ГОРОДСКОЙ МУЗЕЙ. ТАНЦОРЫ МОРИСКИ

ГОРОДСКОЙ МУЗЕЙ. ТАНЦОРЫ МОРИСКИ

Санкт-Якобсплац, 1

Городской музей, основанный в 1888 году Эрнстом фон Дестуше, размещается в шести примыкающих друг к другу зданиях. Два из них — Марсталл и Зайгхаус — построены в XV веке как зернохранилища, но позднее стали городскими конюшнями и арсеналом. В 1848 году в Мюнхене произошло восстание, и бунтовщики ворвались в башню арсенала, однако захваченное ими оружие оказалось ржавым и бесполезным.

Во второй половине XIX века здание арсенала использовалось для выставок исторических находок, что и положило начало музею. Среди горожан была проведена кампания по поиску старинных предметов в городских гостиницах, на чердаках, в больницах, приютах, церквях и ломбардах. В дополнение к собранным таким образом 1500 предметам для музея купили огромную коллекцию гравюр на городскую тему.

В 1888 году состоялось открытие Исторического музея. По мере роста количества экспонатов к первоначальному зданию пришлось присоединять еще четыре крыла. Свое нынешнее название музей получил в 1954 году.

К постоянным экспозициям относятся «История и культура Мюнхена от его основания до наших дней»; «Национал-социализм в Мюнхене»; «Коллекция музыкальных инструментов»; «Коллекция кукол и история местного кукольного театра»; «Коллекция фотографий»; «Музей истории кино». В постоянной экспозиции «Чисто по-мюнхенски» представлен обзор истории мюнхенской городской культуры, начиная от легенды об основании города и до наших дней.

Раздел «Национал-социализм в Мюнхене» посвящен вопросу о том, как могла такая поначалу незначительная партия, как НСДАП (национал-социалистическая рабочая партия Германии), основанная в 1920 году в мюнхенской пивной «Хофбройхаус», привести Европу к новой мировой войне.

Мюнхен печально знаменит как родина нацистской партии. Здесь Гитлер начинал свою политическую карьеру, были написаны расистские и военные программы, планы ликвидации политической оппозиции и нежелательных тенденций в искусстве.

С 1933 года Мюнхен был объявлен столицей германского искусства. Правящие круги Третьего рейха организовали передвижную выставку «Дегенеративное искусство». Она была открыта в июле 1937 года в Мюнхене и колесила по Германии до апреля 1941-го. Гитлер решил, что в рейхе не должно быть места экспрессионизму и модернизму, а в целом искусство авангарда было признано «дегенеративным». Передвижная выставка включала около пяти тысяч картин, представлявших собой образцы «дегенеративного искусства», куда вошли работы Пикассо, Матисса, Шагала, Архипенко и многих художников-евреев. Экспозиция сопровождалась лозунгами и комментариями: «Намеренный саботаж немецкой обороны», «Сумасшествие становится творческим методом», «Оскорбление немецких женщин» и прочими. Для выставки истинно германского искусства нацистские власти построили в Мюнхене «Дом искусств».

«Коллекция кукол и история местного кукольного театра» рассказывает об истории появления кукол и кукольных представлений в Мюнхене, знакомит с кукольными театрами и куклами разных стран мира. В разделе, посвященном балаганному искусству, можно увидеть реквизит, который использовался на ярмарках для увеселения публики.

На пятом этаже находится «Музыкальная коллекция», в которую вошли примерно 2000 инструментов с четырех континентов. Специальное место здесь отведено под механические музыкальные инструменты и уникальный оркестрион — механический музыкальный инструмент, приспособленный для имитации звучания оркестра.

Музей кино посвящен немецкому и баварскому кинематографу. Любители кино могут увидеть редкие киноархивы из фондов Музея кино, прежде всего восстановленные немые фильмы.

В Готическом зале находится жемчужина коллекции Городского музея — знаменитые «Танцоры мориски» Эразмуса Грассера (1480 год), когда-то украшавшие Танцевальный зал в Старой ратуше (сейчас там выставлены копии). Мориска (в переводе с итальянского — мавританская) — танец XIII-XVI веков, воспроизводящий битву между христианами и маврами, один из старинных и самых распространенных в Средние века. Исполнители мориски состязались в импровизации: вводили любые движения и переходы. Стараясь остаться неузнанными, они мазали лицо мукой или сажей, выворачивали одежду наизнанку. Со временем к танцовщикам прибавились певцы, пояснявшие сюжет.

