ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА

ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА

Холмы фей. Холм фей, или шиан, увиденный снаружи, по-гэльски называется ноу (knowe), это слово означает курган или засыпанные землей руины замка.

Если холм открывается, то его внутренняя часть называется бру (brugh), это слово переводится как «городок», «округ». Обыкновенно бру означает место, где проживает множество фей, а не одно семейство.

Тульман (tulman) — гэльское наименование отдельного дома внутри холма фей. История о тульмане раскрывает, чем могут помочь хорошие манеры при встрече с феями, изображая последних в выгодном свете.

Жила в Бейли Тангусдейл одна женщина, и вот потерялась у нее как-то пара телят; отправилась она за ними, да припозднилась, а тут дождь с грозой, пришлось ей искать, куда спрятаться. Подошла она к холму и стала забивать колышек, чтобы телят привязать. А холм открылся. Что-то звякнуло, как будто котел на крючок повесили. Женщина удивилась и выпустила колышек из рук. Из холма тем временем высунулась женщина и спросила: «Что у тебя за дело, зачем ты стучишься в мой тульман?» Женщина ответила: «Я заблудилась со своими телятами и искала, где бы от дождя укрыться. Как мне выйти отсюда на дорогу?» Фея сказала: «Иди вон к тому пригорку, внизу. Там увидишь пучок травы. Пусть твои телята ее съедят, и тогда, коли последуешь моему совету, коровы твои всегда будут хорошо доиться, сколько бы ты ни прожила». По ее слову и вышло: женщина та прожила девяносто пять лет и никогда не оставалась без хорошей молочной коровы[65].

Волшебные животные. Огромное множество волшебных животных, которые встречаются в легендах Британских островов, можно разделить на две основные группы. Это дикие животные, существующие сами по себе, и домашние, которых кормят и используют феи. Иногда трудно разграничить эти два типа, потому что феи часто позволяют своим питомцам бродить на свободе. Например, шотландского куши, обычно исполняющего роль сторожевой собаки, иногда отпускают на волю, также как и Кродх Мару, который порой подбирается к крестьянским стадам. Однако в основном это различие довольно четкое.

Два типа волшебных существ появились в традиции очень рано и упоминаются еще в средневековых хрониках. Примерами могут служить грант, средневековый зверь-буги, описанный Гервазием Тильсберийским, и маленькие лошади из истории «Элиодор и золотой шар» Гиральда Уэльского.

К волшебным лошадям можно отнести и опасного ичь-ушкью из Северной Шотландии, едва ли менее опасных келпи и кабил ушти с острова Мэн, а также буги, трэша и шока. Все они в какой-то степени способны менять облик. Лошади, которых используют феи, появляются во всех героических волшебных легендах, где есть волшебная погоня.

Из всех волшебных собак Англии наиболее распространены черные. Многие собаки относятся к зверям-буги, например баргест, галли-трот, Маув дуг с острова Мэн и шок. Верования в собак холмов все еще живы в Сомерсете.

Домашний волшебный скот не столь свиреп, как дикие водяные лошади. И если такие животные случайно оказывались на свободе, то скорее были полезными, чем опасными. П оявление в стаде эльфийского быка считалось большой удачей, так же как и гварред-эр-тлина из Уэльса. Однако существовали и ужасные быки-призраки, такие как ревущий бык из Багбери.

Из всех бесчисленных волшебных зверей наиболее известными были тюлений народ, селки и роаны. Коты сами по себе считались волшебными существами, но отдельно можно упомянуть о волшебном коте из Северной Шотландии, по имени Кайт ши, и Кошачьем короле, неожиданно заявлявшем о своих правах.

Аванк был речным чудищем из Уэльса, чем-то вроде гигантского бобра, а бубри — чудовищной водяной птицей.

Наделялись волшебными свойствами козлы и олени, а также многие птицы, особенно орел, ворон, сова и королек. Конечно же, форель и лосось считались волшебными созданиями, встречались даже волшебные насекомые, например крыжовниковая бабка, появлявшаяся в виде огромной волосатой гусеницы. Фантастическая зоология фактически всех островов чрезвычайно богата.

Встреча с феями. Обычно считается, что феи показывались людям, когда сами того хотели, однако были, судя по всему, способы увидеть маленький народец без их на то желания и моменты, особенно благоприятные для этого. Одним из наиболее распространенных средств был четырехлистный клевер или изготовленное из него знаменитое снадобье фей, защищающее от отвода глаз.

Существовали, однако, люди, наделенные временной или постоянной способностью видеть фей без их на то желания. К ним относились шотландские горцы с «двойным зрением», или те, кого в Сомерсете называли «одаренными», а ирландцы — просто «зрячими»[66]. Роберт Кирк в «Тайном содружестве» часто упоминает наделенных вторым зрением людей, которые обладали этим даром от природы или получили его магическим путем. Нередко они находили этот дар весьма неудобным и обременительным.

Считалось, что, находясь в обществе провидца, можно обрести временную способность видеть фей. Некая миссис Стюарт, жена священника из Эдинбурга, рассказывала, как ее отец, чье детство прошло на острове Скай, видел однажды танцующих фей. Мать оставила его с малолетней сестрой на день у бабушки, а сама пошла посидеть с больным соседом. С ними был еще чей-то мальчик, тоже маленький. Время шло, дети устали и, наверное, так расшалились, что пожилая леди уже не могла с ними справиться, как вдруг в дом зашла добрая знакомая, о которой говорили, будто она «зрячая». Увидев, что происходит, женщина сказала: «Идемте со мной, я покажу вам кое-что интересное». Она заставила детей взяться за руки и вывела их в сумерки. Прямо за домиком, где жила бабушка, со склона холма стекал ручей. А на вершине этого холма горел костер, вокруг которого водили хоровод какие-то невысокие люди. Дети, как завороженные, смотрели на них, пока знакомая не увела их в дом, и, когда мать пришла за ними, им было что ей порассказать. Наутро они снова побежали на холм посмотреть на то место, где горел костер, но не нашли ни следа, ни одной обугленной травинки. В детстве миссис Стюарт и все ее братья и сестры больше всего любили сказку о том, «как папа видел фей». Много лет спустя ее тетка, сестра отца, вернулась из Канады и подтвердила, что все так и было, а еще позже ей довелось повстречаться со стариком, который был тогда третьим ребенком в их компании, и он тоже помнил все так отчетливо, словно это случилось не далее чем вчера.

