Западная окраина: жилые дома

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Западная окраина: жилые дома

Если продолжить двигаться по декуманусу на запад (в направлении от входа), то справа будет так называемый Дом ларария (он же — Дом культовой ниши, по элегантной многоцветной нише, где когда-то стоял священный объект или небольшая статуя). В этом доме сохранились остатки колодца с посвятительной надписью, в которой объясняется, что колодец построили председатели корпорации измерителей зерна (mensores frumentarII) по велению Цереры (что логично, поскольку это богиня урожая и продовольствия) и нимф (что менее очевидно). Веление, скорее всего, было сообщено кому-то из чиновников во сне.

Туалетный юмор не был чужд римлянам, в чем легко убедиться, дойдя до бань Семи мудрецов на западном краю Остии. Семь мудрецов — это легендарные греческие законодатели и философы VII — vi веков до н. э. Их произведения не сохранились, но молва приписывала им уроки жизненной мудрости, которые были начертаны на храме Аполлона в Дельфах: «Познай самого себя», «Мера важнее всего», «Всему свое время» и так далее. На стенах остийских бань нарисованы эти самые мудрецы — Солон Афинский, Фалес Милетский, Хилон Спартанский, Биант Приенский (изображения трех остальных не сохранились), а рядом с ними подписаны изречения — только это вовсе не морально-философские сентенции. Вот что говорят остийские мудрецы: «Солон поглаживал живот, чтобы хорошо облегчиться»; «Хитрый Хилон учил пукать незаметно». Не совсем «познай самого себя»! Извержение Везувия сохранило для нас граффито, оставленное посетителем общественной уборной в Геркулануме. Оно гласит: Apollinaris medicus Titi imp. hic cacavit bene — «Аполлинар, врач императора Тита, здесь славно…» — впрочем, слово cacavit в переводе не нуждается, оно относится к общеиндоевропейскому пласту древнейших слов, общему для латыни и русского.

За Домом ларария стоит большое кирпичное строение с внушительным порталом, которое туристу без путеводителя должно показаться храмом. Но это всего лишь склад, которым владели богатые вольноотпущенники Эпагат и Эпафродит, о чем сообщает мраморная надпись над входом. Внутри — остатки черно-белой мозаики: геометрический узор со свастиками, пантера (с куском добычи?), тигр в прыжке.

На этом месте, отмеченном большим нимфеем (с этим типом объектов — монументальными фонтанами — мы уже хорошо знакомы по нимфеям Нерона и Александра Севера в Риме), декуманус раздваивается: один рукав идет налево, а другой — направо, на северо-запад, в сторону старого русла Тибра.

Если двинуться направо, то по правую руку окажется «Дом с мозаикой гавани» (гавань изображена весьма условно — маяк, неизбежные морские чудища, Нептун с трезубцем в одной руке и рыбой в другой, люди в лодках, почему-то плывущая женщина). В этом же доме можно посмотреть на стандартные меры сыпучих тел (например, зерна), которые применялись при торговле и при раздаче хлебных пайков. Дальше — квартал старых, республиканского времени, храмов, из которых главный — храм Геркулеса. В главе о Бычьем форуме мы упоминали, что Геркулес был покровителем коммерции, так что старинный храм в его честь в портовом городе более чем уместен. Найденный там постамент статуи из греческого мрамора содержит посвятительную надпись в честь Геркулеса, сделанную вольноотпущенником по имени Публий Ливий. Это самая старая надпись на мраморе в Остии. В храме были обнаружены и другие интересные предметы, которые перенесли в музей, но заменили слепками, — например, статуя обнаженного мужчины, который расслабленно стоит, опершись на собственную выставленную вперед ногу (судя по надписи, это Гай Картилий Публикола, один из крупных остийских чиновников в I веке до н. э.), или рельеф с изображением Геркулеса, вынимающего ответ оракула (sors) из коробочки. Рельеф со сценой гадания был сделан по заказу жреца-гадателя по печени (haruspex).

За храмом Геркулеса — небольшой, но очень богатый дом, названный по найденной там статуэтке Домом Амура и Психеи. Слепок статуи стоит в одной из центральных комнат; нет сомнения, что в наши дни скульптора судили бы за изготовление детской порнографии. Полы покрыты мозаикой — не черно-белой, как обычно в Остии, а многоцветной. Странно, что такая роскошная резиденция (построенная на месте бывших лавок) стоит на отшибе, а не в южной части города, где сконцентрировано престижное жилье. Высказывалось предположение, что дом принадлежал жрецу Геркулеса, который решил поселиться как можно ближе к месту службы.

