Уничтожение прибыли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Уничтожение прибыли

Для того чтобы изменить экономическую среду, нужно прежде всего уничтожить прибыль. Стремление к прибыли – вот главное зло, первородный грех, запрещенный плод райского сада, который привел к падению человеческого рода. Что такое, действительно, прибыль? Это некоторый плюс к своей цене. Следовательно, уже по своему определению – несправедливость, ибо справедливой ценой является своя цена: продукты должны продаваться за то, что они стоили, – ни дороже, ни дешевле. Но прибыль не только несправедливость, она постоянная опасность, истинная причина экономических кризисов перепроизводства или скорее недопотребления, ибо благодаря ей рабочий не может купить продукта своего труда и, следовательно, потребить эквивалент того, что он произвел. Как он сможет это сделать, если продукт, вышедший из его рук, тотчас же повышается в цене, которая делает его недоступным для человека, создавшего его, или для того, который доставил столько же труда, сколько пошло на него, и может предложить за него в форме покупной цены лишь ценность, равную его труду?

Как достичь уничтожения такого паразитического повышения? Прежде всего недостаточно ли будет для уничтожения прибыли естественного воздействия конкуренции, при условии если она станет совершенно свободной и полной? Экономисты отвечают на этот вопрос положительно, и мы увидим, что преимущественно экономисты новой гедонистической школы прилагают усилия к тому, чтобы показать, что при режиме полной конкуренции норма прибыли сведется к нулю. Но Р. Оуэн не думал об этом. Для него, наоборот, конкуренция и прибыль представляются нераздельными, ибо если одна есть война, то другая – военная добыча.

Нужно было, следовательно, изобрести какую-нибудь комбинацию для уничтожения прибыли, а вместе с ней «всех этих приспособлений, которые создают безграничное желание покупать дешево и продавать дорого». Но ведь орудием прибыли являются деньги, денежные знаки, с помощью их, очевидно, она реализуется. Благодаря деньгам она проскальзывает во всякий обмен, и становится осуществимой аномалия продажи товара по цене высшей, чем его стоимость. Следовательно, надо покончить с деньгами, надо заменить их бонами труда (labour notes). Бона будет истинным знаком ценности, высшим, чем деньги, ибо если труд есть причина и субстанция ценности, то вполне естественно, чтобы он был также и мерилом ее. Как видно, Р. Оуэн воспринял теорию Рикардо о ценности, но сделал из нее неожиданные выводы.

Сколько часов труда будет стоить продукт, столько бон труда получит его производитель, когда он захочет его продать, – ни больше, ни меньше, и столько же должен будет дать потребитель, когда он захочет его купить, – ни больше, ни меньше. Таким образом, прибыль будет уничтожена.

Анафемы против денег не новость, но что было поистине нового в этом «открытии, по словам Р. Оуэна, более важном, чем открытие руд в Мексике и Перу», так это замещение денег бонами труда. Известно, как все социалистические школы будут эксплуатировать эту «руду». Однако надо отметить, что этот план не согласовался с коммунистическим идеалом Р. Оуэна, по которому полагалось «каждому по его потребностям», ибо боны труда, очевидно, заключают в себе, как впоследствии категорически скажет коллективистская школа, «вознаграждение, пропорциональное труду каждого», – тогда зачем же вводить в обмен эти бухгалтерские расчеты, если с помощью их нельзя учесть распределение?

Оставалось узнать, могло ли быть осуществлено на практике это устранение с рынка денег? Была сделана попытка создания в Лондоне Биржи обмена труда, которая была оригинальнейшим и интереснейшим эпизодом в оуэнистском движении, хотя, по правде сказать, Р. Оуэн отказывался признать себя ее организатором. Это было кооперативное общество со складом, куда мог прийти каждый член общества с продуктом своего труда и получить за него цену в бонах труда, цену, исчисленную по количеству часов труда, которое пошло на производство его продукта и которое член общества указывал сам. Эти продукты, сделавшись товарами, сохранялись на складе с указанной на них в часах труда ценой и отдавались в распоряжение членов общества, которые захотели бы их купить. Последним нужно было только уплатить указанную на этикетке цену в бонах труда. Благодаря этому всякий рабочий, который затратил десять часов труда на изготовление, например, пары башмаков, мог быть уверен, что получит здесь любой товар, стоящий столько же часов труда. Таким образом, он получал точный эквивалент своего труда, и прибыль была изгнана. С другой стороны, посредник, который ныне кладет себе в карман прибыль – промышленник или торговец – был вытеснен благодаря установлению непосредственной связи между производителем и потребителем. Проблема была, таким образом, решена.

