из НКВД. — Коробка папирос должна напоминать о родине нашего любимого вождя товарища Сталина. Понимаете, какая на вас ложится ответственность?

— Да, — уныло кивнул Граббе.

Он, возможно, был не рад, что ввязался в попахивающую политикой историю, да в голове уже возник силуэт стремительно летящего среди заснеженных гор всадника в лохматой папахе. Эх, была не была! Для эскиза этикетки Граббе решил использовать принцип теневой картины. На заднем фоне — подпирающие заснеженными вершинами небо Кавказские горы и пронзительно чистый, до синевы, воздух. А впереди летит на горячем коне всадник. Но на картинке только его угольно-чёрный силуэт. Не мешкая, художник принялся за работу.

Вскоре Граббе понёс эскиз в «Табактрест». Там работу взяли и велели прийти через несколько дней. Возможно, набросок возили показывать высокому начальству — впоследствии папиросы «Казбек» считались сортом «генеральским», курить их стало престижно, и у каждого курящего начальника на столе, покрытом зелёным или тёмно-синим сукном, непременно лежала плоская картонная пачка «Казбека». Не исключено, что эскиз рассматривали и в НКВД.

Наконец, эскиз одобрили, щедро выплатили художнику положенный гонорар, который он прокутил с друзьями. Но воспользовавшись частыми и долгими отлучками художника, соседи по коммуналке выписали его с жилплощади и заняли комнату. Пришлось ночевать по знакомым. Это спасло Роберта от ареста и лагеря: даже хорошо сделанная работа могла повлечь за собой исчезновение человека — чтобы не сделал новой этикетки, лучше прежней. Или дальше творил за проволокой, бесплатно. Ну а если бы вылез на свет разгромленный эшелон под Жмеринкой, самовольное возвращение в Одессу, жизнь в «буржуазной» Латвии?

На помощь опять пришёл случай — друзья познакомили с директором одного из крупных карагандинских предприятий «Гипрошахта», и тот пригласил художника переехать к нему, обещая жильё и работу. И Роберт поехал. Караганда только строилась, в неё ссылали немцев и политических, но директор «Гипрошахты» не обманул: дал жильё и работу. В конце 1980-х — начале 1990-х годов живая легенда, художник, создавший эскиз рисунка на пачке самых популярных российских папирос, Роберт Граббе ещё жил в Караганде.

Кто не знает в нашей стране папиросы «Казбек»? А кто знал покрытое завесой тайны имя создателя знаменитого силуэта летящего мимо гор лихого всадника? Единицы! А между тем это человек интересной и сложной биографии, друг известного советского поэта: один мальчишка из Одессы написал обессмертившие его имя стихи, а его приятель написал уникальную картину, ставшую визитной карточкой российской табачной промышленности. Судьба!