К зеленым долинам, жирафам, бизонам, уцелевшим замкам и соборам
К зеленым долинам, жирафам, бизонам, уцелевшим замкам и соборам
Менеси Сен-Врэн и звери • Иттевиль • Балланкур • Ферте-Алэ и бипланы • Бутиньи • Мениль-Вуазен • Шамаранд • Этреши • Этамп • Буасси-ла-Ривьер • Саклас • Меревиль • Шало-Сен-Марс
Не раз в течение тех двух десятков лет, когда мы добирались с семьей на дачный хутор по Шестой («Солнечной») автостраде, ведущей от Парижа на юг, и на полпути к Фонтенбло появлялась при дороге надпись «Эссон», а кудрявый узкий коридор речной долины уводил куда-то в неведомую тишь и глушь, – вот тогда-то не раз испытывал я соблазн свернуть туда, к юго-западу, в незнакомый мне уголок Французского Острова…
Да как свернешь, если на спидометре 140 километров в час, если уже все по минутам рассчитано: когда доберемся до хутора, когда дом проветрим, когда что? Как свернуть, если вдобавок не я за рулем, да и где мне найти попутчиков столь же сговорчивых, как вы, мой читатель?
Но уж сейчас-то (хозяин-барин) непременно сверну… Можно по 191-й госдороге на запад, а то еще лучше – по 17-й департаментской: меньше движения и еще ближе к берегу реки.
Ну вот, свернули – и чует сердце, не пожалеем: тишина, зеленые берега, то лесная опушка, то фруктовый сад, несуетливые рыболовы… Еще и неподалеку от автострады – селение Менеси (Mennecy), которое сразу уводит нас в глубь истории, потому что простенькая, почти суровая деревенская церковь Святого Петра на площади построена в XII веке. Правда, богатства ее интерьера – и резные скамьи, и алтарь XVIII века, и музыкальные инструменты – скорее всего, перенесены сюда из разоренного замка, что по соседству, и из замковой часовни…
А в деревенской мэрии (в каком еще сельсовете такое найдешь?) – небольшая, но изысканная коллекция расписного местного фарфора, цветы-цветочки – и видна рука незаурядных мастеров. Откуда цветочки? Судя по буковкам D.V., продукция местная, «дюк Вильруа», то есть герцог Вильруа. Здешнее фарфоровое производство, знатокам известное, завершилось в 1762 году со смертью его основателя Луи Барбена и с последующей смертью герцога Луи-Франсуа де Вильруа. Кстати, здешнее не до конца заглохшее производство переведено было в Бур-ла-Рен, попало в руки графа д’О, и надо сказать, местных таких «ателье» и «лабораторий» было в те времена по всему Французскому Острову несколько. Китайский фарфор проник в Западную Европу в XV веке, всех привел в восхищение, а многих подвигнул на поиски «китайского секрета» его производства. В некоторых богатых домах появились свои лаборатории, где усердно искали тайну фарфора. Была такая в XVIII веке и в Париже у герцога Вильруа, но, когда владелец замка Венсен (в 1745 году) получил от короля привилегию для производства фарфора в Париже, герцог Вильруа перенес свои опыты поближе к поместью и замку, в Менеси. Мастера искали в своих «лаб» состав массы, которая обладала бы особой мягкостью, позволяя творить скульптурные чудеса, искали подходящие ингредиенты и особого качества местную глину. Так вот, похоже, мастера из Менеси достигли в этих поисках большого успеха. Здешняя продукция с ее двумя герцогскими буковками и чудными цветочками сумела прославиться во всей Франции. Так что непременно зайдите в здешнюю мэрию, полюбуйтесь… Ну а что не вечными оказались ни ателье, ни замок, ни герцоги, то даже ведь память не вечна и ничему никого научить не может. История здешнего поместья тому грустный пример.
Неподалеку от Менеси напротив новостроечного поселочка тянется каменная стена, ограждающая то, что было некогда поместьем и замком герцогов Вильруа. Собственно, до XVI века талантливое семейство это успешно торговало рыбой и носило имя Нёфвиль (в переводе Новый Город, Новгородцевы), которое милостью короля, возвысившего этот род за его заслуги, стало звучать Вильруа (Королевский Город) и стало герцогским. С тех пор представители рода успели не раз прославиться во Франции. Особо выделялись Никола IV Вильруа (он был госсекретарем при королях Карле IX, Генрихе III, Генрихе IV и Людовике XIII), Никола V (он был маршалом, и королева Анна Австрийская выбрала его в воспитатели своему сыну, будущему Людовику XIV) и, наконец, Луи-Франсуа (если хотите – Людовик-Франциск), у которого были заслуги на военном поприще, а также в сфере фарфорового производства и преобразований дворцового парка (он взошел на эшафот в 1794 году, не оставив после себя наследников).
Замок герцогов Вильруа был построен в XVI веке, и одна из исторических хроник так отзывалась о его красоте: «Иноземец, спешащий в Париж, не преминет сделать крюк, чтобы повидать дом Вильруа».