Определенные периоды суток особенно подходят для того, чтобы видеть фей. Прежде всего это сумерки, а также полночь, час перед рассветом и полдень, когда солнце стоит в зените. Исчезновение фей можно было наблюдать именно в полдень. Говорят также, что видеть раз замеченную фею можно, лишь пристально глядя на нее; вот почему плененные лепреконы норовят заставить человека посмотреть в сторону. Пока вы не сводите с феи глаз, она не убежит, но, стоит вам хотя бы моргнуть, и она тут же исчезнет.

Время В Волшебной Стране. Знатокам фей издревле было присуще обостренное чувство относительности времени, возможно подсказанное состояниями забытья или транса, когда на полпути между кроватью и полом можно увидеть сон, события которого охватывают несколько лет. Иногда разница между реальным временем и временем в Волшебной стране фей именно такова. В пемброкширском рассказе о путешествии в страну фей[67] пастушок вступает в круг танцоров-фей и вдруг оказывается в сверкающем дворце, окруженном роскошными садами, где проводит много счастливых лет среди маленького народа. Лишь одно запрещалось пастушку: посреди сада бил источник с золотыми и серебряными рыбками и он ни под каким видом не должен был пить оттуда. Но именно этого ему больше всего и хотелось, и вот однажды он погрузил свои ладони в источник. В тот же миг дворец растаял и пастушок снова оказался на продуваемом всеми ветрами склоне горы в окружении своих овец. С тех пор, как он вступил в хоровод фей, прошло лишь несколько минут. Гораздо чаще состояния транса, подобные этому, сопровождают переживания теологического характера, к примеру путешествие Магомета в рай, видения браминов или отшельников. И, как правило, время движется совсем в другом направлении, будь то в Волшебной стране или в прочих сверхъестественных мирах. Несколько минут танца в стране фей оказываются равными году и одному дню в мире смертных, а в легенде о короле Херле несколько дней веселого пира оборачиваются двумя веками. Но это не всегда верно, ибо в народной традиции вообще не существует строгой логической системы, которая объясняла бы все. Элиодор совершал путешествия в Волшебную страну и обратно без малейших потерь во времени, смертные кормилицы фей бывали в Волшебной стране и возвращались домой в ту же ночь, человек, который позаимствовал снадобье фей у обитателей волшебного холма, входил туда совершенно безнаказанно.

Иногда, как в истории о Рип Ван Винкле, нарушение запрета, то есть употребление волшебной еды, вызывает зачарованный сон, когда время идет со сверхъестественной скоростью, но и это не всегда так. К примеру, король Херла и его товарищи пировали с феями, но в истории о них нет и намека на то, что именно этим было вызвано необычайно скорое течение времени. Да, посещение королем Волшебной страны обернулось катастрофой, но нет никаких указаний на то, что феи именно этого и добивались.

Сюжет о том, как герой отправляется к своей волшебной невесте и возвращается домой лишь несколько сотен лет спустя, чрезвычайно широко распространен. Классические тому примеры — спутники Брана, которым стоило сойти на землю, как они рассыпались в прах. Это повторяющийся мотив многих относительно современных валлийских легенд. Еще один типичный пример, сказка о Таффи ап Сионе. Как-то вечером Таффи ап Сион вступил в хоровод фей и проплясал с ними, как ему показалось, несколько минут, однако, когда он покинул их, все вокруг странно изменилось. Он пошел к своему ветхому домику, но его не было, а на его месте стояла красивая каменная ферма. Фермер выслушал его историю с сочувствием. Потом покормил и обещал свести к Катти Шон, старейшей обитательнице округи, которая может помнить его имя. И они пошли: фермер впереди, а Таффи за ним, и вдруг фермеру показалось, что шаги у него за спиной становятся все тише и тише. Он повернулся и увидел, как Таффи превратился в пепел и осыпался на землю[68]. Порой люди рассыпаются в прах, едва отведав земной пищи. В шотландской версии два человека вернулись из Волшебной страны в воскресенье и сразу отправились в церковь, где и превратились в персть, как только священник начал читать Библию.

Во всех историях подобного рода можно усмотреть намек на то, что Волшебная страна на самом деле обитель мертвых и войти туда означает умереть, а возвращаются оттуда не люди, а призраки, чьи тела рассыпаются при первом столкновении с реальностью.

