Григорий Котовский
Григорий Котовский
Котовский — личность неоднозначная и незаурядная. Это был человек, который «сделал себя сам». Конечно, кто-то может возразить: мол, Котовского сделала революция, и если бы не она, то был бы он известен разве что завсегдатаям одесских «малин» и полицейским приставам, в лучшем случае — читателям бульварной прессы. Так-то оно так, да не совсем так. Незаурядность Котовского признавали даже те, кто, казалось бы, должны были ненавидеть его лютой ненавистью. Ведь недаром белоэмигрантский писатель Роберт Гуль написал в изданной в 1930-х годах в Нью-Йорке книге «Красные маршалы»: «Ловкость, сила, звериное чутье сочетались в Котовском с большой отвагой. Собой он владел даже в самых рискованных случаях, когда бывал на волосок от смерти. Это, вероятно, происходило потому, что „дворянин-разбойник“ никогда не был бандитом по корысти. Это чувство было чуждо Котовскому. Его влекло иное: он играл в „опасного бандита“, и играл, надо сказать, мастерски». Добавим, что Григорий Котовский играл не только в «опасного бандита», как пишет Гуль, он всю жизнь играл с судьбой. И до определенного момента был в выигрыше…
Мы не будем в этой статье касаться биографии Григория Котовского, в которой, надо сказать, до сих пор множество темных пятен и непрочитанных страниц. Это дело серьезного исторического исследования — слишком много тайн и мистификаций окружают его персону, причем бо?льшую их часть Котовский породил сам, написав автобиографию, в которой очень трудно отделить правду от лжи.
Начать хотя бы с того, что он «омолодил» себя, отняв от своего истинного возраста ни много ни мало, а шесть лет. Затем Григорий то причислял себя к потомкам дворян (а советские энциклопедии писали: «из рабочих»), хотя таковым никогда не был, то утверждал, что жил в детстве в совершеннейшей бедности, хотя семья Котовских была пусть и небогатой, но вполне обеспеченной. Мало того, выдумал себе национальность «бессарабец», никогда не существовавшую в принципе. Но сквозь все это нагромождение неправды вдруг прорывается: «Я был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери, бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать…»
Но оставим в покое детство и юношеские годы нашего героя, а обратимся к самому началу беспокойного XX века, к 1901 году, когда молодой, двадцатилетний Григорий Котовский, свежеиспеченный выпускник Кокорозенского сельскохозяйственного училища, устроился на работу помощником управляющего имения «Валя-Карбуна», принадлежавшего молодому помещику Мечиславу Скоповскому.
Через два месяца Котовского с треском выгоняют из имения за соблазнение молоденькой жены помещика. Что-что, а разбивать женские сердца Григорий Иванович умел. Легенды рисовали его двухметровым красавцем-богатырем с приятным лицом и элегантными манерами. На самом деле роста он был обычного. «Рост — 174 сантиметра, плотного телосложения, немного сутулится. Голова круглая, волосы на голове редкие и черные, под глазами — татуировка: маленькие черные точки» — это описание Котовского знали наизусть все полицейские Южного края Российской империи. Правда, силой Григорий Иванович обладал недюжинной, сложения был крепкого и женщинам, безусловно, нравился.
Но вернемся к нелегкому пути нашего героя. После изгнания из «Валя-Карбуна» он устроился в имение к помещику Якунину. Но как и в первом случае, долго не продержался. Правда, теперь речь шла не о любовной истории, а об элементарной растрате 200 хозяйских рублей. Как ни странно, Котовскому удалось вернуться к Скоповскому, который к тому времени уже развелся с женой. Но ненадолго. У помещика пропадают деньги, он подозревает Котовского. Что произошло дальше, не совсем понятно. По версии, изложенной Котовским, помещик посмел замахнуться на него арапником, Григорий ответил ударом на удар, после чего «помещичьи наймиты» связали его и вывезли в холодную февральскую степь. По другим же рассказам, Скоповский пытался найти Котовского через суд, однако тот где-то скрывался.