И вот замок этот был разрушен до основания, до фундамента. От всех его сокровищ остался лишь камин работы Жермена Пилона, хранящийся в Лувре. Причем, как с удовлетворением отмечают французские авторы, замок в порядке исключения не был разрушен ни единовременным, ни долгосрочным взрывом «революционной ярости». Его терпеливо и планомерно разрушала позднее знаменитая «черная банда», ставившая себе целью уничтожение всего, что могло быть причислено к «проклятому королевскому наследию» и «пережиткам прошлого». Так что не только «революционная ярость», унаследованная от Парижа русской революцией, уходит корнями во французские славные годы, но и многолетнее планомерное разрушение всего, что еще оставалось в революцию недобитым (я-то еще помню разрушение церквей хрущевскими варварами в 60-е годы прошлого века). Разгул и ярость влекут за собой долгие годы растления, удешевления стоимости жизни, презрения к красоте и упадок вкуса. И разве не пришлось Европе после славной «революции» 1968 года – и, наверно, еще долго придется – избавляться от банд французских, итальянских, немецких, арабских и прочих «революционных» террористов, для которых самая примитивная идея (вроде «борьбы с пережитками прошлого») может оправдать любое преступление…
Среди прочих памятников архитектуры на нашей мирной дороге, проходящей по долине Эссона, нам попадется элегантный замок XVIII века в Фонтенэ-ле-Виконте (Fontenay-ee-Vicomte), после которого мы и въедем в обширный парк (площадью 130 гектаров) замка Сен-Врэн (Saint-Vrain), где нас ожидает один из сюрпризов Французского Острова – нечто вроде африканского островка (и, как вы отметите, не такого уж крошечного). Это поместье XVIII века графини дю Барри ожидала во второй половине XX века вполне экзотическая участь. Поместье стало собственностью супругов де Мортемар, которые решили превратить его в особого рода парк животных (я не говорю «зоопарк», ибо слово это невольно приводит на память клетки и решетки, а в Сен-Врэне звери гуляют на свободе), где, кроме сухопутного и водного маршрутов, существует еще маршрут вымерших, доисторических животных. Взрослые и дети ходят по парку пешком, плавают на лодках и катерах, ездят в вагонах маленьких поездов или на однорельсовой стрекозе – среди зелени, зверья, островов… А вокруг них – зебры, антилопы, бизоны, ламы, фламинго, страусы, носороги, полчища обезьян, бегемоты, слоны, и козы, и свиньи, и ослы, и бараны… Животных не следует кусать, но можно их подолгу разглядывать, фотографировать… Они наши современники, мы их еще не всех извели, а вот что было до них? До них были доисторические животные. Их фигуры видны в зарослях, они плавают на плоту… Выглядывают из чащи и вполне человекообразные люди – австралопитеки, неандертальцы… Они, конечно, не настоящие, но такие же забавные, как деревянные кони на здешних каруселях и на детских площадках. Так что взрослые тут не соскучатся, а с детьми проехать мимо – просто грех…
Из парка можно двинуться к югу по 8-й департаментской дороге и проехать омываемый сразу двумя реками городок Иттевиль (Itteville), где на деревенской площади – очаровательная церквушка XIII века, всем (кроме размера, конечно), на удивление, напоминающая собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам). Потом, двинувшись от берега Жюины (Juine) на восток к берегу Эссона (Essonne), как раз и выедем к маленькому городку Балланкур-сюр-Эссон (Ballancourt-sur-Essonne). Конечно, если прохожего в Балланкуре попросить рассказать что-нибудь про историю города, он непременно вспомнит о том, как отсюда возили песок и камень на строительство парижского метро (всю местность изуродовали), как тут развивали химию и пороховое дело (то-то много было работы, разве плохо?). Но мы проедем, ничего не спрашивая, мимо сонных прудов в сторону Ферте-Алэ (la Fert?-Alais) и доберемся до окруженного не только рвами, заполненными водой, но и решеткой замка Гран-Соссэ (Grand Saussaye). Из двух его корпусов, стоящих друг против друга, один, окруженный позднее всякими сельскохозяйственными службами, был воздвигнут Лораном де Гомоном, а достроен был весь замок его внуком Жаном де Гомоном. Он-то, вероятно, и разбил здесь французский парк, который в 1830 году заменен был английским парком.
