«МОСКВА ГОТОВИТСЯ ДОСТОЙНО ВСТРЕТИТЬ ПРИБЛИЖАЮЩУЮСЯ ВЕСНУ»
«МОСКВА ГОТОВИТСЯ ДОСТОЙНО ВСТРЕТИТЬ ПРИБЛИЖАЮЩУЮСЯ ВЕСНУ»
Владимир Ильич Ленин выступал в этом здании 27 января 1920 г. на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства и 1 марта 1920 г. на Всероссийском съезде Всемедиксантруд. Памятная доска у входа в ЦДРИ
23 января 1920 года открылся 3-й Всероссийский съезд советов народного хозяйства.
...Январь двадцатого. Ежедневные сводки с фронтов гражданской войны не могут не радовать: освобождены почти вся Украина и Северный Кавказ, под Петроградом разбиты войска генерала Юденича. «Начались бои на новом фронте,— пишут «Известия»,— фронте труда. Поступила первая оперативная сводка». В этой сводке — число отремонтированных паровозов и вагонов, версты восстановленных путей. Москве трудно. Численность населения в городе по сравнению с 1917 годом снизилась наполовину. Стоят заводы, хлеб выдается с частыми перебоями, нет дров. Москве нужен ежедневный минимум — 250 вагонов топлива, но фактический завоз значительно меньше этой «холодной нормы».
25 января на первые полосы центральных газет вынесены самые важные сообщения — бои в Крыму, телеграмма о пленении адмирала Колчака (телеграмма пришла из Сибири с большим опозданием — еще 21 января ответом на первый вопрос: «Да, я адмирал Колчак» — «верховный правитель России» начал давать показания Чрезвычайной следственной комиссии в Иркутске) и среди всех этих сообщений информация об открытии 3-го Всероссийского съезда советов народного хозяйства.
Он открылся в Колонном зале Дома союзов, затем перешел в здание клуба Союза коммунальников па Софийку.
27 января на заседании съезда выступил Владимир Ильич Ленин.
Этот январский день, как и все предшествующие, был заполнен у Владимира Ильича до предела. Заседание Политбюро, на котором рассматривался вопрос о коммунистической работе среди рабочих и крестьян мусульманского Востока. Вечером — заседание Совнаркома, где должен обсуждаться проект декрета о кредитной кооперации. На рабочем столе Ленина — требующие неотложного распоряжения документы Совета Обороны и протоколы Реввоенсовета.
И все-таки он должен найти время и приехать на Софийку. На съезде идет горячий спор о коллегиальности и единоначалии. Это не схоластика, это насущная задача дня. Дискуссия, судя по газетам, разгорается, . надо ехать...
Краткий газетный отчет на другой день сообщал:
«Товарищ Ленин говорит, что он лишь бегло коснется тех вопросов, с которыми ему приходилось в последнее время больше сталкиваться. Один из таких вопросов — организация управления, вопрос о коллегиальности и единоначалии ».
Владимир Ильич в своем выступлении как бы оттачивал мысль, которая станет основополагающей в решениях IX съезда партии,— он должен состояться в марте.
«Основной задачей при организации управления,— будет сказано в резолюции съезда,— является создание компетентного, твердого, энергичного руководства, идет ли речь об отдельном промышленном предприятии или целой отрасли промышленности».
Съезд четко определил обязанности командиров производства: директора-администратора «из рабочих-профессионалистов, обнаруживших твердую волю, выдержку и, в частности, способность привлекать к работе специалистов...», инженера, членов рабочего совета при директоре. В резолюции подчеркивается: «...необходимым условием улучшения хозяйственной организации и роста производства является фактическое проведение в жизнь сверху донизу неоднократно провозглашавшегося принципа точной ответственности определенного лица за определенную работу».
В. И. Ленин вновь приехал в клуб Союза коммунальников 1 марта того же 1920 года. Здесь проходил 2-й Всероссийский съезд работников медико-санитарного труда.
Утром делегатам раздали свежие газеты. Сырая, с прожилками опилок бумага, не высохшая еще, прилипающая к пальцам краска. Тревожные строки экстренных сообщений. Голод в деревнях, угроза эпидемий, которая всегда становилась весной особо острой. Медикам, собравшимся в доме на Софийке, лучше других было известно, чем опасна весна, растопившая грязный снег на неубранных улицах, манящая голодных первой чахлой травой на обочинах.
В Москве голодно. «Правда» сообщает о том, что по карточкам будет отпущен сахарный песок. Детям — бесплатно. Песку мало, и поэтому газета сообщает: «...в первую очередь — Замоскворецкому и Алексеево-Ростокинскому районам» — рабочим окраинам...
С самого начала работы съезда в президиум шли записки: выступит ли Ильич? Нарком Н. А. Семашко разводил руками: Председатель Совнаркома только что выступил на Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотделами губнаробразов, его ждут на 1-м Всероссийском съезде трудовых казаков — обещал, товарищи, но не знаю, не знаю...
И вот поздно вечером Ленин приехал на Софийку.