Как бы то ни было, через некоторое время Григорий Котовский появился в имении помещика Семиградова. Тот был не прочь принять на работу вполне приличного с виду молодого человека, однако потребовал рекомендации с предыдущего места работы, кои вскоре ему были предоставлены. Помещик Якунин рекомендовал господина Котовского как честного и хорошо проявившего себя работника. Вроде бы все было в порядке, однако что-то заставило Семиградова проверить рекомендацию Котовского. Он пишет помещику Якунину и получает ответ совсем другого содержания. В дело о подлоге вмешалась полиция. В общем, «докатился» Григорий Иванович до Кишиневской тюрьмы…
«Я с первого момента моей сознательной жизни, не имея тогда еще никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще революционерах, был стихийным коммунистом». Примерно с начала 1904 года имя Григория Котовского все чаще начинает мелькать в полицейских сводках и разговорах обывателей, приписывающих ему мнимые и действительные «разбойничьи подвиги». Что же касается «стихийного коммуниста», как писал о себе Григорий Иванович… В 1904 году некий Герш Зальцман вовлек Котовского в партию эсеров. Зачем это нужно было Котовскому? Сложно сказать. Как считают некоторые исследователи, Котовский, с детства зачитывавшийся приключенческими романами, хотел придать своим «подвигам» некий идеологический флер, мол, «не просто граблю, а граблю ради идеи». А может быть, чувствовал, что идеологическая подоплека поможет, если вдруг настанет час расплаты за преступления (кстати, так впоследствии и произошло). Зачем Котовский нужен был эсерам? Здесь все проще. Для того чтобы вести революционную борьбу, нужны были деньги. А где их взять? Самый простой и действенный способ отобрать у тех, у кого они есть. Вот только революционные теоретики делать этого не умели и потому привлекали в свои ряды «революционных практиков».
«1905 год и последующие годы, — пишет Котовский, — начинаю террор против помещиков, фабрикантов и вообще богатых людей». Вот оно — Робин Гуд бессарабских степей, который очень быстро превратился в главаря преступного мира, выходит на борьбу с богачами. Правда, размеры «благотворительности», скорее всего, преувеличены. Да, часть денег Котовский действительно отдавал беднякам и в партийную кассу эсеров. Но отнюдь не все, себя он при дележе добычи, конечно же, не обделял.
Если бы припомнить все подробности, увлекательнейший вышел бы роман о жизни нашего героя — погони, лихие налеты, стрельба, аресты, побеги, красивые женщины, без ума влюбленные в благородного разбойника. Но пройдемся дальше по биографии нашего героя в режиме хроники. Полицейской хроники, потому что иной в жизни Григория Котовского до 1917 года просто не было. Итак, в конце 1905 — начале 1906 года банда Котовского особенно «усердствовала»: десятки нападений и налетов вызывали ужас и одновременно даже какой-то восторг обывателей. Так продолжалось до 18 февраля 1906 года, когда Котовского арестовали на одной из конспиративных квартир в Кишиневе. 31 августа он бежал из хорошо охраняемого кишиневского тюремного замка, однако пробыл на воле меньше месяца. 24 сентября его ловят и вновь помещают в камеру.
13 апреля 1907 года начался суд над Котовским и его сообщниками. Вскоре объявлен приговор — десять лет каторги. Но Котовского на каторгу пока не отправляют, а оставляют в Кишиневе. Вскоре возобновляются слушания по его делу, ему припоминают доказанный эпизод с нападением на полицейский конвой и освобождением десятков уголовников и добавляют еще два года. Но несмотря даже на это, приговор выглядит очень мягким — в те годы казнили за куда менее значительные преступления.
В феврале 1908 года Котовского наконец-то отправляют в Николаевскую каторжную тюрьму. После «экскурсии» по каторжным тюрьмам империи он оказался в Забайкалье на золотых рудниках, а позже его перевели на строительство Амурской железной дороги, откуда 27 февраля 1913 года он сбежал.
После побега с каторги Котовский добрался до Одессы, и вновь начались нелегкие «трудовые будни» «бессарабского Робин Гуда». Одесса, Кишинев, Бессарабия, весь Южный край сразу же почувствовали — Котовский вернулся. Спутать его почерк с чьим-то другим было невозможно. Да и как ошибиться, если Котовский, обожавший эффектные жесты, и не пытался скрыть свое лицо. Правда, когда кольцо вокруг него начало сужаться, он стал осторожнее. Некоторое время ему удавалось скрываться на хуторе Кайнары. 25 июня 1916 года хутор окружили полсотни жандармов. Котовский пытался бежать, но, получив две пули в грудь, был схвачен.