Левый корпус замка (достроенный в 1622 году) нынче открыт для посетителей. В Большом салоне, обставленном мебелью эпохи Людовика XV, можно увидеть старинные королевские грамоты, подписанные, скажем, Карлом IX или Генрихом III и дозволяющие владельцам устройство рва и прочих оборонительных сооружений, поскольку Религиозные войны не располагали к благодушию. В Малом салоне – украшения из резного дерева с позолотой, точь-в-точь как в те времена, когда жил здесь виконт де Бражелон, унаследовавший замок от дядюшки. Имя виконта покажется вам знакомым, и вы без труда вспомните: ну да, волшебник Дюма… Старший из «трех мушкетеров», Атос, мадемуазель де Ла Вальер, так нежно любившая «короля-солнце», пролившая так много сладких и горьких слез… Впрочем, не слишком-то полагайтесь на волшебника Дюма, так лихо подписавшего это легкомысленное творение малоизвестного «негра», волшебника Маке. Если помните, у Дюма (пардон, у Маке) виконт де Бражелон, сын благородного Атоса и мадам де Шеврёз, с молодости был безумно влюблен в прекрасную мадемуазель де Ла Вальер, а когда она отдалась (вся целиком) молодому Людовику XIV, бедный виконт ушел на войну и погиб смертью храбрых. Это тогда Атос переломил свою шпагу в присутствии короля, давая понять, что за соперника своего сына он кровь проливать не намерен. Так все изложено в романе. Но не забудем предупреждений самого Великого Дюма о том, что в его романах (пусть даже не им написанных) история – это только гвоздик, на который он вешает сюжет. В данном случае гвоздиком сюжета Дюма (пардон, Маке) был только тот вполне исторический факт, что мадемуазель де Ла Вальер влюбилась в молодого короля и с регулярностью рожала ему детей. Остальное, скорей всего, выдумка учителя истории и писателя Огюста Маке, ибо нет никаких свидетельств тому, что мадемуазель де Ла Вальер собиралась замуж за виконта. Да и сам виконт (не романный, а реальный), слава Богу, счастливо женился, и жена нарожала ему кучу детей. Более того, и после него в замке жили вполне счастливо. Переходя дальше по женской линии (замки давали обычно в приданое за дочерьми – что за славный обычай, помогавший женихам решать квартирные проблемы), замок попал в конце концов в руки молодого Огюста де Кольбера (потомка того самого Кольбера, что был королевским министром, сгубил Фуке и строил замок Со). Молодой Кольбер служил в армии и счастливо женился на дочери своего генерала (фамилия тестя была Конкло), за которой и получил этот замок. Между прочим, в левом здании на втором этаже сохранилась «Рабочая комната» генерала Конкло с прекрасной библиотекой (генерал умел читать и очень любил книги по вопросам искусства, ботаники и военного дела). Генерал был храбрым воином и честно добыл свои генеральские звезды, но, увы, пал в 1809 году на испанской земле в борьбе за чужое наследство (Война за испанское наследство, будь оно проклято!).
На стенах замка немало гобеленов с родовой эмблемой Кольбера (из всех живых существ Кольберы предпочли ужа).
Посетители замка любуются ныне столовой с мебелью в стиле ампир и библиотекой, где сохранились редкие книги, принадлежавшие «тому самому» Кольберу. Позднее на одной из его наследниц женился какой-то французский академик, который тоже охотно проводил время в этой библиотеке. Задержимся и мы с вами, наберемся разума…
Неподалеку от замка лежат руины часовни Сен-Блез, построенной в 1159 году, принадлежавшей ордену тамплиеров-храмовников, разрушенной (вместе с командерией ордена) в пору Религиозных войн и добитой в годы Великой революции.
Двинувшись от замка к югу по 191-й дороге, мы очень скоро доберемся до городка Ферте-Алэ. Первая часть его названия вообще характерна для многих тогдашних крепостей, а вторая осталась от усечения имени Аделаида (так звали здешнюю хозяйку в XI веке). Эта Аделаида щедро жертвовала бенедиктинским монахам из Мариньи, которые и оставили в Ферте-Алэ великолепный памятник своего усердия – царящую над городком XI века церковь Богоматери (Нотр-Дам). Она была перестроена в XII веке, и при внимательном осмотре видно, где кладка XI века, а где XII. Правда, восьмиугольный шпиль колокольни здесь более поздний (1631 год).
Тому, кто сумеет оценить провинциальную тишь и шарм старинного городка, напомним, что у него были известные предшественники: скажем, президент Франции Карно любил отдыхать в принадлежащем семье Прель здешнем замке XVII века, что стоит на южной оконечности городка…
Те же, кого интересуют более поздние времена и зарождение современной техники, могут посетить разместившийся на соседнем плато Арденэ «Летучий музей» – проще говоря, музей авиации, созданный тут в 1937 году. У музея есть взлетная полоса, и раз в году (на Троицу) некоторые из действующих машин-экспонатов (а таких не меньше полусотни) показывают публике, на что они еще способны.
Самый старый из выставленных здесь аэропланов – «Блерио-XI», тот самый, на котором 25 июля 1909 года Луи Блерио перелетел над Ла-Маншем. Не могу не напомнить, как откликнулись на это событие при русском дворе. Темпераментный Сандро, великий князь Александр Михайлович, женатый на сестре императора Николая II великой княгине Ксении, немедленно отправил своих людей к Блерио – за машинами и опытом. Чуть позднее он открыл летную школу под Севастополем, так что по праву может считаться отцом российских ВВС. Напомнить об этом считаю нужным именно здесь, в музее близ Ферте-Алэ, ибо русские имена и вообще называют здесь часто: и в связи с демонстрацией старенького двухместного аппарата «Леопольдоф», который во Франции называли по имени знаменитого летчика Попова «Попоф». И в связи с демонстрацией одного из самых шумных аппаратов (недаром его прозвали «швейной машиной»), созданного в 1927 году Поликарповым и его именем названного… Есть здесь и самолеты, на которых летал Сент-Экзюпери, и огромный довоенный «боинг» «Летающая крепость», и вовсе уж допотопные «фоккеры», «мораны» и «тунгмайстеры»… В общем, любителя этих игрушек отсюда за уши не оттащишь. Ну а мы, любители сельской тишины и прекрасной старины, мы двинемся дальше к югу по долине Эссона к местечку Бутиньи-сюр-Эссон (Boutigny-sur-Essonnes). Какую бы из двух местных дорог мы ни выбрали, двинувшись к югу, нас ждут на обеих красоты природы и старой архитектуры. Одна из них (№ 449) ведет среди скал, лесистых холмов и многочисленных родников, сделавших этот уголок Французского Острова идеальным краем для излюбленного здешнего кресс-салата. Вторая проходит мимо старинной укрепленной фермы Марше (XVI–XVII вв.), которая и ныне еще готова отразить нападение вооруженных банд. А в Бутиньи нас встретят сразу два замка XVI века. Тот, что побольше, зовется Бельзба (Bellesbat). Самый славный из былых его владельцев, Мишель де Лопиталь, пытался примирить католиков с гугенотами и, не преуспев в этом добром намерении, отдал Богу душу здесь, в замке, в 1573 году.
