ЗАМЕТКА О КАМЕННЫХ БАБАХ БЛИЗ МОСКВЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАМЕТКА О КАМЕННЫХ БАБАХ БЛИЗ МОСКВЫ

(Печ. по 3-й книге «Чтений» в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете 1870 года)

Кеннен указал Обоянский уезд, как границу распространения на север древних человекоподобных каменных изображений, называемых в наших южных степях «бабами». Между тем известно, что под Москвою, именно в Кунцеве, в имении, принадлежавшем прежде гг. Нарышкиным, а ныне гг. Солдатенкову и Солодовникову, находится такое же точно каменное изображение. Появление его на столь отдалённом севере объяснялось прихотью барства прошедшего века, хотя, при отсутствии всяких положительных данных, первоначальное место нахождения этой «каменной бабы» в большом отдалении от усадьбы и парка (более чем на версту), в глуши леса, на высоком холме, или мысе, образуемом рекою Москвою, на так называемом «Проклятом Месте», где видны следы какого-то древнего кладбища[4], могло бы несколько ослабить силу этого убеждения.

Несколько десятков лет эта «каменная баба» Кунцева обращала уже на себя внимание просвещённых русских людей и археологов; но всё это внимание ограничивалось лишь созерцанием древнего идола и упорным сохранением убеждения, что он перевезён сюда с юга России в недавнее время. На том всё и успокаивались, как успокаивались на многом, как успокаивались, например, и на мысли, что случайно найденные под Москвою и раскопанные Чертковым и Нечаевым курганы суть случайные могилы, какие-то «Татарские» курганы, покамест мне, новому в Москве человеку, не пришлось указать, что вся почва Московской губернии покрыта густо этими курганами, и что они не случайные, не Татарские, а курганы предшественников Славян в здешней местности. Так точно и в этом случае: никто, сколько мне известно, не полюбопытствовал доселе дознаться: не сохранилось ли у бывших владельцев Кунцева какого-нибудь письменного сведения, доказывающего, что действительно, по воле одного из их предков, или по какому-либо особенному случаю, издалека притащили сюда эту несчастную «бабу», и нет ли около Москвы других подобных «баб»? Спешу исправить дело, обращаясь ныне от имени науки к бывшим владельцам Кунцева с следующею покорнейшею просьбою: не благоволят ли они разыскать в своём семейном архиве какого-нибудь письменного приказания их предка времени Екатерины II касательно перевозки с юга России «каменной бабы», счёта, или какого-нибудь извещения об её доставке в Кунцево? Одним таким сведением они избавили бы нашу науку от напрасной потери времени, сил и издержек.

Не сомневаясь, что просвещённые Русские Бояре не оставят без внимания этой небольшой просьбы нашей науки, я считаю нелишним заметить, что в окрестностях Москвы найдена ещё одна «каменная баба». Именно, в сельце Зенине (в стороне, следовательно, прямо противоположной Кунцеву), в 21 версте на восток от Москвы, принадлежавшем, кажется, графу Сергею Петровичу Румянцеву, потом… Дивовой, и ныне принадлежащем госпоже Шалапутиной, близ пруда, и где находится памятник графу Сергею Петровичу Румянцеву, на небольшом холмике одиноко стоит себе каменная баба наших южных степей. Приезжающие гулять в Кусково и Зенино, где недавно ещё помещался, замечательный по породистому скоту, скотный двор, имеют обыкновение осматривать, между прочими достопримечательностями сельца Зенина, и каменную бабу, но никто доселе не считал нужным заявить науке об её существовании. Меня известил о ней знаток московских окрестностей, лектор французского языка и литературы при Московском Университете, А. П.Гемилиан, доставивший и предлагаемое при сём изображение её, снятое им карандашом с натуры в 1860 году. Размеры её на этом рисунке не вполне точны, но общее впечатление верно.

Таким образом мы знаем теперь о существовании под Москвою двух «каменных баб», и при подобных открытиях не можем быть уверены, чтобы не нашлось здесь этих «баб» ещё две, три, кроме двух находящихся уже в Москве. В Императорском Обществе Истории и Древностей Российских и в Румянцевском музее, привезённых сюда в 1839 году из Харьковской губернии Вадимом Пассеком, по поручению и при содействии упомянутого Общества. Новое данное, предлагаемое нами в настоящей Заметке, служит, по-видимому, к подтверждению мнения о перевозке каменной бабы в Кунцево в конце XVIII или в начале

XIX столетия. Брат Канцлера, граф Сергей Петрович Румянцев, как любитель древностей и всяких курьёзов, мог перевезти «каменную бабу» в Зенино. Подражая ему, и Нарышкин мог перевезти другую «бабу» к себе в Кунцево. Но в таком случае старики-крестьяне здешних мест помнили бы появление около них чудной «бабы»; между тем, сколько я с 1857 года ни расспрашивал их, сколько ни возбуждал в них воспоминаний касательно диковинной «бабы», не мог, однако, вызвать что-либо путное. «Давно, говорят, было, до нашей памяти». Но спросите их о курганах, они прямо вам скажут: «Это было, когда Литва находила». Следовательно, помнят, быть может, набеги Литвы 1612 года, быть может, XV и XIV века; помнят времена Екатерины II, поскольку они отразились на окрестных местах; до мелочей помнят 1812 год и последующие события, касавшиеся здешних мест. Как бы, кажется, не помнить им появления чудной «бабы» на «Проклятом Месте»? Когда они были мальчишками, часто должны были заглядываться на это новое явление. А между тем они не помнят появления здесь этой «бабы»… Впрочем, быть может, мои расспросы были недостаточно тщательны или неудачны.