Когда-то «Танцоров мориски» было 16, но шесть из них потерялись, так что сейчас в музее можно видеть только десять. Изумляют разнообразие поз, живая мимика, ритмичность и своеобразная красота движений. По обычаям того времени мужчины принимали в танце усложненные позы, привлекая внимание дам элегантными жестами.

Копия танцоров мориски работы Эразма Грассера выставлена в ГМИИ им. Пушкина в Москве.

Об Эразме Грассере известно еще меньше, чем о Йорге Хальспахе-Гангофере. Предположительно он учился ремеслу в Амберге, известном своими резчицкими школами. Амбергская церковь святого Мартина находилась тогда в разгаре строительства, и для резчиков с каменщиками работа была в изобилии.

Первое упоминание об Эразме Грассере появляется в архивах гильдии скульпторов, или гильдии святого Луки в 1474 году. Согласно этой записи, на протяжении шести лет Грассер провел в Мюнхене в качестве подмастерья и только потом был произведен в мастера. Гильдия его дарований не оценила: в записях он значится как «странный и лукавый мальчишка», к тому же резьбу его находили недостаточно тонкой. Причиной такой придирчивости была, видимо, извечная профессиональная зависть, не чуждая ни мастерам XV века, ни нашим современникам.

Первые его работы, получившие признание и приобретенные городом, — резные гербы. После этого заказы, видимо, поступают регулярно. В период с 1470 по 1474 год архитектор Хальспах привлекает молодого резчика к оформлению Танцевального зала в Старой ратуше. Трассер принял заказ, получил аванс и исчез, а когда городские власти уже начали терять терпение, предъявил 16 изумительных резных фигурок танцоров в половину человеческого роста, прославивших его в веках как величайшего баварского скульптора поздней готики. Созданные в XV веке, они выглядят как живые.

После того как фигурки были установлены в Танцевальном зале, а на Грассера посыпались заказы, по Мюнхену стали ползти всевозможные слухи, домыслы, легенды. Фигурки так и дышали жизнью, казалось, еще чуть-чуть — и они спрыгнут со своих мест и пустятся в пляс. Вдохновленные деревянными танцорами, многие знатные дома Баварии устраивали костюмированные танцевальные приемы, а старые признанные мастера смотрели на выскочку-новичка с большим подозрением и завистливым беспокойством. В тот период резчики в основном вырезали фигуры святых и портреты знати, а не каких-то странных плясунов. Видимо, в период внезапной известности Грассера зародились легенды о танцорах мориски.

Как гласит одна из легенд, Грассер, получив аванс за оформление танцевального зала, долго не мог придумать ничего вразумительного. Будучи легкомысленным малым, он предался всевозможным развлечениям и проводил время в кабачках. Но деньги таяли, и мысль о несделанном заказе угнетала его, как бы он ни старался ее отогнать. Тогда он заперся в своей комнате, набрасывал эскизы и рвал их один за другим. Заказ оказался ему не по зубам. И зачем только он согласился его взять?

Однажды в отчаянии он отправился бродить по городу и сам не заметил, как забрел в какое-то незнакомое место. Спросить дорогу было не у кого: во всех домах был уже погашен свет. Грассер брел наугад, пока не увидел наконец ярко освещенные окна дома, в котором играла музыка и слышался звонкий смех. Он подошел к воротам, но никак не решался постучать: дом был слишком роскошным, а он пришел среди ночи, чтобы нарушить веселье хозяев!

Вдруг кто-то хлопнул Грассера по плечу. Он обернулся — перед ним стояли двое: нарядная молодая дама и человек, одетый шутом.

— Пойдем с нами, незнакомец, — сказал шут. — У нас сейчас бал, и мы рады любому гостю.

Грассер обрадовался, поблагодарил и вместе со своими спутниками вошел внутрь.

Бал был в разгаре. Одетые в карнавальные костюмы гости плясали, музыканты не умолкали ни на минуту, и один танец сменялся другим. Движения танцоров были плавными и грациозными, и Грассер залюбовался ими, забыв обо всем.

— Ты тоже должен танцевать, — сказала ему дама, пригласившая его. — Я тебя научу.

Она положила руки Грассеру на плечи, и он, никогда не танцевавший, вдруг сам по себе стал плясать так, будто делал это всю жизнь. Он танцевал и танцевал, прерываясь только чтобы отпить вина или отведать какое-то блюдо, и так увлекся, что даже не спросил, по какому случаю бал и кто хозяева. Под утро гости стали расходиться, а дама, пригласившая его, сказала:

— Приходи через неделю, я буду тебя ждать.

