Тюремная иерархия

Тюремная иерархия

Характеристика структуры и динамики преступности России дореформенного и пореформенного периодов отражает лишь общее ее состояние. Однако не меньший интерес представляют вопросы, связанные с непосредственной деятельностью преступников, их внутренним миром, особенностями криминальной профессии. Ответы на них позволяют проследить преемственность многих сторон профессиональной преступности. Поэтому криминологическую характеристику категорий профессиональных преступников целесообразно начать с конца XIX века. И не только из-за ограниченности источников информации, а главным образом из-за того, что в более ранний период профессионального преступного мира в том понимании, в каком мы его представляем теперь, не существовало.

В период централизации и укрепления русского государства преступность в своей массе характеризовалась множественностью различных деяний с выраженным примитивизмом их совершения. В то время не было, как известно, даже общеуголовных тюрем. А именно в местах лишения свободы возникают традиции профессиональных преступников, различные касты, формируется уголовно-воровская психология.

В этой связи нельзя не сослаться на «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского — единственное в своем роде произведение, посвященное жизни общеуголовной тюрьмы (каторги) России первой половины XIX столетия. Известно, например, что полицейские чиновники в «профилактических» целях принудили писателя после прочтения ими первого варианта его произведения сгустить краски в характеристике осужденных в их взаимоотношениях, дабы каторга не показалась обывателю местом проведения досуга. Но даже несмотря на умышленное и довольно серьезное преувеличение преступлений каторжан, среди них нет ни одного типа, которого можно было бы отнести к категории опытных профессионалов. Не имеется также, несмотря на подробное описание жизни и быта каторги, упоминания о каких-либо кастах, тюремном «законе» и других явлениях, свидетельствующих о сплоченности и организованности уголовной среды. Хотя, безусловно, какие-то отдельные элементы внутригрупповой дисциплины просматриваются, что типично для коллективного поведения людей, находящихся в условиях ограниченной свободы. Причем в местах изоляции от общества эти процессы должны протекать наиболее интенсивно, создавая так называемую вторую жизнь тюрьмы.

Однако предположить, что Ф. М. Достоевский, будучи наблюдательным и профессиональным писателем, находясь четыре года на каторге, не заметил их, очевидно, нет оснований. Дело в другом. Каторга в целом была населена забитыми, неграмотными крестьянами и бывшими солдатами, не имевшими связи между собой в условиях свободы, которые даже не смогли высказать «претензию» плац-майору и разошлись при первом же его окрике. Такое может произойти только при отсутствии лидера из числа профессиональных уголовников. Характерно, что спустя 40 лет совершенно иная картина предстает в записках А. П. Чехова о сахалинской каторге (Чехов провел там большое социологическое исследование). Несколько позже о быте и нравах каторжан подробно написал В. Дорошевич, проживший на Сахалине больше года и специально изучавший уголовную среду.