Франсуаза Атенаис де Монтеспан (1641–1707)
Франсуаза Атенаис де Монтеспан (1641–1707)
Фаворитка короля Людовика XIV. В связь с королём вступила в 1667 году. До 1687 года пользовалась расположением монарха. От Людовика XIV имела троих детей, впоследствии узаконенных. Её место с помощью интриг заняла де Ментенон.
* * *
О самых знаменитых куртизанках Людовика XIV Французского довольно метко сказано, что Лавальер любила его, как любовница, Ментенон — как гувернантка, а Монтеспан — как госпожа. Последняя, среди многих других, которым удалось завоевать сердце любвеобильного короля, пожалуй, представляет наибольший интерес.
Происходила она из старинного рода (её отцом был Габриэль де Рошешуар, герцог де Мортемар), как и другие знатные дамы того времени, воспитывалась в монастыре. Её мать, Диана де Грансень, старалась привить дочери принципы благочестия.
Когда в девятнадцать лет Франсуаза-Атена стала придворной дамой королевы и прибыла в Версаль, она ходила к причастию каждый день, чем внушила набожной королеве-испанке очень высокое мнение о своей добродетели. Однако в то же время она сочетала набожность со светским непостоянством и полной снисходительностью к своей особе.
В возрасте двадцати двух лет она вышла замуж за дворянина из своей провинции, маркиза де Монтеспана. Он был моложе её на год. Это был блестящий брак, который соединил родовитость, положение и могущество. Супругам была предоставлена возможность жить вместе или поблизости друг от друга.
Но маркиза де Монтеспан решила рискнуть и подняться ещё выше, когда увидела, какой роскошью окружена любовница короля Луиза де Лавальер. Считая, что во всём превосходит соперницу, маркиза сделала её мишенью своих острот и откровенно явила свою зависть во многих злобных проделках.
В скором времени старания прекрасной интриганки увенчались успехом — она была замечена Людовиком и сделала всё для того, чтобы вытравить образ спокойной и нежной Лавальер из сердца короля. И это тоже удалось ей, а что именно она для этого предприняла, стало известно лишь значительно позднее узкому кругу её современников и самому королю…
Однако открытой связи с королём предшествовали долгие супружеские баталии. Маркиз де Монтеспан оказался весьма неуступчивым мужем. Как рассказывает мадам де Монпансье, это был необыкновенный человек, который при всех непочтительно высказывался в адрес короля, проявлявшего склонность к его супруге, устраивал ей бурные сцены и награждал пощёчинами.
Правда, и Людовик вёл себя крайне несдержанно, ссылаясь при этом на Библию, а именно на пример царя Давида. Он без обиняков заявил маркизу, что тот должен отдать ему жену, иначе Бог покарает его. Маркизу страшно злило, что муж откровенно рассказал о её проказах всем придворным: «Я стыжусь, что моя обезьяна вместе с ним развлекает чернь!»
Высказывания маркиза произвели сенсацию при дворе, и даже Людовик, при всём его властолюбии, почувствовал себя задетым и оскорблённым тем, что не осмеливается открыто преследовать человека, чья жена стала его любовницей…
Когда маркиз узнал, что его старания получить обратно жену бесполезны, а хлопоты при дворе грозят ему преследованиями со стороны тайной службы короля, он одел в траур весь свой дом, сам сел в чёрную карету, распрощавшись с родственниками, друзьями и знакомыми. Он вовремя скрылся, так как в это самое время король уже искал любой предлог, чтобы подвергнуть его судебному преследованию.
Итак, признанная всеми новая куртизанка короля с её безграничным влиянием, самовлюблённая и честолюбивая, стала надеждой и ужасом придворных, министров, генералов.
Она тотчас добилась возвышения своей родни. Само собой разумеется, её отец стал губернатором Парижа, брат — маршалом Франции.
В её салоне собирались сливки аристократии и мира искусств. Она покровительствовала Расину и Буало, добилась пенсии для старого Корнеля. Она помогала Люлли. Она знала, в чём нуждались художники и поэты. Сен-Симон со всей возможной скрупулёзностью и объективностью описывал события при дворе: «Она всегда была превосходной великосветской дамой, спесь её была равна грации и благодаря этому не так бросалась в глаза…»
Мадам де Севинье в письме к своей дочери описывала платье, подаренное одним из богатых и галантных придворных фаворитке: «Золото на золоте. Вышитое золотом, окаймлённое золотом, а всё это перевито золотом, и всё это перемешано с золотыми вещичками, а всё вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо быть волшебником, чтобы создать такое произведение, выполнять эту немыслимую работу…»
В Версале маркиза занимала на первом этаже двадцать комнат, а королева на втором — одиннадцать. Старшая статс-дама де Ноай несла шлейф маркизы, а шлейф королевы — простой паж. При выездах Монтеспан сопровождали лейб-гвардейцы. Если она отправлялась куда-либо по стране, её должны были приветствовать лично губернаторы и интенданты, а города посылали ей подношения. За её запряжённой шестёркой каретой следовала такая же с придворными дамами. Затем следовали тележки со скарбом, 7 мулов и 12 человек конного конвоя…
Такой женщине, конечно же, были необходимы и подобающие апартаменты. И она получила их. Её резиденцией стал замок в Кланьи, второй Версаль, кстати, расположенный совсем недалеко от первого. Правда, сначала Людовик велел построить в Кланьи лишь небольшой загородный дом для своей возлюбленной, но, когда маркиза увидела его, она объявила, что для какой-нибудь оперной певички его бы вполне хватило…
Маркиза родила королю семерых детей, которые по указу парламента были признаны его законными детьми: старшего сына он произвёл в герцоги Мэна и дал ему поместья и привилегии, старшую дочь он выдал замуж за герцога Бурбонского, а другую — за своего племянника, герцога Шартрского, будущего регента.