А вот в трогательной истории «Полуденный призрак» эта трансформация уже произошла. Старик, давным-давно повстречавший «странного человечка», который задерживает его, затевая всякие споры с битьем об заклад и другие старинные развлечения, возвращается в виде призрака искать свою давно умершую жену, она зовет его к себе на небо, куда он и попадает, как только первый встречный смертный выслушивает его историю[69]. Как ясно из этой сказки, Волшебная страна, иными словами, вечность, не обязательно должна иметь пространственный вход, подземный или подводный. Кольца фей, встречи с кавалькадой фей, песни волшебной птицы вполне достаточно, чтобы перенести смертного в сверхъестественный мир, сделать его невидимым для других людей и вообще выключить из течения обычного, земного времени до тех пор, пока не истечет таинственный отрезок времени магического. Однако нельзя не заметить, что, несмотря на всю разницу в скорости, время в Волшебной стране и время в земном мире взаимосвязаны. Танцора, попавшего в хоровод фей, спасают непременно через год и один день, или через год ровно; два месяца соответствуют двум векам; час оборачивается сутками; значит, можно провести некие параллели. Но пересекаются не только два временных потока, еще важнее совпадения времен года. Начало мая, канун Иванова дня, канун Дня всех святых — вот время, когда врата между мирами широко распахнуты[70]. Существенную роль играют определенные часы суток. Четыре поворотных момента всякого дня — полдень, закатные сумерки, полночь и час перед рассветом — очень важны для фей. Также и некоторые дни недели считаются опасными или спасительными. Иными словами, течение времени в Волшебной стране только кажется неограниченным и свободным, на самом деле в нем, как и во всем существовании фей, прослеживается зависимость от смертных.

Гости В Волшебной Стране. В XVII веке были такие молодые люди, которые заявляли, будто побывали в Волшебной стране. Один мальчик из Борга утверждал, что знаком с феями, — факт, зафиксированный также в приходской книге:

А еще он (Джонни Николсон) рассказал мне другую историю о мальчике по фамилии Уильямсон, отец которого, ирландский торговец льном, утонул на пути в Ирландию, куда он ездил покупать лен; так что мальчика воспитывали мать и дед, старик по фамилии Спроат, который жил в Борге. Мальчик часто исчезал на два, три, а то и десять дней кряду, и никто не знал, где он пропадал, потому что он никому ничего не рассказывал, когда возвращался, но все понимали, что он ходит к феям.

Однажды лэрд Бармагахана резал торф, и все соседи ему помогали. Как раз в это время мальчик опять исчез на десять дней, и все гадали, где он может быть, и вдруг видят, что он сидит прямо среди них. «Джонни, — спросил кто-то из соседей, которые как раз сидели кружком и обедали, — откуда ты взялся?» — «Я со своими пришел», — ответил тот, имея в виду фей. «А кто они такие, эти твои свои?» — «Видите вон тот торфяной холмик, что в яму осыпался? Вот оттуда я и вышел». Один старик по фамилии Браун, наследник Браунов из Лэнгленда, которые еще живут в Борге, посоветовал деду послать мальчика к католическому священнику, пусть даст ему что-нибудь, чтобы феи от него отстали; так и сделали, а когда мальчик вернулся домой, на шее у него на черной ленточке висел крест. Когда местный пресвитерианский священник и церковный совет услышали об этом, они отлучили от Церкви и деда, и старого Брауна за то, что такое присоветовал. Пресвитериане верили в фей, но не верили, что священник-католик может сделать что-нибудь хорошее. Однако мальчик после этого никуда не пропадал; а некоторые люди постарше до сих пор помнят его уже стариком. Вся эта история записана в приходской книге пресвитерианской церкви, где ее и сейчас может прочесть всякий, кто пожелает[71].

Современником и земляком мальчика из Борга был другой мальчик, из Лита, который также претендовал на личное знакомство с феями; его историю поведал Ричард Бове, человек, который разговаривал с самим мальчиком. Позднее Бове воспроизвел этот рассказ в «Пандемониуме, или Обители дьявола» (1684), опубликованном как раз в то время, когда вера в фей и ведьм обретает новых сторонников не только среди простонародья, но и среди ученых мужей. Вот что говорит об этом Джордж Бертон, великолепный рассказчик:

Лет пятнадцать тому назад задержавшись по делам в Лите, что под Эдинбургом, в королевстве Шотландия, я часто захаживал в один дом, посидеть со знакомыми да пропустить по стаканчику вина. Женщина, хозяйка заведения, пользовалась доброй, славой среди соседей, что и заставило меня с особым вниманием отнестись к ее рассказу о «мальчике фей», как она его называла, проживавшем в том же городке. История, которую я от нее услышал, показалась мне настолько странной, что мне захотелось повидать этого мальчика при первой же возможности, и хозяйка пообещала мне это устроить. Несколько дней спустя, когда я проходил той же дорогой, хозяйка окликнула меня и сказала, что «мальчик фей» проходил мимо совсем недавно. Потом она оглядела улицу и показала мне его: «Смотрите, сэр, вон он, там, играет с другими детьми». Я подошел к детям и ласковыми словами и монеткой убедил того самого мальчика пойти со мной в дом. Там, в присутствии нескольких человек, я задал ребенку пару вопросов из области астрологии, на которые он дал чрезвычайно проницательные ответы. И вообще на протяжении всего разговора он проявлял хитрость, необычайную для его возраста, а на вид ему было лет десять или одиннадцать.

Все время нашего разговора он делал такое движение рукой, словно бил в барабан, и тогда я спросил его, умеет ли он барабанить. Он отвечал: «Да, сэр, не хуже всякого другого в Шотландии. Ибо каждый четверг по вечерам я выбиваю самые разные дроби для тех, кто встречается вон под тем холмом». И он указал на большой холм между Эдинбургом и Литом. «Как тебя понимать, мальчик? — удивился я. — Что же это за компания такая?» Он ответил: «Большая компания, сэр. И мужчины, и женщины, и развлекаются они под разную музыку, не только под мой барабан. А еще они едят и пьют вино, и нередко бывает так, что все мы вдруг переносимся в Голландию или Францию и там наслаждаемся всеми достопримечательностями этих стран». Тогда я спросил, как же они попадают под холм. На что он ответил, что там есть широкие ворота, которые открываются для них, оставаясь невидимыми для многих, а внутри — две большие комнаты, убранные не хуже любой другой в Шотландии. Затем я выразил сомнение в правдивости его слов, а он вызвался погадать мне в доказательство и предсказал, что я дважды женюсь, заявив, что и сейчас видит этих женщин у меня за плечами. Обе мои жены будут очень красивы, обещал он. Пока он говорил, подошла соседская женщина и попросила погадать ей на будущее. Он ответил, что она родит двух ублюдков, прежде чем выйти замуж, и женщина так разгневалась, что не захотела слушать остальное.