Этот эксперимент удался не лучше, чем эксперимент с коммунистическими колониями, и продолжался не дольше второго. Только весьма несовершенные познания, которые имели тогда о законах ценности, могут извинить реформаторов, ожидавших от этих экспериментов иного результата. Тем не менее они отмечают важную дату в истории экономических доктрин, потому что они представляют собой первый этап в целом ряде систем, которые потом будут последовательно заниматься разрешением той же проблемы, хотя и при помощи довольно различных способов; мы встретимся с ними у Прудона с его Банками обмена и у Сольвея с его «Социальным счетоводством» («Comptabilisme social»).

Впрочем, все эти приспособления, преследовавшие цель устранения денег из области обмена, имели лишь второстепенное значение. Но основная идея их – идея уничтожения прибыли – останется и реализуется, по крайней мере отчасти, в учреждении весьма солидном и принявшем широкие размеры, которое распространится на весь мир, а именно в потребительских обществах. Последние начали размножаться одновременно с возникновением Биржи обмена труда, но они примут свою окончательную форму только десять лет спустя, когда рочдельские пионеры учредят потребительские общества.

Действительно, потребительские общества приняли за правило или не получать барышей, или возвращать их своим членам пропорционально закупкам, что, очевидно, одно и то же, ибо здесь нет прибыли, а есть только ristoumes (возврат). И чтобы достичь этого, они поступают так же, как Р. Оуэн, т. е. приводят в контакт производителя и потребителя посредством устранения посредников. Но нужно отметить, что такое устранение прибыли совершается без всякой необходимости прибегать к устранению денег. Солидарность между деньгами и прибылью, которую думали констатировать Р. Оуэн, а после него многие другие социалисты, оказывается воображаемой. Известно, что при непосредственном обмене образуются весьма чрезмерные прибыли, например в торговле с Экваториальной Африкой обменивают ружья, оценивающиеся в пять раз выше своей стоимости, на каучук, оценивающийся в одну треть своей стоимости, что составляет норму прибыли 1500 процентов. На самом же деле деньги поспособствовали только установлению большей точности при исчислениях цен, позволили, например, исчислять и сводить норму прибылей к бесконечно малым пропорциям для каждой единицы, например к одному сантиму на метр бумажной ткани, что было бы совершенно невозможным при существовании непосредственной мены или даже при наличии бон.

Поскольку кооперативная ассоциация стремится к уничтожению прибыли, она останется самым значительным результатом деятельности Р. Оуэна и достаточна для того, чтобы создать ему славу. Однако, по-видимому, его участие в этом великом движении было не совсем сознательно. Правда, выражение «кооперация» ежеминутно выходит из-под его пера, но это выражение не имело тогда современного смысла, а обозначало просто коммунизм. Что же касается кооперативных потребительских обществ в форме магазинов для продажи, то Р. Оуэн не только не требовал признания за собой инициативы учреждения их, но и категорически отказывался признать их отпрысками своей системы. Он видел в них лавки или филантропические учреждения, недостойные его идеала. И совершенно правильно: эти общества не были тогда тем, чем они сделались потом. Все-таки он мог еще видеть нарождение рочдельского потребительского общества, в числе двадцати восьми пионеров которого шесть были его последователями, а двое, Чарльз Ховарт и Вильям Купер, были душой этой бессмертной ассоциации. Но Р. Оуэну было тогда 73 года, и, по-видимому, он даже не заметил рождения этой своей «дочери», так поздно появившейся на свет, которая, однако, больше, чем все другие дела его долгой жизни, оставит потомству его имя, если не совсем спасет его от забвения.

Действительно, Р. Оуэн не оставил школы в собственном смысле этого слова, кроме кооперативной школы. Но все-таки у него было несколько учеников, которые стремились к проведению в жизнь его теорий, из них особенно один, который долгое время оставался в неизвестности и только в наши дни открыт и вознесен до небес. Это Вильям Томпсон, главное произведение которого – «Исследования о благоприятнейших для счастья людей принципах распределения богатства» от 1824 г. Стоя выше Р. Оуэна по своим экономическим познаниям и будучи более глубоким мыслителем, он, может быть, больше заслуживал бы того, чтобы фигурировать здесь в качестве основоположника социализма, но мы, как это сказано во введении, не можем помышлять здесь об исправлении возможной несправедливости истории и должны считаться с освященными традицией именами. Впрочем, естественно, что положение, занимаемое человеком в истории, определяется больше его влиянием, чем его талантом, а влияние Томпсона на его время было ничтожно, потому что нужно было ждать до наших дней, чтобы открыть его.

