Глава 6. Бытовая магия от Гочи Ичкитидзе
Глава 6. Бытовая магия от Гочи Ичкитидзе
Про это место пишут восторженные отзывы в соцсетях и правильно делают. Я архитектор и знаю, как организовать пространство, чтобы оно воспринималось гармонично. Но это чтобы воспринималось. А чтобы оттуда не хотелось уходить, – проходит уже по ведомству бытовой магии. Я не стану искать объяснений тому, как она работает у Гочи Ичкитидзе, – его Мукузани совершенен, чача – из высшей лиги, да еще камерный формат заведения, много мелких и милых житейских безделиц в интерьере, да мало ли что еще действует на подкорку. Чугунная логика мегаполиса, даже такого дружелюбного и человекоудобного как Тбилиси, дает в таких местах системный сбой. Закон сообщающихся сосудов тут, как хотите, не работает, – это пространство герметично и самодостаточно как Муми-долл или Хогвартс. Здесь ты попадаешь в ритм, соразмерный естественному дыханию, если ты еще не забыл как дышать естественно.
Лето в Тбилиси оглушительно, оно радикальное, без обиняков, и не каждому под силу, а вот осень – да, это то, что надо. Осень вообще для тех, кто понимает, а тут – в особенности, она родящая и пьяная, а жара уже не держит за гланды, и мозг потихоньку возвращается в штатный режим. В России осень будит эсхатологические чувства, здесь она с раблезианским подтекстом, уютная и нажористая. Самое время, облепив себя мелкобуржуазными радостями и следуя известной рекомендации, пристроиться в тихом месте к теплой стенке. О таком, собственно, тут и речь.
«Его «Мукузани» – не оговорка и не стилистическая небрежность. Гоча и в самом деле не только хозяин бара, но и предлагает в нем свои, авторские сорта чачи, и, главное, Мукузани собственного производства. Я уже устал писать об этом напитке, но любовь, как известно, не ведает чувства меры. Мукузани – развесистое, эклектичное, барочное вино, вино-аристократ, оно здесь примерно в статусе Бароло, если всё же позволить себе географическую перекличку. Сегодня это напиток-маргинал, и тому есть несколько причин. Перво-наперво, это вино самой длинной (из местных) выдержки в дубе – три года. В реальности, когда даже здесь многое ориентировано на быструю прибыль, это, как хотите, отягчающее. И хотя современные стандарты дают значительное послабление в сроках этой выдержки, процесс производства Мукузани даже в упрощенном виде упирается в ряд других ограничений, это так или иначе самое технологически сложное вино из тех, что производятся сегодня из Саперави. К тому же известковые почвы, намытые рекой Алазани, оптимально работают на продукт лишь примерно до 750 метров. Выше вкус винограда уже начинает портиться, – да, солнца больше, но там случаются ледники, они подмораживают почву под лозу, и продукт теряет в качестве. Виноград собирают при сахаристости не менее 19%, перерабатывают с гребнеотделением, но брожение ему исторически прописано на мезге и в дубовых чанах (исходная версия 1888 года).
В который раз повторюсь: в период с 1870 по 1890 в стране практически сформировалась новая стилистика вина, – та, что и дошла до нас практически без искажений, о предыдущей можно только догадываться. Сюда же следует отнести и первые попытки стандартизации производственных процессов. Мукузани и Цинандали – безусловно лучшие современные цитаты из того времени, однако основная ставка сейчас сделана на то, что остальному миру до сего дня было в диковинку – напитки из квеври, вина автохтонной стилистики. Иное развивается прицепом, по остаточному принципу. Проскакивают и новинки европейского образца, местами довольно успешные, но средняя температура по палате именно такова. При всей сегодняшней активности грузинского производителя, несколько старорежимных проектов здесь, похоже, по умолчанию задвинуты: ушли с передовой кузен Мукузани, красное Напареули и двоюродный брат Цинандали – Гурджаани, его бюджетный советский римейк – Вазисубани – тоже почти сошел на нет. Само по себе исчезновение или маргинализация того или иного проекта или даже целого сегмента не критичны, но это если от него отвернулся потребитель и/или он проиграл в честной конкурентной борьбе, а не пал жертвой сиюминутных капризов рынка, а то и просто разгильдяйства. Я не считаю Вазисубани невосполнимой потерей для грузинского виноделия и вообще склонен держать его за идеологическую диверсию, но вот за остальных фигурантов голосую устно и письменно, а еще рад бы голосовать пищеводом и печенью, да кто же меня спрашивает. Мне хотелось бы встать на защиту этих вин хотя бы уже потому, что эпоха их создания была для страны во многом временем культурного прорыва, и всякая живая иллюстрация к этому ценна уже сама по себе.
Отрадно, что Мукузани выжил – в малых объемах, но всё же. В этом ремесле штучный энтузиазм на редкость уместен. Как минимум, он консервирует прошлое, в идеале создает настоящее продолженное. Так выпьем же за продолжателей, – сказал бы я за обеденным столом, но на дворе ночь и стол письменный. Впрочем, в шаговой доступности до декантера и холодильника ничего еще не проиграно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.