Хозяйка заведения сообщила мне, что во всей Шотландии не нашлось бы человека, который удержал бы его от посещения фей по четвергам. Тогда я, посулив мальчику еще денег, взял с него обещание встретить меня в следующий четверг днем в том самом доме и с тем отпустил. Мальчик пришел на указанное место, а я тем временем уговорил нескольких знакомых сопровождать меня, чтобы не дать мальчику ускользнуть ночью. Мы окружили его и стали задавать ему разные вопросы, на которые он отвечал. Пока не настало одиннадцать часов вечера, после чего он ускользнул от нас, никто даже не успел заметить как. Но я вовремя хватился, поспешил за ним и вернул его в комнату. Мы все следили за ним, но вдруг он снова оказался у дверей. Я опять последовал за ним и услышал с улицы шум, как будто кто-то напал на него, и с тех пор я никогда больше его не видел[72].

Пленники В Волшебной Стране. Исстари люди знали, что феи похищают смертных и уводят их в свою страну, а также задерживают тех, кто проникает в их холмы, обманом заставляют есть и пить, и тогда человек навсегда остается с ними. История Малекин из средневековой хроники Ральфа Коггешелла — ранний тому пример. В ней мы имеем дело с самой распространенной формой похищения: феи крадут младенца у матери, пока та работает в поле, и оставляют подкидыша, однако похищенный ребенок, по-видимому, верит, что каждые семь лет ему предоставляется возможность обрести свободу. Пленники, которых с малолетства кормили волшебной едой и баловали феи-матери, под конец, возможно, становились настоящими феями. Но существовало и более зловещее объяснение, почему феи похищают людей: в Шотландии и Ирландии говорили, что раз в семь лет феи платят дань аду и предпочитают рассчитываться с Князем Тьмы смертными, а не своими единокровными братьями и сестрами. Вот и в балладе о Томасе-Рифмаче королева эльфов выражает опасение, как бы Томаса не отдали в уплату десятины.

Считалось, что дети постарше тоже подвергаются опасности, в особенности если они забредают на территорию фей. Однажды феи похитили четырнадцатилетнего паренька, единственного сына кузнеца, и оставили вместо него подкидыша. Кузнец прибег к «бородатой» уловке — притворился, будто варит пиво в яичной скорлупе, — и прогнал подкидыша из дому, но сын его все не возвращался, и тогда отец, вооружившись кинжалом, Библией и петухом, отправился к кургану фей выручать мальчика. Он нашел своего сына в дальнем конце холма, где тот вместе с другими смертными пленниками работал в кузне, и забрал его оттуда. После этого происшествия мальчик сделался отменным кузнецом[73]. Любопытно, что в одной и той же истории феи одновременно и боятся железа, и успешно занимаются его обработкой. Такое впечатление, что создатели этой сказки перепутали фей с гномами. Иногда смертные бывали рабами фей: «Молодые парни, которых они заманивают в свои волшебные дворцы, становятся их рабами и выполняют самую тяжелую работу»[74]. Высоко ценится и помощь смертных во время межклановых столкновений фей или матчей по хоккею на траве, но для этого людей, как правило, не похищают, а нанимают, щедро оплачивая их услуги.

Феи часто похищают молодых людей, имеющих особые способности к пению и музицированию — именно такая судьба постигла Томаса-Рифмача, — или просто красивых молодых людей, в которых влюбляются феи-принцессы.

И все же женщинам грозит большая опасность от фей, чем мужчинам. Особенно высок спрос на кормящих матерей (видно, молоко самих фей не отличается хорошим качеством), и потому послеродовой период, когда женщине запрещалось посещать церковь, считался наиболее рискованным. Немало сказок сложено о том, как эффективно защититься от фей в это время, или, напротив, о мужьях, которым приходилось выручать своих жен. Иногда людям удавалось задержать фей, когда те уже уводили своих жертв, и тогда феи сами оказывались в плену. Сказка «Жена лэрда Балмаши» наглядно показывает, как именно это происходило и к каким именно методам похищения прибегали феи. Иногда жертву спасали, как это происходит в рассказе «Мэри Нельсон». Но случались и трагические неудачи. К их числу относится сказка «Жена фермера из Лотиана», когда муж не смог выручить свою супругу:

Жену одного фермера из Лотиана забрали к себе феи и назначили ей испытательный срок длиной в год, во время которого она каждое воскресенье приходила расчесывать своих детей. Однажды муж увидел ее и приступил к ней с расспросами; женщина поведала ему, что за несчастное событие послужило причиной их разлуки, научила, как ему отвоевать ее, и умоляла собрать всю свою смелость, потому что от его успеха зависит ее счастье и в этой жизни, и в следующей. Фермер, который пылко любил свою жену, спрятался накануне Дня всех святых в зарослях дрока у большой дороги и принялся поджидать фей. Но едва только забренчала упряжь да заслышались дикие, ни на что не похожие звуки волшебной кавалькады, как мужество изменило ему, и он просто переждал, пока всадники минуют его, даже не попытавшись остановить процессию. Последний всадник проехал мимо зарослей, где прятался незадачливый крестьянин, и тут же вся кавалькада растаяла в воздухе под громкий хохот и ликование, среди которых он явно различил голос жены, оплакивавшей вечную разлуку с супругом[75].