В этот раз с Котовским церемониться не стали, и за свои деяния он получил, как говорится, по «полной». Приговор суда был короток и ясен. «Подсудимого Григория Котовского, 35 лет, как уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение». Казалось, что шансов на спасение у Григория нет, тем более что на суде он гордо промолчал в ответ на предложение председательствующего подать прошение о помиловании. Однако это отнюдь не означало, что «Дубровский XX века», как называли его газеты тех лет, не думал о том, как спасти свою жизнь. У него оставался один мизерный шанс на спасение, и он его использовал.
«Чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь». Этими словами закончил Григорий Котовский свое письмо к Надежде Брусиловой, жене командующего Юго-Западным фронтом Алексея Брусилова (того самого, чьим именем был назван знаменитый прорыв, вошедший во все учебники военной науки). Почему именно к ней? Дело в том, что супруг Надежды Брусиловой в то время, помимо прочего, утверждал смертные приговоры. Какими-то невероятными путями письмо Котовского дошло до адресата. И сердце генеральши дрогнуло! Женщина впечатлительная и, как и многие, верившая в бескорыстность поступков Котовского, она уговорила мужа отменить смертный приговор.
Это, конечно же, не означало, что Котовский вышел на свободу. Ведь смертную казнь ему заменили пожизненной каторгой. Но кто тогда знал, что через полгода грянет Февральская революция, и многие из тех, кто, как казалось, никогда не выйдут из тюремных застенков, обретут-таки свободу…
«Котовский явился, буржуй всполошился!» — этой репризой молодой Леонид Утесов приветствовал освобожденного из тюрьмы в мае 1917 года Котовского.
И вновь опустим подробности из жизни Григория Котовского. Здесь столько коллизий, столько метаний. Причем метаний отнюдь не бессмысленных. Когда надо, Котовский называет своим кумиром Керенского, при необходимости — вспоминает свое якобы анархистское прошлое, чуть позже — помогает большевикам организовать подполье в Одессе, а сам вновь берется за старое привычное дело — грабит банки и богатых горожан. Говорят даже, что в лихие революционные годы Котовский успел завести роман с примой русского кинематографа Верой Холодной. А что известно точно — это связь и «деловые отношения» «бессарабского Робин Гуда» и «короля воров» Мишки Япончика.
В апреле 1919 года, после того как в Одессе и окрестностях установилась советская власть, Котовский получил должность военкома Овидиопольского военного комиссариата. Не бог весть что, однако это только начало. Уже в июне Григорий Иванович становится командиром 2-й пехотной бригады 45-й стрелковой дивизии. А вот это уже серьезно — под началом Котовского, не имеющего, кстати, никакого военного образования, находится три полка. Повоевать Котовскому пришлось изрядно, и против белых, и против махновцев с петлюровцами, и против поляков, в бою с которыми он был тяжело ранен и чудом выжил.
Надо сказать, что Котовский времен Гражданской войны — это сплошное противоречие. С одной стороны, он, в отличие от других красных командиров, гуманно относился к пленным, не спешил расстреливать всех и вся, а многих захваченных в плен белых офицеров сумел привлечь на сторону красных. После освобождения он отправился к Надежде Брусиловой и поблагодарил за свое спасение. А позже к Котовскому обратился писатель А. Федотов, сына которого арестовали чекисты. Котовский, помня о том, что Федотов в свое время был фактически его общественным адвокатом, идет в ЧК и не просит, а буквально требует освободить сына писателя. Шаг был весьма смелый, ведь речь шла об освобождении не просто белого офицера, а активного члена подпольной контрреволюционной группировки. Благородно? Безусловно. Но при этом отряды Котовского принимали активное участие в подавлении крестьянских восстаний, за что, кстати, красный командир и многие его подчиненные были награждены орденами Красного Знамени. Вот тут уже кровушка лилась рекой.