Украшением деревни является также построенная в XII–XIII веках церковь Святого Варфоломея. Еще у входа в нее, над порталом, внимание входящего приковывают с большим искусством изображенные старым мастером муки святого Варфоломея. Внутри же церкви, на хорах, капители колонн с изображением животных являют собой истинный бестиарий, столь характерный для романского стиля XII века…
Тот, кто внимательно смотрит на карту или успевает читать все указатели на дорогах, отметит, что мы здесь совсем неподалеку от Фонтенбло – от пленительных Куранса и Мийи-ла-Форе. Но мы выбрали нынче менее исхоженные дороги и иной маршрут. Тот, кто пока не спешит добраться в славный город Этамп, может ненадолго уклониться к западу, пересечь 191-ю госдорогу и оказаться в новой стране замков – на берегу речки Жюина.
При подъезде к замку Мениль-Вуазен (Mesnil-Voisin), построенному в начале XVII века, дорогу окаймляют два корпуса XVI века. Может, они построены были для еще более старого замка. Возле же нынешнего замка сохранилась голубятня, одна из самых больших на Французском Острове – 3000 керамических «ниш», вделанных в гипсовую основу. Сохранилась и ведущая к голубятне винтовая лестница.
Конечно, все эти сооружения не могут тягаться в почтенности возраста с отрытым здесь (и переправленным в коллекцию музея Сен-Жермен-ан-Лэ) бронзовым бюстом галло-романской эпохи, но все же…
В этих местах попадается немало красивых старинных домов, а чуть южнее Мениль-Вуазена лежит замок Жильвуазен (Gillevoisin), который упомянут уже в документах XV века. Он принадлежал некогда знаменитому главе торговцев (прево) Франсуа Мирону и семье красильщиков Гобеленов (от которых и пошли «гобелены»). Местные жители до сих пор ходят в здешний замковый парк к почитаемому источнику Святого Тибо.
Поблизости от замка Жильвуазен можно увидеть также великолепный ансамбль фермы Поканси (XVII век) с роскошной голубятней. А отсюда уже рукой подать до кирпичного (в стиле великого Мансара) замка Шамаранд (Chamarande), построенного в 1654 году для королевского секретаря Пьера Меро. Замок огражден рвом и монументальной (правда, уже XVIII века) оградой. Парк распланирован Ле Нотром, рукав речки Жюина ведет через парк к водопаду и наполняет бассейн, над которым высятся скульптуры. Ныне парк принял свои изначальные очертания – французского сада, но, как и другие дворцовые сады, он пережил моду на английские парки, от которых там и здесь уцелели разнообразные архитектурные парковые украшения («fabriques»). Вот и в здешнем парке уцелела «пирамида».
В деревне Шамаранд сохранилась церковь XII–XIII веков Сен-Кентен, пережившая, впрочем, довольно жестокую реставрацию.
В соседней деревне Ларди (Lardy) даже местные органы власти с шиком разместились в замке (судя по засыпанным рвам, он века XV). Конечно, замок был позднее неоднократно усовершенствован, но портал его еще носит следы XVII века. Деревенская же церковь Святого Петра была построена в XII веке, и в интерьере ее сохранились ценные скульптуры.
На пути от Шамаранда к Этампу (Etampes), на террасе левого берега реки Жюина, красуется старинная деревня Этреши (Etr?chy) с ее основанной в XI и достроенной в XIII веке церковью Сент-Этьен. Капители в аркадах ее нефа покрыты растительным орнаментом, столь характерным для ранней готики. В деревне и ее окрестностях любители сельской идиллии (а я из их числа) могут полюбоваться старой мельницей и старинной фермой Восла (Vaucelas), принадлежавшей командерии Шофур-лез-Этреши (с остатками средневековых построек). В самой деревне Шофур-лез-Этреши (Chauffour-les-Etr?chy) размещалась некогда командерия Святого Иоанна Латранского, а приходская церковь Святого Иоанна (XIII век) стоит и поныне…
Но уж теперь-то пора нам из идиллической глуши речных долин въехать в довольно крупный по французским масштабам населенный пункт, в один из почтеннейших и, как многие считают, один из интереснейших городов Французского Острова – в Этамп. Придорожная доска еще при въезде предупреждает нас, что нам посчастливилось добраться до «города искусств», и на сей раз реклама не содержит преувеличений: в Этампе не один, а сразу три готических храма, колокольня церкви Сен-Мартен, которую сравнивают с Пизанской башней, дворцы эпохи Возрождения, дома, в которых, как утверждают, жили фаворитки короля, по очереди получавшие во владение этот знаменитый город. Так что, проблуждав вдосталь по здешнему живописному захолустью, среди полей кресс-салата и журчанья родников, мы угодили в поистине королевский город, где все напоминает великие события былого.