Но при этом великолепии и могуществе, при всех этих бесконечных празднествах, которые устраивались самой маркизой или устраивали в её честь, только в первые годы её влияние было несомненным. Зная непостоянство Людовика, ей следовало опасаться появления более молодой, а также более красивой и умной соперницы. Маркиза никогда и ни в чём не была уверена, она постоянно была окружена толпой врагов и завистников. Многих раздражало её высокомерие, её острый язык, за ней постоянно следили, чтобы обо всём доносить королю и таким образом спровоцировать тихий дворцовый переворот. К этому заранее велись приготовления, и всегда под рукой была какая-нибудь дамочка, заветным желанием которой было занять место фаворитки.
Любовь и страсть Людовика к маркизе длились годы. Но уже в 1672 году гордая маркиза страдала от ревности. Она пребывала, как замечала мадам де Севинье, в неописуемом состоянии духа: в течение двух недель не показывалась перед двором, писала с утра до вечера и всё рвала в клочья перед сном… И никто не сочувствовал ей, хотя делала она немало добра. Через три года, когда все тревоги как будто улеглись и Людовик к ней вернулся, всё повторилось — и значительно серьёзнее. Людовик вдруг впал в глубокую набожность, наблюдательные люди сделали вывод — он пресытился маркизой…
Час окончательного прощания Людовика с Монтеспан ещё не наступил, так же как и окончательное воцарение Ментенон. И даже когда мадам де Людр была облагодетельствована королём, он снова вернулся к своей прежней возлюбленной и даже, похоже, с прежними чувствами.
Король и его возлюбленная в последующие месяцы были более близки и общались чаще, чем когда-либо прежде. Казалось, чувства прежних лет вернулись, все былые опасения исчезли и любой мог с уверенностью утверждать, что никогда не видел более прочного её положения.
«Мадам де Монтеспан с недавних пор всё больше покрывается бриллиантами, и стоит немало труда не отступить перед сиянием этой божественности. Их любовь, похоже, достигла наивысшей точки, кажется, она усиливается на глазах. Невиданное дело, чтобы такая страсть могла возобновиться…»
Однако, несмотря на все неожиданные и большие победы и почитание, какая-то тайная мысль терзала фаворитку, выражалось это в постоянном беспокойстве. Она всегда была страстным игроком в карты, а в 1678 году её азарт стоил ей более 100 000 экю ежедневно. В Рождество она потеряла уже 700 000 талеров, однако поставила на три карты 150 000 пистолей и отыгралась.
Ей исполнилось тридцать восемь лет, и её могла вытеснить соперница, годящаяся ей в дочери. В марте 1679 года она просила аббата Гоблена помолиться за короля, стоявшего на краю глубокой пропасти. Этой глубокой пропастью была восемнадцатилетняя мадемуазель де Фонтанж, с волосами цвета спелой ржи, огромными светло-серыми бездонными глазами, молочной кожей, розовыми щёчками. По словам современников, она вела себя как настоящая героиня из романов. Как и Людр, и Лавальер, она была придворной дамой королевы и, по свидетельству Лизелотты фон дер Пфальц, прелестна, как ангел, от кончиков пальцев ног до корней волос. Родственники послали её ко двору, чтобы она составила себе счастье как раз благодаря своей красоте.
«Неожиданно маркиза оставила двор по причине своей ревности к мадемуазель де Фонтанж», — указывал современник в своих заметках за март.
Однако Людовик любил своих подруг не так, как они хотели, а так, как ему больше нравилось. Он не разрешил ей покинуть его по её желанию. И как прежде Лавальер должна была послужить триумфу Монтеспан, так теперь она сама должна была служить фоном для новой фаворитки. Она хотела удалиться, надеясь что, возможно, в будущем, через определённое время, король опять обратит на неё внимание.
На озарённом королём-Солнцем небосклоне всхолила новая ослепительная звезда. Нежные чувства, проявляемые Людовиком к юной маркизе де Фонтанж, ни для кого уже не были секретом, и промедление грозило Монтеспан безжалостной отставкой.