Напротив Дома Амура и Психеи — маленькая, но очень богатая (возможно, частная) баня времен императора Траяна. Среди мозаик с уже привычными морскими конями, коровами и прочими чудищами есть фигурка приземистого голого человека, который в одной руке держит ведро, а в другой — какую-то палку (возможно, скребок для грязи и пота). Подписано и его имя: Эпиктет Бутикоз. По этой фигурке здание называется «Баня банщика Бутикоза».

Как сказал один ученый, «античную архитектуру мы знаем по развалинам, скульптуру по копиям, а живопись по описаниям». Это не значит, что среди дошедших до нас шедевров совсем нет оригиналов — просто к материальным объектам время относится гораздо неразборчивее, чем, например, к литературным произведениям. Если античный автор (такой, как Гомер, или Вергилий, или Гораций) был популярен при жизни и после смерти, то его произведения наверняка ходили во множестве копий; чем больше их было — тем выше шанс, что хоть какой-нибудь список до нас дойдет. Популярные произведения изобразительного искусства тоже, конечно, копировались в большом количестве, и чем популярнее — тем больше; но они во много раз чувствительнее к мастерству копировальщика; чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись по Арбату или какой-нибудь богемной улице европейского города, где художники торгуют своим товаром, в том числе подражаниями классикам. И все же некоторые помпейские фрески поражают: уверенная рука, верный глаз, внимание к деталям (по картинкам с листьями и цветами можно восстановить все разнообразие флоры римского сада), а иногда — странные прорывы в художественный язык будущих эпох, как на некоторых городских пейзажах, словно вышедших из-под кисти Дали или Де Кирико.

Дальше вдоль этой дороги — бани Митры с очень хорошо сохранившимися подземными коммуникациями (в частности, трубами для подогрева) и митреем, который позже переоборудовали для своих надобностей христиане. Они разбили на куски и выбросили большую статую Митры (ее удалось собрать, сейчас она в остийском музее), а банные помещения, видимо, стали использовать как баптистерий (крестильню) — что довольно удобно при наличии постоянного источника проточной воды.

Мозаика с измерителями зерна и непонятной надписью.

За банями на правой стороне улицы стоит большое здание корпорации измерителей зерна (тех самых, что построили колодец в Доме ларария). При доме есть маленький корпоративный храм, но интереснее всего там большой центральный зал с мозаикой (опять черно-белой, но если приглядеться, то кое-где среди черных кубиков можно разглядеть синие). На мозаике изображены члены корпорации за работой: один несет куль зерна, другой держит какой-то инструмент (приспособление для подсчета?), третий управляется с большим мешком, мальчик (или раб — иногда размер человека на изображении подчеркивал его социальный статус) держит что-то похожее на ветку, и почти все участники на пальцах показывают какие-то цифры (мальчик — девятку, крайний справа — пять тысяч). Над измерителями частично сохранившаяся надпись: V [ — ] sexhagihi [ — ]. Что она значит — совершенно непонятно. Специалисты, предлагающие варианты расшифровки, только подтверждают этот факт: одна версия гласит «Вот шесть служителей складов Агилиана», другая — «Мы здесь сегодня раздали пять тысяч секстариев (мер зерна)».

На другой стороне дороги — Дом Сераписа (с гипсовым рельефом этого египетского бога), бани Семи мудрецов и так называемый Дом колесничников. От бань его отделяет коридор, украшенный рисунками. На рисунках — цирковые бега (отсюда название). Мы привыкли с пиететом относиться ко всему, что дошло до нас с древних времен, но большая часть дошедших до нас повседневных произведений искусства — это ширпотреб, созданный неумелыми художниками для невзыскательных клиентов. Если приглядеться к колесницам, станет видно, что и с перспективой у художника было так себе, и в анатомических пропорциях он разбирался слабо; одним словом, как говорил Малышу дядя Юлиус, «плохо ты нарисовал лошадь». В Доме колесничников есть и другие фрески, некоторые — чисто декоративные, на одной изображен натюрморт с фруктами, а на другой — сцена охоты: конь под охотником встал на дыбы, на это с любопытством смотрит олень. По надписям на стенах понятно, что в какой-то момент здание служило постоялым двором.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.