Едва добравшись до туристической справочной (конторы эти называют тут L’Office du Tourisme или Syndicat d’Initiative, ибо, не проявив инициативы, будет городок куковать без туристов и без работы) и едва оглядев дворец мэрии (XVI век) на площади Мэрии (place de l’H?tel-de-Ville), где разместилась эта инициативная справочная, узнаешь, что именно в этом элегантном дворце (дата постройки – 1538 год – различима над крайним слева окном) с башнями и скульптурным фризом жила, если верить устной традиции, герцогиня Этампская Анна де Пислё, фаворитка великого короля Франциска I. Это Франциск I превратил (в 1536 году) здешнее графство в герцогство и пожаловал его Жану де Броссу, графу Пантьевру. Единственной заслугой герцога де Бросса перед историей было его скромное поведение в быту. В расчете на эту скромность король и женил его на своей фаворитке, красивой блондинке Анне де Пислё, с которой король прожил (до и после ее замужества) добрых двадцать лет. Став герцогом, де Бросс не забыл, что его роль – служить «крышей» для внебрачно-официального королевского сожительства с Анной (ставшей после 1836 года герцогиней Этампской), вроде того, как, скажем, парижская пенсионерка Арлет Лагильер (ушедшая на пенсию, покинув окошечко в любимом некогда самим Лениным банке «Лионский кредит») служила «крышей» для полуконспиративной троцкистской партии «Борьба трудящихся», где все главные троцкисты прикрываются подпольными кличками (что ни говори, а ленинские традиции живы во Франции).
Некоторые французские историки винят пышную красавицу Анну де Пислё в алчности, хищности и чрезмерном вмешательстве в государственные дела. Впрочем, историки умеренного направления (скажем, автор новой монографии о Франциске I Жан Жакар) утверждают, что степень вмешательства фавориток в разумное (или абсурдное) ведение важных государственных (и международных) дел французская историческая наука (всюду «ищущая дам») склонна сильно преувеличивать. Ну ненавидела красавица Анна коннетабля Монморанси (и весь его род), ну добилась она его отставки, ну погрела руки там-сям и порадела своим людям, но в общем-то Францией управляли не фаворитки, а монархи и, конечно, какой-никакой Совет. Понятно, что в окружении Анны насчитывалось немало интриганов, но были они и у других влиятельных вельмож. Скажем, у дофина-наследника (будущего Генриха II) и его безвозрастно прекрасной возлюбленной Дианы де Пуатье, у них была своя группа (своя «шайка»), и вообще придворная жизнь кипела интригами (недаром любимая сестра Франциска I удалилась от двора). Кстати, по мнению того же историка Жакара, приобретения, сделанные Анной (земли Шеврёза и Лимара), не могли разорить Францию…
Такие вот неглубокие мысли одолевают нас у дома 1538 года, над дверью которого красуется изрядно изуродованный бюст Франциска I… «Дела давно минувших дней», конечно, но такой уж это исторический город Этамп, и Франция ему многим обязана. Возьмем, к примеру, мраморную статую на Театральной площади. Изваял ее скульптор Элиас Робер, уроженец Этампа, ученик Давида Анжерского и Праделя. Он участвовал в создании скульптурных украшений Лувра, Театра Шатле в Париже, фонтана Сен-Мишель, Горной школы, Аустерлицкого вокзала, изваял в Лиссабоне памятник Педро IV, и еще, и еще… А для родного города создал статую известного натуралиста Э.-Л. Жоффруа Сент-Илера, который родился в деревне Сент-Илер возле Этампа. Родился натуралист в 1772 году, и ему еще не было двадцати, когда он открыл первый в музейной истории Франции зоологический отдел. Первый французский зверинец тоже был открыт по его почину. А в самом расцвете сил он отправился в одну из наполеоновских экспедиций (в Египетскую) и не только не погиб, но и провел время с толком. Надо сказать, что это вообще была самая толковая наполеоновская военная кампания (недаром он ею всю жизнь гордился). Не то чтобы он выиграл кампанию, Наполеон, нет-нет, он ее проиграл, как и все прочие свои кампании. Но на сей раз великого человека осенила блестящая мысль: он решил взять с собою в поход целое полчище ученых – для пользы науки и Франции. И пока Наполеон проигрывал англичанам войну (он даже кое-что из научных находок вынужден был потом отдать победителям-англичанам, скажем, знаменитый «розетский камень», который помог разгадать иероглифы), ученые составляли описание Египта, изучали природу и вообще занимались делом. Что до Жоффруа Сент-Илера, то его считают основоположником науки о строении нашего тела – «неслабая» заслуга. К прочим его достижениям можно отнести и удачное отцовство. Его сын Исидор тоже стал естествоиспытателем, основал Общество акклиматизации растений и разбил сад в гуще Булонского леса. Вдобавок этот сын усиленно пропагандировал потребление конины французами, устраивая конноедные банкеты. Но, конечно, и мерзкий Наполеон, и аппетитная конина – это все из сравнительно недавней истории, а подлинный расцвет Этампа относится еще к временам Робера Благочестивого и Людовика VII, то бишь к XI веку. Робер Благочестивый построил здесь первый замок и оросил водами рек Луэт и Шалуэт королевские сады. Тогда же были построены здесь первые мельницы и насажены виноградники по берегам. Этамп стал торговым городом, в нем устраивали ярмарки. А воинственный Филипп-Август, живший в окружении не менее воинственных врагов, воздвиг здесь систему оборонительных сооружений.