Другая сказка, «Кэтрин Фордайс из Унста», отличается несколькими любопытными особенностями. Феи благословляют девочку, названную в честь Кэтрин Фордайс, хотя о собственном ребенке Кэтрин не упоминается ни словом; запрет притрагиваться к волшебной еде присутствует, однако, судя по всему, имя Господне может противостоять даже последствиям его нарушения.

Жила-была одна женщина, звали ее Кэтрин Фордайс, да во время родов умерла, — по крайней мере, люди так думали. И вот вскоре после ее смерти жене соседской снится сон, будто приходит к ней эта самая Кэтрин и говорит: «Я забрала молоко у твоей коровы, но ты внакладе не останешься. Наоборот, если пообещаешь отдать мне то, о чем пока не знаешь, у тебя всего будет вдоволь». Соседка ничего ей не обещала, так как не знала, о чем та говорит, но скоро поняла, что речь шла о ребенке. Родилась девочка, и мать дала ей имя Кэтрин Фордайс. Только девочку окрестили, как та Кэтрин, что была в плену у троу, снова пришла к матери и пообещала, что, пока эта девочка живет с ними, семья ни в чем не будет знать нужды. Еще она сказала, что у троу ей неплохо, но назад она сможет вернуться, только если кому-нибудь из смертных, кто увидит ее наяву, хватит сообразительности в ту же секунду помянуть имя Господа. Также она сказала, что друзья не уберегли ее во время родов, мало читали заклятий и потому она попала во власть троу.

Богатство просто обрушилось на семью, где подрастала маленькая Кэтрин, и так продолжалось до тех пор, пока она не выросла и не собралась замуж. В ночь перед свадьбой разразилась ужасная буря, «какой даже старики не могли припомнить». Брох вышел из берегов, переполненный морской водой, волны перехлестывали через береговые скалы, как через простые камни. Отец невесты потерял лучших овец, которых смыло в море, «а люди потом говорили, что какие-то старики с длинными белыми бородами протягивали руки из волн и хватали бедных животных». С той самой ночи удача отвернулась от соседки. А один человек по имени Джон Нисбет видел как-то раз ту самую Кэтрин Фордайс. Проходил он по полю рядом с ее прежним домом, как вдруг вроде как дыра приоткрылась. Заглянул он туда и увидел Кэтрин «в чудном кресле с младенцем на руках». Путь ей загораживала толстая железная балка. Женщина была одета в коричневое поплиновое платье, — по описанию Джона люди узнали в нем подвенечное платье Кэтрин. Ему показалось, будто она спросила: «О, Джонни! А ты что здесь делаешь?» Тогда он ответил: «А ты чего тут сидишь?» На что она сказала: «Я здесь довольна и счастлива, но выйти не могу, потому что отведала их еды!» Джон Нисбет, к несчастью, забыл сказать: «Да пребудет с тобой Господь», или не знал, что это нужно сделать, а Кэтрин не успела намекнуть, как все исчезло[76].

Похищение юных красавиц, предназначенных в жены королям или принцам народа фей, было делом столь же обычным, как и похищение кормящих матерей, причем повитухи, судя по всему, были нужны именно таким, украденным невестам. Очень интересный пример такого положения вещей приводится в истории «Эйлиан из Гарт-Дорвен». Героиня этой сказки охотно признала народ фей своим народом, да и в ней самой с самого начала было что-то странное. Золотые волосы сделали ее особенно привлекательной для фей. Спасать ее нужды не было. Это наиболее законченная сохранившаяся сказка из разряда историй о кормилицах фей.

А вот корнуэльская сказка «Волшебные обитатели Селенских болот» повествует о неудачной попытке спасти смертного пленника, но там похищенная девушка становится скорее нянькой, нежели невестой у фей. И в беду она попадает, отведав волшебной еды.

Одна черта сказок о пленниках в Волшебной стране представляет особый интерес: они зачастую помогают смертным, нечаянно оказавшимся в царстве фей. В сказке «Арендатор из Окрикана» таким помощником становится соседка, предположительно недавно умершая, — она предостерегает героя, а затем принимает его сторону и помогает ему бежать. Кормилицу иной раз предупреждает ее же пациентка. Как правило, пациентка и сама является пленной невестой, как явствует из сказки «Доктор и принцесса фей». В ирландских сказках нередки случаи, когда человека, нечаянно оказавшегося среди фей, пытается спасти «рыжеволосый», который и сам, скорее всего, находится в плену у фей. Один из подобных примеров — это история девушки, которую феи обманом заманили в свой хоровод, где она танцевала с принцем, а потом усадили ее за стол, который ломился от яств:

Взяла девица золотую чашу из рук принца и поднесла к устам. В тот же миг мужичонка какой-то подошел да на ухо ей прошептал:

— Яств не ешь, вина не пей, иначе не бывать тебе дома.

Поставила тогда девица чашу и пить отказалась. Тут они рассердились, зашумели, а один, свирепый такой, черный, поднялся и молвил:

— Всяк, кто к нам придет, должен отведать нашего вина.

С этими словами он схватил девицу за руку и поднес чашу к ее устам, так что она едва не умерла от испуга. Но тут опять пришел тот рыжий мужичонка, взял девицу за руку и вывел из залы.

— На этот раз тебе повезло, — сказал он. — Возьми вот эту травку и ступай домой, да не потеряй — пока она с тобой, никакого вреда тебе не будет.

И он дал ей веточку растения, которое зовут атар-ласс (земляной плющ).

Зажала она веточку в кулачке и бежать, но всю дорогу так и слышала за собой топот. Наконец прибежала она домой, заперла дверь, залезла в постель, а тут вокруг дома как загремит, как зашумит, голоса как закричат:

— Через волшебную траву мы над тобой теперь не властны, но подожди — вот пойдешь в следующий раз плясать на холм, так останешься с нами на веки вечные, и ничто уже тебе не поможет.