Гражданскую войну Григорий Котовский закончил в должности командира 2-го кавалерийского корпуса — пост очень высокий. И получил его Котовский благодаря своему другу, второму человеку в руководстве Советской Украины Михаилу Фрунзе. О том, что связывало двух командиров мы расскажем позже. А пока… Пока закончилась Гражданская война, красные командиры вложили сабли в ножны и стали думать, чем же им заниматься дальше.
Котовский, формально оставаясь командиром кавалерийского корпуса, фактически занялся коммерцией, причем в очень крупных масштабах — деньги через хозяйства, подконтрольные корпусу (считай, Котовскому), проходили гигантские. Одного только хмеля продавали чешским пивоварам на 1,5 млн золотых рублей ежегодно. А еще были мельницы, сахарные заводы и прочая-прочая… Кроме богатства, он имел практически неограниченную власть на подконтрольной ему территории.
Но в 1924 году Котовский возвратился в большую политику. С помощью Михаила Фрунзе он добился создания Молдавской автономной республики в составе УССР и стал членом сразу трех ЦИКов — Союзного, Украинского и Молдавского.
Котовский полон планов, ведь вместе с Фрунзе, который к тому времени стал наркомом обороны, они представляли серьезную силу. И вдруг…
«В ночь на 6 августа в совхозе Цупвоенпромхоза „Чебанка“, в тридцати верстах от Одессы, безвременно погиб член Союзного, Украинского и Молдавского ЦИКа, командир конного корпуса товарищ Котовский». Это короткое сообщение «Правды» от 7 августа 1925 года потрясло всю страну. Как такое могло произойти, кто посмел поднять руку на легендарного Котовского? И что же произошло душной августовской ночью в совхозе, точнее в доме отдыха «Чебанка», где отдыхала семья Котовских?
Свидетелей убийства было полтора десятка, правда, все эти люди только слышали выстрелы, а затем подбежали к бездыханному телу Котовского. А вот убийцу не видел никто. Однако через некоторое время он объявился сам. Некто Майер Зайдер, правая рука Котовского по коммерческим делам, явился к вдове Григория Ивановича, упал на колени и произнес: «Простите меня! Это я убил командира».
…Они познакомились еще до революции. Пока «бессарабский Робин Гуд» грабил банки и богатых граждан Российской империи, господин Майер Зайдер зарабатывал себе на жизнь содержанием публичного дома в Одессе. И однажды в его заведение явился Котовский, за которым по пятам гналась полиция. У Зайдера было два варианта — выдать одного из самых опасных преступников империи полиции или же спрятать его на чердаке. Зайдер предпочел второе. Когда опасность миновала, Котовский сказал Зайдеру: «Отныне я ваш должник».
Когда к власти пришли большевики, Майер Зайдер из почтенного владельца солидного заведения превратился в нищего. Советская власть была не столь лояльна к проституткам и их содержателям. Помыкавшись несколько лет в Одессе, Зайдер отправился на поиски Котовского. И тот, надо сказать, свое слово сдержал. В 1922 году Майер Зайдер по протекции Григория Ивановича стал начальником охраны сахарного завода неподалеку от Умани, а затем, завоевав доверие Котовского, быстро поднимался по служебной лестнице. В момент убийства Майорчик (как называл Зайдера Котовский) занимал пост фуражира кавалерийского корпуса, которым командовал Котовский. Должность сама по себе «хлебная», а если учесть, что Зайдер был в курсе многих коммерческих дел Котовского и имел с них определенный процент, то становится ясно — «бессарабский Дубровский» сполна отдал свой долг бывшему содержателю публичного дома. Тогда возникнет вопрос: что бы представлял из себя Майер Зайдер без Котовского, своего могущественного покровителя? Ничего, полный ноль. И тем не менее, Майорчик убил комкора.
Каковы же были его мотивы? С этим была загвоздка. Зайдер в ходе следствия постоянно менял показания. Следователю он заявил, что совершил убийство из-за ревности (якобы Котовский стал оказывать знаки внимания какой-то пассии Зайдера), а судьям сказал, что убил Котовского потому, что тот долго не повышал его в должности. И судьи, надо сказать, этому безоговорочно поверили.
