Колизей без гладиаторов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Колизей без гладиаторов

Христиане могли проигрывать львам на арене, но в идеологической борьбе они победили. В 325 году н. э. император Константин запретил гладиаторские бои. К концу IV века закрылись все гладиаторские школы, в начале V века были запрещены травли. Римляне оставались верны себе — несмотря на запреты, и сражения и травли продолжались еще довольно долго. Но потом и власти императоров пришел конец, город опустел, многолюдные зрелища прекратились сами собой. В 1332 году традиция ненадолго воскресла: на арене Колизея устроили бой быков. Это был единичный случай — до нового времени Колизей использовался как монастырское общежитие, мастерская, часть оборонительных сооружений и, конечно, как строительный карьер, но кровавые зрелища туда уже не вернулись.

Колизей продолжал поражать воображение даже в состоянии полного запустения и заброшенности, но с течением времени римляне забыли, для чего это здание предназначалось. В средневековье одно из самых популярных мнений заключалось в том, что это храм бога Солнца и обитель демонов, над ним когда-то возвышался гигантский позолоченный купол, а построил его не кто иной, как поэт Вергилий, знаменитый некромант. По другой версии, это был дворец императоров Веспасиана и Тита (по крайней мере, императоров угадали правильно).

Только в эпоху Возрождения, когда гуманисты принялись внимательно читать античные источники, в Колизее признали амфитеатр. Но связь с некромантией и демонами сохранялась еще долго. Знаменитый ювелир Бенвенуто Челлини в своих хвастливых и кровавых мемуарах описывает два визита в Колизей в компании некоего сицилийского священника для вызывания демонов. Во второй раз колдовство оказалось даже слишком удачным, так что приведенный Челлини мальчик-подмастерье увидел, что «весь Кулизей горит, и огонь идет на нас», и если бы один из участников не «издал громогласную пальбу с изобилием кала», напугавшую духов, дело могло бы кончиться плачевно. По дороге из Колизея парочка заблудившихся демонов вприпрыжку преследовала неудачливых некромантов, передвигаясь то по крышам, то по земле.[37]

В XVIII–XIX веках в европейской жизни впервые появилось такое явление, как массовый туризм. Конечно, он не был массовым по современным меркам, но паломничество состоятельных людей, особенно с севера Европы и из Великобритании, по местам классической древности перестало быть уделом чудаков-одиночек. Рим был, как правило, кульминацией «Большого тура», а Колизей оставался главной достопримечательностью Рима. Неудивительно, что все знаменитые туристы того времени, от Гете до Байрона, посвятили Колизею проникновенные строки, чем немало способствовали росту его популярности.

Римские каникулы

Байрон, один из великих английских поэтов-романтиков, бывал в Риме лишь проездом, но успел оставить описание Колизея в драматической поэме «Манфред» и перевести с латыни запоминающимися стихами пророчество англосаксонских пилигримов про то, что пока стоит Колизей, будет стоять Рим, и так далее.

У одной строчки из четвертой песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» оказалась необычная судьба.

Помните фильм «Римские каникулы», где Одри Хепберн играет молодую принцессу, у которой случился короткий и обреченный роман с американским журналистом? По-английски фильм называется Roman Holiday. Это цитата из Байрона, из той части «Паломничества», где поэт говорит о Колизее и об умирающем гладиаторе:

И кровь его течет — последние мгновенья

Мелькают, — близок час… вот луч

воображенья

Сверкнул в его душе… пред ним шумит Дунай…

И родина цветет… свободный жизни край;

Он видит круг семьи, оставленный для брани,

Отца, простершего немеющие длани,

Зовущего к себе опору дряхлых дней…

Детей играющих — возлюбленных детей.

Все ждут его назад с добычею и славой,

Напрасно — жалкий раб, — он пал, как зверь

лесной,

Бесчувственной толпы минутною забавой…

Прости, развратный Рим, — прости, о край

родной…

К сожалению, в приведенном переводе — а это перевод Лермонтова — нужная нам строчка просто выпущена. Нет ее и в более строгом переводе В. В. Левика. Вот она по-английски: Butcher’d to make a Roman holiday, то есть примерно «Зарезан на потеху римской черни».

Думаете, совпадение? Но вот что пишет Марк Твен в книге 1869 года «Простаки за границей», которая принесла ему славу: «Пока все идет прекрасно. Если у кого-нибудь есть право гордиться собой и быть довольным, так это у меня. Ибо я описал Колизей и гладиаторов, мучеников и львов — и ни разу не процитировал: „Зарезан на потеху римской черни“. Я единственный свободный белый, достигший совершеннолетия, которому это удалось с тех пор, как Байрон создал эту строку. „Зарезан на потеху римской черни“ — звучит хорошо, когда встречаешь эти слова в печати первые семнадцать — восемнадцать тысяч раз, но потом они начинают приедаться».[38] Не правда ли, вы теперь будете смотреть фильм другими глазами?

Колизей изнутри. Гравюра А. Спекки, XVIII век.

В романах викторианского времени авторы по обе стороны Атлантики изображали Колизей романтическим, но от этого опасным местом любовных свиданий и тайных прогулок при луне. В Колизее люди теряют рассудок, подхватывают «римскую лихорадку» (малярию) или насмерть простужаются, посидев на глыбе мрамора.

Одновременно с этим Колизей все внимательнее изучали ученые. Несколько томов было посвящено такой неожиданной теме, как растения Колизея. Внутри амфитеатра возник особый микроклимат, который способствовал бурному росту растений, не встречавшихся больше нигде в окрестностях. Англичанин Ричард Дикин, автор монументального труда «Флора Колизея» (1855), считал, что причиной тому могут быть семена, которые привезли с собой из экзотических стран — на шерсти и в кишечнике — дикие звери, выступавшие на арене.

К концу XIX века, несмотря на шумные протесты любителей романтики, археологи настояли на том, чтобы очистить амфитеатр от растений: слишком велика была угроза для старинных камней.

Сегодня, в окружении ленивых уличных актеров в псевдогладиаторских костюмах, с очередями у входа, нередко в лесах, Колизей утратил часть романтического обаяния, но как символу ему по-прежнему нет равных. То по нему прыгают герои глупого фильма «Телепорт», то сэр Пол Маккартни устраивает там благотворительный концерт, билеты на который стоят 2000 долларов… А когда где-либо в мире приводится в исполнение смертный приговор, Колизей — арену смерти — с итальянской парадоксальностью подсвечивают в знак протеста.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.