В условиях экономического кризиса 1815-16 и острых социальных конфликтов расширение капиталовложений в целях улучшения положения и образования рабочих натолкнулось на решительное сопротивление компаньонов Р. Оуэна (квакер У. Ален и др.). Разработанные Р. Оуэном проект закона о сокращении рабочего дня до 10 часов и «План национального воспитания и образования под руководством государства и наблюдением народа» встретили противодействие буржуазных кругов и духовенства. Р. Оуэн сделал вывод, что рабочие в Нью-Ланарке, как и на других капиталистических предприятиях, «остаются рабами». Сосредоточив внимание на коренных экономических и социальных проблемах, Р. Оуэн приходит к убеждению, что «волшебная сила машин», обращенная при «существующей системе» против трудящихся, способна обеспечить изобилие материальных благ, делающее частную собственность и накопление бессмысленными. Опираясь на некоторые реальные достижения своей деятельности в Нью-Ланарке (успешное преодоление явлений преступности, пьянства, национализма и религиозной вражды, осуществление элементов самоуправления, сознательной трудовой дисциплины, соревнования, кооперации, социального планирования, а также соединение обучения с производительным трудом, физическим и эстетическим воспитанием), Р. Оуэн в марте 1817 выдвинул «план» расселения безработных в «посёлках общности и сотрудничества», не знающих частной собственности, классов, эксплуатации, противоречий между умственным и физическим трудом, противоположности между городом и деревней и др. антагонизмов. Этот шаг знаменовал поворотный пункт в жизни Р. Оуэна – переход на позиции утопического социализма. В 20-е гг. Р. Оуэн создал опытные коммунистические колонии: Новую гармонию в США, Орбистон, Гармони-Холл в Великобритании и др., основал ряд просветительских учреждений, журналов. Покинув в 1829 Нью-Ланарк, Р. Оуэн целиком посвятил себя пропагандистской деятельности. На основе первоначального «плана» он приступил к разработке утопической коммунистической системы переустройства жизни всего человечества, которая была наиболее полно изложена в «Книге нового нравственного мира» (опубликована в 1836-44). Согласно этой системе, учреждаемые на добровольных началах «посёлки общности» образуют федерацию, способную, по мнению Р. Оуэна, продемонстрировать своё экономическое и нравственное превосходство, обусловленное всемерным развитием новых («научных») производительных сил (в том числе химии), а также воспитанием нового, гармонически развитого человека и установлением новых общественных отношений. По инициативе Р. Оуэна в 30-е гг. были созданы организации «Базары справедливого обмена» (1832-34) и «Великий национальный союз профессий» (1833-34), которые он надеялся превратить в средство осуществления своих проектов преобразования общества. Тем самым Р. Оуэн, как и другие социалисты-утописты, не смог"... ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества". Возникнув на ранней стадии борьбы между пролетариатом и буржуазией, социалистическое учение Р. Оуэна и его последователей-оуэнистов сыграло значительную роль в просвещении английского рабочего класса, дало определённый толчок развитию профсоюзного и кооперативного движения в Великобритании. С изменением исторической ситуации, ростом классового самосознания пролетариата оуэнизм выродился в секту, пытавшуюся отвлечь рабочих от классовой борьбы. Сам же Р. Оуэн в конце жизни, особенно после поражения революций 1848-49, в обстановке политической реакции в Европе, замкнувшись в мессианских иллюзиях, приходит к мистицизму и спиритизму.

Тем не менее исторические заслуги Р. Оуэна неоспоримы. Он был единственным из великих социалистов-утопистов, который пытался осуществить свои социалистические идеалы с участием самих рабочих. Р. Оуэн различил в производительных силах, развивавшихся при капитализме, предпосылки более высокой организации общества, связанной с установлением общественной собственности на средства производства. Поэтому мечтания Р. Оуэна о качественно новом состоянии человечества частично предвосхитили идеи научного коммунизма. Ф. Энгельс считал Р. Оуэна «родоначальником английского социализма». Оценивая значение деятельности Р. Оуэна для английского рабочего движения первых десятилетий 19 в., Энгельс писал: «Все общественные движения, которые происходили в Англии в интересах рабочего класса, и все их действительные достижения связаны с именем Р. Оуэна». Идеи Р. Оуэна оказали также влияние на формирование социалистической мысли и за пределами Великобритании. В России имя Р. Оуэна было известно уже в середине 2-го десятилетия 19 в. Определённое влияние его идей испытали петрашевцы, а также А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов и другие революционеры-демократы.

Своими экспериментами Р. Оуэн на практике опробовал идею социального партнерства, которая стала широко внедряться на Западе лишь спустя полтора столетия. Но свое время она обогнала настолько, что была отвергнута обществом начала XIX в. и предана забвению.