Девица сохранила веточку, и феи ее больше не трогали; но много дней прошло, прежде чем музыка, под которую она танцевала тем ноябрьским вечером на холме фей со своим волшебным возлюбленным, перестала звучать у нее в ушах[77].

Томас-Рифмач — единственный смертный обитатель Волшебной страны, который снова и снова выступает в роли вожака и советника фей, не оглядывается с тоской на покинутый им срединный мир и не сочувствует другим смертным.

Знаменитый поэт и провидец Томас-Рифмач был реальным человеком, жившим в XIII веке, о чем свидетельствуют подписанные им самим и его сыном документы. В этих бумагах он назван Томасом-Рифмачом из Эрсильдуна. Иногда его называют Томасом Лермонтом из Эрсильдуна, но этот вариант имени не подтвержден документально. Считалось, что свой пророческий дар он получил от королевы Страны эльфов. Поэма Томаса из Эрсильдуна является наиболее ранним источником сведений об этом периоде его жизни, а также мы находим там примеры некоторых его пророчеств. До нас дошли несколько манускриптов XV века, а сама поэма может относиться к XIV столетию. Та же история рассказывается и в «Балладе о Правдивом Томасе», однако уже без пророчеств, которые были изданы отдельной брошюрой и печатались с XVI по XIX век, периодически в них вносились изменения в соответствии с историческими событиями эпохи. В поэме повествуется о том, как эльфийская королева влюбилась в Правдивого Томаса, перенесла его в Страну эльфов и продержала там семь лет. Но в конце этого срока пришло время платить десятину, которую феи должны отдавать сатане. И королева испугалась, что выбор падет на Томаса. Чтобы спасти его от этой участи, она вернула его в мир смертных, одарив языком, который не может лгать. В некоторых версиях этой баллады Томас не хотел принимать непрошеный подарок, однако королева все равно наделила его этой способностью. Так заканчивается поэма, но традиция продолжает эту историю. Возвратившись из Страны эльфов, Томас-Рифмач много лет прожил в Эрсильдуне и благодаря своему пророческому дару прославился по всей Шотландии. Но он не потерял связь со Страной эльфов. Однажды ночью, когда он пировал в своем замке, прибежал испуганный человек и сказал, что самка оленя и лань вышли из леса и идут по деревне к замку. Томас-Рифмач поднялся со своего места и вышел приветствовать их. Они повернулись и повели его в лес, больше он не возвращался в мир смертных. Но его видели те, кто попадал в Волшебную страну. Там он выполняет роль советника, как в доме феи, куда попал арендатор из Ок-рикана, иногда покупает лошадей для Спящих воинов, у подножия одного из шотландских холмов. Дерево, под сенью которого Томас повстречал королеву фей, вам могут показать и по сей день.

Роберт Кирк, писатель XVII века, автор «Тайного содружества», тоже, как принято считать, попал в плен к феям, которые затащили его в свой холм под Аберфойлем. Неволя тяготила его, но вырваться он не мог: феи держали крепко, ведь он выдал их секреты.

Причин, по которым феи похищают людей, множество: здесь и потребность в рабочей силе, и любовное влечение, и богатство, которое приносит музыкальный дар, и нужда в человеческом молоке для волшебных младенцев, но важнее всего, по-видимому, стремление влить свежую кровь в жилы хиреющего рода, поддержать его угасающие силы.

Кормилицы фей. Истории о женщинах, принимавших роды у фей, известны с древнейших времен и частично объясняют, в чем именно заключается зависимость фей от смертных. Рассказы на эту тему продолжают создаваться по сей день, взять хотя бы историю о чудаковатом старичке, который сел в автобус у холма Гринхау в Йоркшире и поехал на нем за районной медсестрой. На том же автобусе он привез ее к холму, и они вместе вошли в пещеру, где, как выяснилось, обитало семейство пикси. Самое интересное в этом происшествии то, что пикси обычно не встречаются в Йоркшире, но внутри этого холма была шахта, где когда-то работали выходцы из Корнуолла. Эту историю рассказывали в Йоркшире в 1920-е годы. Старейшая версия сказки о кормилице фей принадлежит перу автора XIII века Гервазия Тильсберийского и находится в его книге «Императорские досуги». А вот наиболее полный вариант сказки с подобным сюжетом, может быть даже единственный по-настоящему законченный:

Давным-давно жили в Гарт-Дорвен старик и его жена. Поехали они в канун Дня всех святых в Карнарвон нанять себе служанку. А в те времена был такой обычай, что любой молодой человек или девица, искавшие службы, поднимались на небольшой холмик в середине рыночной площади, где нынче почта. Пошли туда старик со старухой и увидали там молоденькую девушку с золотистыми волосами, которая стояла чуть в стороне от других. Старуха подошла к ней и спросила, нужна ли ей работа. Та ответила, что нужна, тут же согласилась на предложение старухи и пришла в назначенное время в ее дом. А тогда в деревнях долгими зимними вечерами пряли. И вот повадилась молоденькая служаночка прясть вечерами на лугу, при свете луны, а терлоитх тейг собирались вокруг нее, пели и плясали. А по весне, когда дни стали длиннее, Эйлиан — так звали девушку — сбежала с терлоитх тейг, и больше о ней не было ни слуху ни духу. Поле, где ее видели в последний раз, по сей день зовется Полем Эйлиан, а луг, где она любила прясть, Девичьим лугом. А надобно вам сказать, что та самая старуха из Гарт-Дорвен была известная в округе повитуха, и спрос на нее был большой, издалека приезжали. И вот какое-то время спустя, как пропала Эйлиан, в полнолуние это было, дождик прошел небольшой да туман поднялся, и подъехал к двери старухиного дома джентльмен звать хозяйку к своей жене на родины. Села она на лошадь позади незнакомца, и привез он ее к Рос-и-Корт. В то время прямо посреди поля был небольшой холмик, вроде как остатки крепости, и много камней набросано, а к северу от них — горка каменная, она по сей день там, Брин-и-Пибион называется, только я в том месте не была ни разу, не видела. Подъехали они, значит, к тому месту, а там пещера, в ней-то жена джентльмена и лежала. Краше той комнаты, что внутри пещеры, старуха в жизни своей не видывала. Приняла она роды у красавицы, все благополучно, и подошла к камину запеленать ребенка. Только она с этим справилась, как подходит к ней муж дамы, подносит баночку с каким-то снадобьем и просит смазать ребенку глаза, но остеречься и ни в коем случае не прикасаться после этого к собственным. Старуха ребенку глазки смазала, бутылочку в сторонку поставила, а тут у нее глаз зачесался, она забылась да тем самым пальцем, которым ребенку глазки протирала, его и потерла. В ту же минуту этим глазом она увидала, что роженица лежит в просторной пещере на подстилке из камышей и сухого папоротника, вокруг нее камни, а в дальнем углу горит костерок. Еще она увидала, что роженица — вовсе никакая не леди, а ее бывшая служанка Эйлиан; другим глазом она по-прежнему видела комнату, краше которой и нет. Вскоре после того случая пошла старая повитуха в Карнарвон на рынок, увидела там мужа недавней роженицы, подошла к нему и спрашивает:

— Как поживает Эйлиан?

— Хорошо поживает, — ответил тот. — А каким это глазом ты меня видишь?

— Вот этим, — был ответ.

Тогда муж Эйлиан схватил камышинку да и выколол старухе глаз[78].

Истории о кормилицах фей широко распространены. Согласно сказке «Волшебные обитатели Селенских болот», у чистокровных фей крайне редко рождаются дети, и на основании вышеприведенной сказки и сказки о «Черри из Дзеннора» можно с определенной долей уверенности утверждать, что дети фей, нуждающиеся в волшебном снадобье для обретения зрения, — метисы.

Подкидыши. Постоянная готовность фей красть человеческих детей составляет древнейшую часть верований в малый народец и является специфической формой воровства фей. Упоминания о похищенных феями младенцах встречаются у таких средневековых авторов, как Ральф Коггешелл и Гервазий Тильсберийский. Обычно феи похищали из колыбели некрещеного младенца, родители которого не позаботились о должной защите, и оставляли вместо ребенка что-нибудь другое. Например, подкидывали на место красивого, желанного человеческого младенца своего, страшненького и болезненного. Но еще чаще феи подкладывали в колыбельку сморщенного, ни на что не годного старика, ставшего в тягость своему племени, чтобы тот пожил в холе и довольстве на попечении приемной матери, которая станет кормить его и баюкать, пока он будет кряхтеть да хныкать, требуя внимания и пищи.

Бывало, правда, и такое, что в колыбели младенца оставляли чурбан — кусок дерева, которому придавали сходство с украденным ребенком; обычно это случалось, когда похищали кормящую мать или просто жену, что, к примеру, едва не произошло в сказке «Жена Санди Харга». Чурбаном феи пользовались, когда злоумышляли не только против младенца, но и против его матери. Иногда «чурбаном» прозывали любого подкидыша фей, просто по ассоциации, но это уже слишком вольное истолкование. Обычно если похищали человека, то оставленный взамен чурбан изображал неподвижное, лишенное сознания тело, как в случае с Грейс Хатчес из «Волшебных обитателей Селенских болот» или Робертом Кирком. Так же поступали и при похищении скота, например, в сказке «Арендатор из Окрикана» чурбаном заменили быка. Подмененный скот еще некоторое время продолжал сохранять видимость жизни и движения, но вскоре погибал.

Хороший пример неудачного похищения новорожденного с матерью — шетландская сказка «Помни кривой палец». Жена издольщика с Шетландских островов только что родила первенца, а ее муж, загоняя овец на ночь, услышал вдруг три громких удара, словно бы из-под земли. Он закрыл овчарню и пошел домой через ригу. Пробираясь между скирдами, он слышал какой-то голос, который твердил: «Помни кривой палец». А у жены фермера как раз и был кривой палец, так что он сразу сообразил, что это серые соседи затевают нехорошее против его жены с младенцем. Но наш мужичок знал, что делать. Не мешкая, он вошел в дом, зажег свечу, взял складной нож и Библию. Только он открыл книгу, как в пристроенном к дому амбаре поднялся страшный вой и крик. Мужичок взял раскрытый нож в зубы, зажженную свечу в одну руку, Библию — в другую и направился в амбар, а соседи, пришедшие навестить его жену, потянулись за ним. Он пинком распахнул амбарную дверь, швырнул внутрь Библию, вой тут же сменился истошными воплями, и феи опрометью кинулись прочь. В амбаре осталась лежать обтесанная колода, так похожая на его жену, что с двух шагов не отличить. Мужичок поднял ее и понес в дом. «Я эту игрушку у серых соседей отнял, — заявил он, — я и забавляться с ней буду». И много лет подряд он колол на ней дрова, а феи никогда больше его жене не досаждали.