При Людовике Святом здесь уже было графство, которое обычно получал во владение один из членов королевской семьи. Потом снова были войны, строили и разбивали укрепленные стены, пока не воцарился в Этампе счастливый муж королевской фаворитки Анны де Пислё.
БЛИЗ ЭТАМПА
Во времена Фронды город пережил жестокую осаду, войска принца Конде пришли под его стены, и значительная часть населения была перебита. Потом горожанам надоела война, и они разобрали мерзкую крепость, но войны от этого не прекратились. А еще была здесь эпидемия чумы, и тогда спасать бедных людишек пришел в город святой человек, Сен-Венсан де Поль (Сан-Виченцо де Паула). А все же город снова оправился, позднее он бойко торговал зерном, имел полсотни постоялых дворов, где жили торговцы… В 1792 году торговле помешала революция. Как положено в революционные годы, возникла (несмотря на добрый урожай) продовольственная проблема. В городах появилась сильная власть, комитеты насильников (конечно, с красивым псевдонимом – «комитеты общественного спасения», ох уж эти псевдонимы комитетов, вечно обещающих счастье, порядок и безопасность, а на деле…). Город Этамп стал обирать деревню, и все бы кончилось крестьянским бунтом, если б революция затянулась (или, упаси боже, была бы «перманентной»)… К счастью, во Франции все завершилось быстро.
В целом же от всех этих веков упадка и подъема, революций, войн и молитв дошли до наших дней чудом уцелевшие (хотя бы и частично) церкви Этампа, а над городом, над жиденьким городским парком, как и все последние девятьсот лет, маячит старинный королевский донжон – знаменитая четырехлопастная (имеющая на плане форму четырехлистника) башня Гинет. Это одно из самых любопытных оборонительных сооружений Французского Острова. Оно стоит тут с XII века (и, видимо, осталось от оборонительной системы Филиппа-Августа), а название свое получило от слова «гинье» – подстерегать, подглядывать, именно в этом качестве изображена башня на миниатюре из собрания «Злачные годы герцога дю Барри» (там, кстати, представлен Этамп 1384 года). Толщина стен этой башни у основания – четыре метра, а высота ее и нынче – 27 метров. Между этажами – любопытнейшие перекрытия, но лестницами этажи (в целях обороны) не соединяются. Уже Филипп-Август использовал башню в качестве идеальной тюрьмы. В частности, четырехметровой толщины стены должны были оградить короля-молодожена от гнева его супруги Ингебург Датской. Король женился на ней, польстившись на ее связи с английской короной, которую она могла в случае удачи унаследовать, но после первой же брачной ночи воинственный Филипп-Август почувствовал, что вторую ночь он не переживет. Немилую Ингебург король отправил в замок Сен-Леже-ан-Ивлин, а себе подыскал новую жену – Агнесу де Мерани. Однако отвергнутая Ингебург пожаловалась папе римскому, папа пригрозил королю отлучением от церкви, и Филиппу-Августу пришлось отправлять милую Агнесу домой. Она не пережила такого позора и горя, а упрямая Ингебург жила долго. Правда, первые десять лет король держал ее в заточении в этампском донжоне, и только после десятилетней выдержки она смогла вернуться в желанный Париж.