Одна из делегаток съезда так вспоминала эти минуты: «Трудно передать нашу радость. В зале в этот вечер собралось более 700 человек, присутствовали представители многих коллективов медицинских работников Москвы. Как говорится, некуда было яблоку упасть». Газеты сообщили на другой день, что встреченный долго не смолкающими аплодисментами и пением «Интернационала» Владимир Ильич приветствовал съезд от имени Совета Народных Комиссаров. Он призывал опыт организации обороны страны перенести на выполнение задач мирного строительства. Только сотрудничество представителей науки и рабочего класса может «привести Россию к культурному расцвету... только такое сотрудничество будет в состоянии уничтожить весь гнет нищеты, болезней, грязи. И это будет сделано.
Перед союзом представителей науки, пролетариата и техники не устоит никакая темная сила».
Вопросы санитарии и медицинского дела беспокоят Ленина. Через несколько дней он, депутат Московского Совета от государственной кондитерской фабрики № 3 (ныне — «Большевик») и подмосковной станции Ховрино Николаевской (ныне Октябрьская) железной дороги, выступит на первом заседании нового состава Моссовета и в числе самых неотложных дел вновь будет говорить о срочной очистке Москвы от грязи. «Мы должны провести это, чтобы стать примером для всей страны... Мы должны дать этот пример здесь, в Москве, пример, какие Москва уже не раз давала».
Специальное постановление о санитарной очистке города Москвы принял Совет Народных Комиссаров. «Дабы достигнуть максимальных результатов «Недели очистки», освободить на 13 марта служащих и рабочих от служебных на этот день обязанностей, оставив в учреждениях минимальное количество служащих для несения текущих работ» — гласил один из пунктов постановления.
Той же весной газеты сообщали о проведении в Москве «банной недели» и «недели стрижки». Это не было выдумкой ретивых бюрократов, как может показаться па нынешний взгляд,— потом стали по поводу и без повода объявлять недели и декадники, а тогда это было суровой необходимостью.
В ту весну в Москву приехал Иван Ольбрахт — чешский писатель, один из основателей Коммунистической партии Чехословакии. Он написал книгу «Путешествие за познанием» и в ней, в частности, рассказывал о том, как поразили его плакаты РОСТА на московских перекрестках. Среди плакатов был и такой;
Больше воров и пройдох бойся вшей, клопов и блох!
«Это осталось с прошлой недели, которая была объявлена санитарной,— пишет Ольбрахт и подробно разъясняет своим читателям, что такое «санитарная неделя»: — Каждому жителю Москвы вменялось в обязанность привести свою квартиру в образцовый порядок. По домам ходили комиссии, за грязь накладывали строгие взыскания, а если неряхой оказывался член партии, даже жесткие... Членство в партии подразумевает беспрекословное подчинение дисциплине. Сейчас расчищают улицы, следующая неделя, как сообщают газеты, будет банной. Каждый получит возможность даром вымыться в бане, каждому будет выдано по куску драгоценного теперь мыла.
Уже печатаются плакаты со следующим текстом:
ОН: Полюби, красотка, Ваню, разговоры коротки.
ОНА: Ты сходил бы прежде в баню да заштопал бы портки.
А пока в течение семи дней производится уборка улиц. Москва готовится достойно встретить приближающуюся весну.
Еще в прошлом году Москву убирала буржуазия. У пролетариата слишком много других забот: на фронтах, куда он взамен себя не мог послать никого другого; в тылу, охваченном контрреволюцией; на фабриках, где приходилось преодолевать саботаж чиновников, при восстановлении разрушенного транспорта. И вот уборка улиц выпала на долю домохозяев, адвокатов, директоров банков и купцов, которые ничем пе были заняты».
Но в тот год Москву приводила в порядок не только «мобилизованная» буржуазия. Работали все.
...Последние из последнего запаса дрова подвозили к баням, с трудом растапливая засыпанные, забитые слежавшейся золой печки, немногочисленный отряд цирюльников трудился в те дни пе покладая рук, и в клубе коммунальников на Софийке строго следили, чтобы никто из членов их союза — ни истопники, ни гардеробщики, а тем более парикмахеры не отлынивали от работы, лучших же отмечали потом в театральном зале клуба... участники событий семнадцатого года, ветераны партии, люди трудной и счастливой судьбы. Кого только не встретили мы в этот вечер в залах ЦДРИ! Знаменитую балерину Ольгу Лепешинскую и скульптора Льва Кербеля, солистку академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова Людмилу Филатову и поэтессу Майю Борисову...
На сцену поднимались студенты Ленинградского института театра, музыки и кинематографии и старейшина московских драматургов, которому в тот год исполнилось 87 лет, Иосиф Леонидович Прут...
Список длинный, но дело не в перечне фамилий —• хочется, чтобы, знакомясь с программой вечера, читатель почувствовал ту особую, праздничную и в то же время какую-то очень домашнюю атмосферу, которой живет этот дом...
А наутро с Людмилой Сергеевной Трениной — заведующей клубной библиотекой, когда тих и как бы даже сонлив дом, мы идем не спеша по его бесконечным лестницам и переходам.