А вот трогательная история о болезненном подкидыше. В ней феи похитили новорожденного младенца прямо из-под носа родителей. Отец и мать ребенка уже спали, когда дверь их дома вдруг распахнулась и внутрь шагнул высокий, черноволосый человек, а за ним — старая карга со сморщенным, волосатым младенцем на руках. Жена растолкала мужа, тот оказал непрошеным гостям энергичное сопротивление. Его свечу дважды задували, но он щипцами вытолкал каргу из дому. Когда супруги снова зажгли свет, то увидели, что их младенец исчез, а в колыбели лежит волосатый подкидыш. Только они заплакали да запричитали, как дверь снова отворилась и вошла молодая девушка в красном платке. Гостья спросила у родителей, о чем они плачут, и, когда те показали ей сморщенного подкидыша, рассмеялась от радости и сказала: «Это же мой ребеночек, они украли его у меня сегодня ночью, потому что хотели вашего, красивого и здорового, но мне-то милее собственный; отдайте его мне, и я расскажу, как вам вернуть своего». Родители тут же отдали ей подкидыша, и она научила их взять три колоска, пойти к холму фей и сжечь их там один за другим, грозя спалить весь холм, если феи не вернут их младенца, здорового и невредимого. Они сделали, как им сказала фея, и вернули ребенка[79]. Угроза сжечь терновник на холме фей помогала иногда вернуть похищенного взрослого.

Считалось, что если на место ребенка феи подбросили старика, то его можно обманом заставить выдать свой возраст. Для этого везде использовался один и тот же метод, странно даже, как это никто не подумал, что феи, быть может, давно уже о нем узнали. Способ был такой: взять две дюжины яичных скорлупок, расставить у огня и притвориться, будто варишь пиво. Хныканье и всхлипывания должны были постепенно стихнуть, лежащая навзничь фигурка приподняться, и в конце концов надтреснутый старческий голосок должен был сообщить: «Видывал я желуди, из которых нынешние дубы выросли, но чтобы пиво в скорлупе варили, отродясь не видал!» Ну а тогда останется только раздуть огонь повыше, бросить в него подкидыша и ждать, пока тот, хохоча и повизгивая, улетит в трубу, а уж тут и настоящий ребенок у дверей окажется. Но не всегда: иной раз родителям приходилось самим идти к холму фей выручать младенца.

Полагали, что феи похищали человеческих младенцев либо чтобы уплатить ими десятину дьяволу, либо для улучшения собственной породы, либо просто ради их красоты.

Средства, защищающие от фей. Люди, которым приходилось в одиночку выхтддить по ночам из дому, знали немало средств защиты от фей. Прежде всего к ним относились священные знаки и символы: следовало перекреститься или надеть крест, в особенности из железа; прочесть вслух молитву или пропеть гимн, окропить себя или взять с собою святой воды (одного из главных средств защиты от воровства фей, заклинаний или недоброжелательства) или посыпать перед собой дорогу кладбищенской плесенью, ибо земля со старых кладбищ, сплошь состоявшая из разложившихся останков — могильной плесени, — придавала силу заклятиям и считалась также надежным оберегом от чар.

Крест изначально считался мощнейшим средством защиты от фей и всякой нечисти. Возможно, что перекрестки дорог, где в уже раннехристианскую эпоху ставили кресты, прежде были посвящены божествам границ и пределов и потому служили местами жертвоприношений. Любая форма креста: перекрестить себя или другого, крест, нацарапанный на земле и образованный скрещением дорог, деревянный, каменный или металлический крест на обочине, нательный крест — давала надежную защиту от дьявола, духов и фей. Иногда, в целях усиления защитных свойств креста, его изготовляли из особого материала, например рябинового дерева, ибо оно само по себе способно прогонять нечисть, декоративные кресты изготовляли из янтаря или коралла, также наделенных магической силой.

Матери подвешивали раскрытые ножницы над колыбельками своих детей, чтобы защитить их от фей крестом из холодного железа, а кроме того, закалывали одежки булавками крест-накрест. Ножницы, благодаря своей форме и материалу, из которого они сделаны, обладают двойным защитным действием.

Разумеется, молитвы, и прежде всего «Отче наш», всегда являлись главным способом защиты от любой сверхъестественной опасности. Считалось, что для защиты от дьявола надо произносить «Отче наш» вслух, так как нечистый не может читать мысли и потому способен судить о том, что у человека на душе, только по его словам и поступкам, и слова молитвы его обескураживают. То же самое, вне всякого сомнения, верно и для злых фей.

Хлеб и соль также считались эффективными средствами, к тому же почитаемыми как священные символы: первый — жизни, второй — вечности (и доброй воли).

Ибо хлеба вкус святой

Гонит ужас прочь ночной[80].

Направляясь в какое-нибудь место, которое часто посещали феи, путник клал обычно в карман корку хлеба.

Хорошей защитой были и колокола; церковные колокола, колокольчики, которые надевали исполнители танца моррис, колокольчики, которые вешали на шею овцам или коровам. Также помогали свист и трещотки. В народе церковные колокола, гаргульи и флюгера — символ рассвета и наступления дня — считались тройной защитой от дьявола. Фей также отпугивали звоном церковных колоколов. История о фее, которая жаловалась:

Ни сна тебе, ни покоя

От колокольни в Инкбро.

Что ж такое! —

первый из длинной серии рассказов, отражающих нелюбовь фей к колоколам[81]. Кроме того, когда танцевали моррис, танцоры привязывали к ногам колокольчики, звон которых должен был прогонять из округи духов — противников плодородия.

Однако и у фей тоже были свои колокольчики. Нет ни одного рассказа о кавалькадах фей, в котором не упоминалось бы о звоне колокольцев на лошадиной сбруе. Понять, для чего феям нужен этот звон, невозможно, разве что как своеобразная дань их любви к музыке, однако иногда говорят, что феи с колокольчиками, хотя и крадут еду и похищают детей, принадлежат к благословенному двору и колокольчиками отпугивают злых существ, принадлежащих к двору неблагословенному.

Человек, которого водили кругами пикси, выворачивал наизнанку верхнюю одежду, чтобы выйти на правильный путь. Вывернутая одежда ассоциировалась, по-видимому, с изменением личности, поскольку известно, что игроки тоже выворачивали наизнанку одежду, чтобы прервать полосу невезения.