Через столетие после этой странной брачной истории (уже в XV веке) башне довелось поучаствовать в войне Бургундии с Арманьяком, и это после нее измученные войной горожане заложили под все эти военные сооружения солидный запас пороха и рванули – это было очень эффектное и решительное антивоенное выступление граждан. К сожалению, оно не остановило войн…
В 1772 году каноник Дефорж уселся в плетенную из прутьев коляску, покрытую перьями, и прыгнул в ней с верхнего этажа башни. Может, ему все же показалось, что он не падает, а летит: спросить по окончании эксперимента уже было не у кого…
В начале нового тысячелетия во многих странах царили (по поводу завершения тысячелетия) страх и некоторая неуверенность в будущем. Иные историки именно этим объясняют тогдашний небывалый расцвет религиозного строительства. Не уверен, что он объяснялся лишь круглой датой. Недавно мы все пережили приход третьего тысячелетия, а никакого расцвета не наблюдалось. Помнится, было в ту новогоднюю ночь несколько случаев хулиганства на Елисейских Полях (но не столь вопиющих, как после очередного футбольного матча), и стали покупать больше мобильных телефонов, а в целом все осталось по-старому (те же чиновники, те же выборы, те же взятки…). А вот в связи с приходом второго тысячелетия все же еще наблюдался, утверждают, даже среди некоторых королей, страх Божий. Король Робер Благочестивый затеял в то время строить в Этампе собор Сен-Базиль. Собор был в конце концов достроен, уже, впрочем, в XII веке, и сохранил от той неблизкой поры прочный (но малозаметный) фундамент и великолепный фасад. На фасаде этом изображены сцены Страшного суда: в центре композиции – миниатюрный ангел с весами, чтобы по весу отделять достойные души от недостойных, пропащих. Слева от ангела – жуткие чудища терзают в аду грешные души, а справа – блаженствуют в раю души праведные…
Во время перестройки собора – в XV или XVI веке – была здесь добавлена надпись на латыни: «Дай-то Бог, чтоб я удостоился». Все-таки верили полторы-две тыщи лет назад в то, что возможно прожить жизнь пристойно и чего-нибудь еще, кроме адских мук, удостоиться…
В интерьере собора шесть скульптурных барельефов XVI века представляют Страсти Господни. Есть также барельеф с эпитафией (там дата, 1540 год, и сцена – Пьета: Богородица оплакивает мертвого сына). На витражах конца XVI века – святой Василий и уснувшие ученики Христа. На хорах – копия с картины Филиппа де Шампеня (оригинал в Лувре) «Тайная вечеря» и еще немало других редкостей…
А выйдя на паперть собора, увидишь слева родной дом Жоффруа Сент-Илера (дом № 3 по улице Республики).
Строительство одного храма в Этампе показалось Роберу Благочестивому недостаточным, и он затеял строительство коллегиального собора Богоматери (Нотр-Дам-де-Фор). Собственно, этот новый храм построен был на руинах другого, и остатки старого заметны опытному взгляду. Но даже и неопытный человек отметит особую элегантность высоченной колокольни с ее окнами и колоколами умеренных размеров. Впрочем, в 1718 году был поднят на колокольню и четырехтонный густозвонный колокол. Южный портал храма подпирали статуи-колонны, подобные шартрским (которым в ходе Религиозных войн беспардонные гугеноты, увы, отрубили головы). Этот южный портал храма, что выходит на улицу Республики, дошел до нас неизменным от 1150 года, и считают, что статуи на нем изваял тот же мастер, что и статуи на Королевском портале Шартрского собора: сходство поразительное. Правда, и здесь кое-какие фигуры обезглавлены в пору Религиозных войн.
В интерьере храма большинство скульптурных украшений идет от XVI века. К тому же времени относится и стенопись. Могу порадовать вас сообщением о том, что описанию здешних шедевров люди знающие посвятили целые тома…
Близ площади Нотр-Дам видны старинные, XVI века, дворцы (вроде дворца Сент-Йон), а также XVI века постройки мэрии с восьмиугольной башней и роскошным, в стиле «пламенеющей» готики фасадом. А в здешнем муниципальном музее хранятся изделия эпохи неолита, огромная галло-романская мозаика, великолепная XII века решетка из аббатства Мориньи, полихромный алтарь XVI века…
В общем, как видите, не солгала придорожная надпись: «Этамп – город искусств». Поэтому человек, к шедеврам старого искусства неравнодушный, побывает еще в здешней церкви Сен-Жиль (основана в 1123 году, но и после бомбежки 1944 года уцелел фасад XII века).
Что же касается стоящего на улице Святого Креста (Sainte-Croix), напротив южного портала церкви Нотр-Дам, красивого, изукрашенного барельефами ренессансного (1554 года) дома, где разместилась муниципальная библиотека, то его по традиции считают домом прославленной Дианы де Пуатье. Этой несравненной вдове нормандского сенешаля было уже под сорок, когда в нее влюбился еще не достигший двадцатилетия наследник престола, будущий Генрих II, который и любил ее до самой своей трагической смерти на праздничном турнире в присутствии жены и любовницы. Считают, что эта вечно юная фаворитка была покруче, чем блондинка Анна де Пислё, одарившая любовью его отца. Так или иначе, обе они (каждая в свой срок) царили в королевском Этампе, по которому и ныне не худо прогуляться – от церкви Сен-Мартен до центра, вдоль набережной реки Шалуэт, которую называют еще Речкой Лугов. Погуляйте – вам еще немало здесь попадется старинных редкостей…
Того, кто еще не устал от всех нынешних впечатлений, приглашаю продолжить нашу прогулку к югу от города Этампа – по берегу реки Шалуэт (Chalouette), а также параллельно ей протекающей в цветущей зеленой долине реки Луэт и, конечно, речки Жюина, берущей начало близ Меревиля (M?r?ville). Обещаю, что немало будет в этой долине трех рек и зеленых холмов, и лугов, и озер, и лесов, и старинных храмов, и башен, и ферм, и старых мельниц, и очень старых замков. Так что в дорогу…
Если мы двинемся к югу от города по берегу речки Жюина, то первой попадется нам деревушка Ормуа-ла-Ривьер (Ormoy-la-Rivi?re) с ее приходской церковью Сент-Этьен XV века. Потом полюбуемся аристократическим домом XII века в Мениль-Жиро и остатками старинной фермы, после чего речка приведет нас в старинное селение Буасси-ла-Ривьер (Boissy-la-Rivi?re) с его XIII века церковью Сент-Илер, где тоненькие колонны и скульптурная листва на капителях. В интерьере этой деревенской церкви немало также интересной, XVIII века, живописи.