На каждом повороте я стучу костяшками пальцев по стенам, и стены чаще всего откликаются не приглушенностью камня, а дробным звуком фанеры или сухой штукатурки. И мы тогда с Людмилой Сергеевной мысленно убираем эти стены, и словно на стеклянном негативе, что положен в ванночку с проявителем, медленно и неуверенно проступают первоначальные контуры старинной планировки.
Вот Большой зал ЦДРИ. Но он был еще больше. За его счет когда-то увеличили фойе: одно окно, большое, арочное, явно принадлежало залу, другое, прямоугольное, будничное,— коридору. А в самом зале хорошо видны хоры, на которых играл когда-то знаменитый оркестр Сакса. Теперь хоров нет — там кинобудка. Она, видно, давно здесь, потому что еще в 1924 году клуб Союза коммунальников, как гласят бумаги архивов, хлопотал об этой будке, но ему несколько раз отказывали, мотивируя тем, что и так уже недавно был в здании большой пожар.
Наискосок от зала — ряд окон, тоже овальных, их любил проектировать Константин Тон — еще одно предположение в пользу его авторства. Окна заложены, остались лишь глубокие ниши. Но нетрудно себе представить, как наряден был этот коридор, когда заливал его дневной свет, а по вечерам в толстых зеркальных стеклах весело и празднично дробились огоньки свечей, позже — многоламповых люстр.
Спускаемся по лестнице. Она массивная, чугунная, а по бокам — всё двери, они ведут в разные хозяйственные помещения, многие закрыты. Что за ними? В каждом из нас еще с детства, с «Золотого ключика», живет томительное ощущение тайны при виде закрытых и заложенных кирпичом, заклеенных обоями или старыми афишами дверей...
На первом этаже — множество служебных помещений: отдел пропаганды и массовой работы (это здесь нашлась «однодневная газета»!), отдел работы с детьми, служебные кабинеты, машинописное бюро. В тесной комнатушке бюро окно — бывшая дверь на улицу. Машинистки удивляются: «Столько лет здесь работаем, а не замечали: и вправду дверь!»
Эта дверь вела с Рождественки в магазин Черенина. И девушки уже сами догадываются, что не было когда-то никаких перегородок, а был просторный зал, уставленный книжными шкафами, с высоким сводчатым потолком и большой витриной на углу, глядящей на Со-фийку. Витрина (теперь это просто большое и непрактичное окно— «Дует от него зимой!») находится почти у самого тротуара, и, заслоняя свет, сидят на узеньком подоконнике, отрешенно лакомясь мороженым, уставшие от хождения по соседним ЦУМу и «Детскому миру»,как принято писать в рекламных объявлениях,— «москвичи и гости столицы»...
Экскурсия в ЦДРИ уже не первая, долгую историю дома здесь уже знают, и кто-то спрашивает:
— А после Черенина что здесь было?
А после Черенина торговое помещение несколько раз меняло хозяев, и с начала нынешнего века здесь был популярный магазин дамских нарядов «Парижский шик», имевший отделения и па Сретенке, и в Верхних торговых рядах на Красной площади.
Сотрудницы машинописного бюро явно разочарованы: им хотелось бы, чтобы здесь находился магазин, в котором заказывала книги Анна Каренина. Но узнав, что книжное заведение Готье располагалось на углу с Кузнецким мостом, вновь приходят в хорошее настроение — там теперь хозяйственный магазин, и они в нем часто бывают.
И вновь возглас, который уже не раз приходилось слышать: «Никогда бы не подумали!»
Увы, и вправду трудно поверить, что на месте этих клетушек, занятых в разные годы под множество учреждений (особенно густо облеплен дом вывесками со стороны Кузнецкого моста), находились когда-то знаменитые на всю Москву книжные магазины, библиотеки и читальные залы при них. Где, как не в этом доме, выходящем на три знаменитые книжные улицы, вновь возродить бы книжные ряды? К лицу были бы они и Центральному Дому работников искусств.
А лестница ведет нас дальше. И вот уже последняя ступенька и последняя комната. Но... несколько раз сильно топаю ногой, и пол отвечает необычной гулкостью.
— Там внизу еще подвалы,— говорит Людмила Сергеевна,— полы перестилали, видно было.
Уж не погреба ли Московского государева пушечного двора под нами?
...Он по-прежнему полон недомолвок и того несказанного очарования, которое живет в каждом много видевшем и много" испытавшем на долгом веку старинном здании.
«Каменные массы отнюдь не мертвы — они живы, говорят, передают тайны»,— писал Александр Иванович Герцен.
Хрупкие, навечно пропитанные пылью и желтизной лет бумаги, хранящиеся в архивах, рассказали о том, чему были свидетелями вставшие на земле древнего Пушечного двора тяжелые каменные стены.
Биография любого дома — это биография тех, кто его возводил, и тех, кто потом жил в нем. А значит, и частица нашей истории, потому что судьбы людей неотделимы от судеб Отечества.