Трижды она пробиралась в заброшенную церковь, чтобы возлечь нагой на холодную каменную столешницу. Перерезав во славу Асмодея и Астарота горло очередному младенцу, аббат Гибур трижды наполнял кровью колдовскую чашу, которую, согласно ритуалу чёрной магии, ставил между ног королевской любовницы, а колдовство всё не действовало.
Господство Фонтанж длилось не более двух лет. Уже в конце июня 1681 года она умерла от воспаления лёгких, осложнённого потерей крови при родах. Она умерла, убеждённая, что отравлена своей соперницей. Людовик думал так же и хотел было распорядиться произвести вскрытие, однако родственники герцогини выступили против этого. Установить истинную причину смерти не удалось. Несмотря на это, версия об отравлении получила распространение, и многие склонялись к ней.
Ещё в 1676 году, в период заигрывания короля с Субиз и Людр, Монтеспан прибегла к помощи месс прямо в жилище Монвуазен, чародейки и изготовительницы ядов. На два кресла был уложен матрац, рядом поставлены два табурета, а на них — светильники со свечами. Гибур прибыл в своём одеянии для месс и прошёл в заднюю комнату, а затем Монвуазен впустила маркизу, над телом которой он должен был служить мессу. Монтеспан пробыла у Монвуазен с одиннадцати часов вечера до полуночи. Снова был принесён в жертву ребёнок, а при заклинаниях произнесены имена Людовика де Бурбона и Монтеспан. Подробности жертвоприношения настолько ужасны, что можно было бы усомниться в их правдивости, если бы они не были ещё раз подтверждены различными свидетельскими показаниями…
В 1676 году маркиза не ограничилась только «чёрной мессой» для поддержания своего могущества, она послала двоих колдуний в Нормандию, к некоему Галле, занимавшемуся производством ядов и любовных напитков. Галле дал свой порошок. И снова маркиза ощутила волшебное могущество применённого ею средства: Людр потеряла благоволение короля, и Людовик вернулся к ней, своей прежней возлюбленной. Затем король увлёкся молодой и прекрасной Фонтанж, и позднее во время следствия дочь Монвуазен рассказывала Ларейни, что, когда она стала старше, мать заставляла её присутствовать на читаемых для Монтеспан «чёрных мессах». Мать говорила, что в это время маркиза беспокоилась больше всего и требовала от неё помощи, а матери было очень сложно осуществить это. Можно было догадаться, что речь шла о жизни короля… У Монтеспан в самом деле была мечта — лишить жизни оставившего её любовника и его новую пассию. Сначала Монвуазен хотела пропитать порошком его одежду или то место, где он должен был сидеть, чтобы он в конце концов ослабел и умер. Однако потом она выбрала другое средство, показавшееся ей более надёжным.
Когда всё открылось, король был сражён. Его многолетняя возлюбленная, мать его детей, обожаемых им, обвинялась в ужасных преступлениях! В августе 1680 года Лувуа, желавший во что бы то ни стало спасти Монтеспан, устроил ей встречу с королём. Ментенон, наблюдавшая за ними издали, заметила, что она очень волнуется. Сначала маркиза плакала, затем засыпала всех упрёками, заявила, что всё это ложь и что она пошла на эти преступления только потому, что её любовь к королю была необъятной.
Не только Лувуа, но и Кольбер, который незадолго до этого выдал свою младшую дочь замуж за племянника Монтеспан, и даже сама Ментенон пытались смягчить судьбу когда-то всемогущей фаворитки. И прежняя возлюбленная короля не была отлучена от двора, только сменила свои огромные апартаменты на первом этаже Версаля на другие, подальше от основной резиденции короля. Теперь король посещал её и беседовал с ней в присутствии других дам…
Однако Севинье, которая, конечно, не могла заглянуть за кулисы, отмечала, что Людовик очень сурово поступил с Монтеспан. Маркиза получила королевскую пенсию в 10 000 пистолей (100 000 франков) и с тех пор уединённо проводила свои дни в Бурбоне, в Фонтрево, в своих родовых владениях в Антене, но прошло много лет, прежде чем она окончательно покорилась своей судьбе. Ей было очень трудно отказаться от блеска высшего света, в котором проходила её жизнь. Однако в конце концов маркиза решилась на это. Она посвятила себя раскаянию и искуплению. В 1691 году она поселилась в ею самой основанном монастыре Святого Иосифа и здесь, как рассказывает Сен-Симон, ежедневно каялась и пыталась искупить свои грехи.
В мае 1707 года пришёл день, которого она боялась долгие годы. Она исповедалась в присутствии слуг, попросила прощения за все свои злодеяния, получила отпущение грехов и умерла.
Король очень холодно воспринял известие о её кончине, и когда герцогиня Бургундская заметила ему это, он отвечал, что, с тех пор как изгнал маркизу, он решил больше никогда не встречаться с ней, как будто она умерла для него ещё тогда…