В деревне Саклас (Saclas), что лежит чуть южнее по берегу, археологи откопали много всякой галло-романской древности, и в частности кусок старой римской дороги, что вела из Лютеции в Орлеан. Сохранилась в деревне и церковь Сен-Жермен XII–XIII веков, но больше всего осталось здесь старинных мельниц (мельница Сен-Дени, мельница Анкло, мельница Жюбер), причем иные из них (скажем, мельница Анкло) и до сих пор еще мелют зерно.
На обратном пути в Этамп, двигаясь по берегу речки Шалопет, любитель старинных мельниц непременно остановится в Шалу и в Молинё, где сохранились и мельницы, и пруды, принадлежавшие ордену госпитальеров.
Южнее деревни Саклас протянулось по берегу старинное графское поместье Меревиль, которое еще при Людовике XVI купил богатый финансист маркиз де Лаборд, вложивший в это имение несметную сумму (называют 16 миллионов, и притом не нынешних, а тогдашних миллионов). Банкир Жан-Жозеф де Лаборд заработал в своей «Индийской компании» кучу денег и, на свое счастье, нашел им применение. В XVIII веке как раз вошли в моду сады, в которых имитировали «свободную» и «дикую» природу. В зарослях такого сада можно было обнаружить странные сооружения, некие «творения» (по-французски их называли «fabriques»). Иногда это была имитация руин. Великим мастером романтических пейзажей с руинами был в ту эпоху знаменитый художник Юбер Робер. Именно этого очень дорогого художника, а также архитектора Беланже и скульптора Пажу пригласил к себе маркиз де Лаборд, чтобы устроить на берегах реки Жюина в своем Меревиле такой вот романтический рай с «творениями» по последнему слову тогдашней моды (уточню, что на дворе стоял 1774 год, но кто мог предвидеть, что катастрофа грянет так скоро?). Маркиз достроил и два крыла к старому, существовавшему уже в X веке и сильно перестроенному в XVII веке замку, но главным для него был все-таки его «пейзажный парк», который был в свое время так же знаменит, как Эрменонвиль. Ну а потом грянула революция. Главный строитель сада, маркиз де Лаборд, взошел на эшафот, а «творения» его растащили соседи. Большая часть из них в конце XIX века (в 1896 году) попала в замок Жёр, что севернее городка Этреши, на берегу той же реки Жюина. Два парковых «творения», так называемые Колонна Траяна и Квадратный Дом (сооруженные по рисунку Юбера Робера), стоят ныне в Меревиле на улице Пуанкаре. Гражданам доступен теперь и сам Малый парк, однако, чтоб представить былую красу здешних мест, им все же требуются усилия фантазии…
Сохранился в деревне Меревиль и старинный крытый рынок, разрешение на постройку которого было дано еще королем Людовиком XII в 1511 году. Так что даже на свежайшем пучке редиски, купленной вами в Меревиле, лежит незримая печать ушедших веков…
Старинные церкви и замки сохранились и в Анжервиле, и в Монервиле (Monnerville), и в Шалу (Chalou), и в Шало-Сен-Марсе (Chalo-Saint-Mars). В последней из этих деревень, где еще видны фермы и крестьянские постройки XVII века, жили многочисленные потомки почтеннейшего Юд ле Мэра (Eud le Maire), которым выжить было легче, чем соседям, ибо они еще королевским рескриптом XI века (подтвержденным в 1360 году) были освобождены от налогов. Эту королевскую милость их потомок Юд ле Мэр заслужил подвигом, совершенным от имени короля Филиппа I (того самого, что приходился внуком знаменитому киевлянину Ярославу Мудрому и долго держался на французском троне, несмотря на все смуты и войны). Филипп I дал обет побывать в Иерусалиме, чтоб поклониться Гробу Господню, но, порастеряв здоровье, и думать не мог о таком далеком (и, кстати, уже и тогда небезопасном) странствии. Поэтому он отправил вместо себя в странствие «близкого друга и слугу», что и было оформлено особыми документами. Успешно завершив далекое странствие, «друг и слуга» Юд ле Мэр получил в награду освобождение от налогов для семьи своей и потомков. При этих благоприятных условиях потомки его, как заметили местные историки, густо заселили сии райские места.
Читателю же моему, совершившему столь долгое и нетривиальное путешествие по малохоженым местам французской глубинки, я не могу дать избавления от налогов. Но он достоин по меньшей мере счастливой и недолгой обратной дороги. Надеюсь, она и не будет долгой. По 82-й местной дороге от Шало-Сен-Марса до 191-й большой дороги – рукой подать, минут пять, а оттуда и до Парижа каких-нибудь полчаса…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.