Позволю себе в заключение прибавить ещё одну заметку, заметку касательно «каменных баб» вообще.

За весьма малым исключением, почти все они изображают людей типа «прогнатического» (с значительно развитою, выдающеюся нижнею частию лица), отличающегося от прочих типов «прогнатизма» развитием широты лица на счёт верхней части черепа. Зная, что, несмотря на грубость искусства у младенческих народов, изображения ими людей и животных отличаются вообще верною передачею общих черт типа, мы не можем не признать, что в наших «каменных бабах» верно изображены общие черты типа того народа, который их произвёл[5]. Кто же был этот народ? К какому времени отнести происхождение этих «баб»?

Понимаю, что этот, не новый в науке, вопрос требует, для решения его, не лёгкой заметки, а целого исследования. Но как я не собираюсь окончательно решать вопрос и не желаю утомлять моего учёного читателя повторением известных ему сведений и данных для того только (как это зачастую делается), чтобы высказать одно, другое, более или менее своеобразное соображение, то и ограничиваюсь скромною заметкой. Иное дело, если бы соображение это заняло науку и последняя потребовала бы представления не одних выводов из личных исследований, но наглядного сочетания всех известных и не известных ей данных, тогда можно будет представить и 5 исследований, начиная каждое если не от Адама, и даже не от Авраама с его отцом, то, по крайней мере, со свидетельством Византийских писателей и до Записок Российской Академии Наук включительно.

Византийцы, как известно, ничего не говорят о «:каменных бабах» наших степей. Молчат о них и арабские писатели. Молчат и русские свидетельства древности. Только свежий глаз Европейского посла в Орду в XIII веке замечает их здесь, как давнишних идолов, и, хотя не совсем ясно, но приписывает их местным кочевникам, половцам. Но не ошибся ли этот правдивый вообще путешественник? К XIII веку следует отнести употребление в Придонских и Приволжских степях этих идолов, или к более отдалённому времени и, следовательно, признать их не половецкими? Не простое ли это соображение заезжего европейца, которому татаре, или даже половцы, только рассказывали об этих степных идолах? Лет 30 тому назад путешественники наши видывали в степях цыган, «творящих игрищи поганьскыя» вокруг «каменных баб». Цыгане видели в этих каменных изображениях не только просто людей, почему-то окаменевших, но существ близких их духу, предков своих, родственные их божества. Вот как мало младенцы-народы знакомы с антропологией! Им достаточно встретить родную их духу обстановку, родную им степень скульптурного искусства, чтобы принять изваянную обезьяну за своего окаменевшего предка. Здесь действует тот же закон, как у нашего простолюдина и старообрядца, смотрящего с подобающим почтением только на те иконы, где лики Святых изображены по известному стилю и, главное, не похожи на обыкновенных людей. Разве половцы, блуждая по нашим степям, не могли также, как цыгане, признать эти каменные изображения за своих идолов?

Половцы прибыли к нам из-за Волги, во время господства уже в России и Средней Азии так называемого железного века. Между тем, всматриваясь в украшения, изображаемые на «каменных бабах», мы нередко встречаем украшения стиля чисто медного (бронзового) века, могущие объяснить употребление той или другой вещи. Так, напр., груди некоторых «баб» прикрыты двойным плоским завитком, совершенно подобным тем, какие находят в Западной Европе в могилах бронзового века и употребление которых можно было объяснять различно. На одной из «баб», помещающихся во дворе Харьковского университета, я заметил тоже такое украшение и полагаю невозможным считать это за попытку грубого ваятеля изобразить возвышения груди, тем более что изображена здесь и линия проволоки, соединяющая оба завитка. То же замечаем мы в изображениях браслетов и проч. Далее, в одном из исследованных мною по верховьям Донца курганов, в большом кургане, совершенно подобном тем, на которых стоят «бабы», я нашёл, при горшках с удлинённым горлышком, признаки чисто бронзового века. Наконец, в Харьковской, Полтавской, Екатеринославской и Херсонской губерниях, а равно и вверх по Днепру, мы находим в огромном количестве и разнообразной формы медные стрелы — свидетелей медного века тамошних мест[6].

Сколь ни скудны эти данные, но всё-таки они дают право относить происхождение «каменных баб» к тому времени, когда у народа, производившего их, господствовал (по крайней мере, относительно украшений) вкус бронзового века; а у половцев он едва ли уже мог сохраниться; в России, следовательно, они, или, по крайней мере, некоторая часть их, не могут быть признаваемы за половецкие: это произведения более отдалённого времени, чем время появления половцев в наших степях. Впрочем, нужно принять и то в соображение, что однажды созданный художественный тип младенческие народы повторяют со всеми подробностями, со всеми принадлежностями, в течение многих сотен лет так же рабски, как наши древние иконописцы следовали «Подлинникам».

Доселе, сколько мне известно, не исследован тщательно камень, из которого сечены эти «бабы»: принадлежит ли он к породам, встречающимся на поверхности наших степей, или привозной? Все эти «бабы», сколько могу судить, сечены из камня одной породы.