С этими словами она повела его к двери

и выпустила на улицу.

— Поверни направо и сразу найдешь дорогу, — сказала его спутница. На прощание она нежно обняла и поцеловала его.

Усталый Грассер едва добрался до дома и сразу заснул. Проснувшись, он начал делать зарисовки, вдохновленный ночными танцорами. Вот шут, вот его дама, мавр в чалме… Через день он начал вырезать первую фигурку и закончил ее на удивление быстро. Выглядела она как живая — это была его ночная спутница. А через неделю ноги сами принесли его к дому, где он нашел наконец вдохновение.

Так и повелось: неделю он работал, одну ночь предавался веселью, и резьба стремительно продвигалась. Но вот что странно: Грассер помнил, что всю ночь не только плясал, но и разговаривал с дамой-хозяйкой и ее гостями, но о чем и как их зовут, наутро вспомнить не мог, как ни старался.

Между тем друзья заметили в нем перемену. Грассер сильно исхудал, одежда висела на нем мешком, и хотя они видели, что заказ движется к концу, но состояние друга показалось им опасным. На вопрос, куда он ходит ночью раз в неделю, он отвечал уклончиво: Грассеру хотелось сохранить в тайне свои ночные развлечения — ведь он черпал в них вдохновение. Он говорил лишь, что посещает бал в богатом доме. Чем больше танцующих фигурок появлялось из-под его резца, тем меньше силы оставалось в резчике, но он, казалось, ничего не замечал. Когда их стало 16, друзья решили выследить, куда он ходит по ночам. Потихоньку они направились следом, так, чтобы он их не заметил.

После долгого пути резчик пошел к маленькой часовне на окраине Мюнхена, свернул за нее и скрылся из глаз. Когда друзья заглянули за часовню, они увидели ограду и небольшое строение за ней. В нем как раз хлопнула дверь — видимо, резчик направился туда. Внезапно один из друзей вскрикнул от ужаса.

— Посмотри на эту надпись, — сказал он дрожащим голосом.

Небольшая табличка на ограде с полустершийся надписью гласила: «Фамильное кладбище семьи Куттенау». Судя по всему, строение, куда зашел их друг, было семейным склепом.

Тем временем резчик, обмороченный нечистыми духами, по-прежнему видел себя среди веселых танцующих людей.

— Я знаю, что ты вырезаешь наши скульптуры, — шептала ему хозяйка во время танца. — Осталась последняя. Заверши ее и возвращайся к нам. Останься со мной навсегда!

Резчик был вне себя от счастья. Остаться здесь, в этом роскошном доме, с красавицей, которая танцует только с ним! Он открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг почувствовал, что силы покидают его: голова закружилась, и Грассер потерял сознание.

Очнулся он на холодной земле, его трясли и колотили по щекам. Испуганные друзья рассказали Грассеру, что следили за ним, увидели, как он вошел в склеп и, с трудом преодолев страх, последовали за ним. Обнаружив его без чувств лежащим посреди склепа, они вытащили его наружу и привели в чувство. Едва живой, Грассер позволил отвести себя домой. Один из друзей остался с ним. Обессиленный мастер проспал почти сутки.

Последние члены семьи Куттенау, в склепе которой обнаружили мастера, были 100 лет назад сожжены на костре по приговору инквизиции, обвиненные в колдовстве. Отец занимался алхимией, ища секрет вечной жизни и вечной молодости, дочь под влиянием мавра, подаренного ей отцом в качестве слуги, тоже увлеклась чужеземным колдовством. Колдуны и маги не могут вернуться с того света, если их плоть сгорела и не осталось никаких изображений — ни портретов, ни скульптур. Тела их превратились в пепел, но Грассер воссоздал их облик в дереве. Еще немного, и скульптуры превратились бы в людей, умерших много лет назад. Однако один из друзей Грассера предусмотрительно сбрызнул их святой водой, тем самым лишив второго шанса.

Тем не менее фигурок было шестнадцать, а осталось девять. То ли святой воды на всех не хватило, то ли часть из них, как утверждает история, кому-то подарили, но только дама и шут исчезли бесследно. Возможно, колдовская семейка живет себе и здравствует в новом воплощении, а зрителям остается любоваться тем, что осталось от полного комплекта.