Кстати, параллельно с делом Зайдера суд рассматривал дело некоего налетчика. Так вот, этому преступнику, ограбившему и убившему безвестного зубного техника, суд без лишних слов назначил высшую меру наказания. А Зайдеру, лишившему жизни легендарного Котовского, определил десять лет лишения свободы. Мало того, «наймит международного империализма», как поначалу, «не разобравшись», писали о Зайдере газеты, не отсидел и трети срока и в конце 1927 года был освобожден за примерное поведение.
Утверждать, что Котовский действительно погиб случайно, это все равно что доказывать, например, что президента США Джона Кеннеди убил псих-одиночка Ли Харви Освальд. То есть и в том, и в другом случаях есть официальные заключения о произошедшем, которым никто не верит. Кстати, параллели между этими двумя убийствами не случайны. Освальд, как известно, до суда не дожил, мощнейшая спецслужба мира якобы не смогла уберечь его от руки «случайного» убийцы. Зайдер, правда, и суд прошел, и часть срока отсидел, но после выхода на свободу долго не прожил. Он устроился сцепщиком вагонов в Харькове. Осенью 1930 года труп Зайдера был обнаружен на железнодорожных путях. Кто-то хотел сымитировать несчастный случай, однако тело нашли до того, как по полотну прошел поезд. По официальной версии это была месть котовцев за своего командира. Однако убийц Зайдера так и не нашли.
Факты, как говорится, налицо — совершенно очевидно, что кто-то либо «очень попросил» Зайдера убить Котовского, либо «убедил» Майорчика взять вину на себя. Кто же? Этот вопрос, десятки лет волнующий историков, до сих пор остается без ответа.
Кому же было выгодно убрать Котовского? По одной из версий, «художества» Котовского на ниве зарабатывания денег, его «помещичьи» замашки порядком надоели ЧК и лично Феликсу Дзержинскому. Но убрать Котовского по закону — слишком шумно и неудобно, в конце концов, окруженный ореолом невиданной популярности и множеством хорошо вооруженных сторонников Котовский мог оказать серьезнейшее сопротивление. И зачем это нужно? Проще изобразить «случайное» убийство.
Возможно, так оно и было. Но более убедительной видится все-таки иная версия. В конце концов, Котовский не был единственным среди партийной верхушки, кто отнюдь не желал вести подобающий настоящему революционеру аскетический образ жизни. «Храбрейший среди скромных наших командиров и скромнейший среди храбрых — таким помню я товарища Котовского». Так о Котовском сказал товарищ Сталин, продолжая начатый не так давно поход за абсолютной властью в стране. А власть эта подразумевала контроль над всем и вся, и прежде всего над армией.
Нет, конечно, были еще Ворошилов, Буденный и прочие, но Сталин знал, что они ему не помеха, они всегда будут делать то, что им скажут, а если и взбрыкнут, то их легко поставить на место. А вот Троцкого, Фрунзе, Котовского себе не подчинишь. Правда, Лев Давыдович к тому времени подрастерял свою былую популярность в армии, и его удалось достаточно легко отстранить от руководства войсками. А вот Фрунзе и Котовский, наоборот, с каждым годом, даже, можно сказать, с каждым днем, становились все влиятельнее как в войсках, так и в народе. Мог ли Сталин, мечтающий о единоличной власти, оставить сей факт без внимания? Нет, конечно. Тем более что между двумя «красными командирами» стал образовываться прочный союз, который в будущем мог разрушить все планы Сталина. И «мудрый» вождь не стал дожидаться, пока это действительно случится. В августе 1925 года был убит Котовский, а спустя четыре месяца Михаил Фрунзе лег на операцию по поводу язвы, которая на самом деле практически затянулась, и врачи об этом знали. Но сей «малозначащий» факт они проигнорировали, так же как и «забыли» о том, что у Фрунзе больное сердце, которое может не выдержать даже обычную дозу наркоза. А ему дали повышенную. Случилось то, что и должно было случиться. Говорят, что и сам маршал догадывался, что его будут не лечить, а убивать, но пошел до конца. То ли потому, что все-таки надеялся на лучшее. Но скорее всего Фрунзе понимал — если ему не суждено умереть на операционном столе, значит, он погибнет в автокатастрофе или, например, от «случайной» пули. Так, как это случилось с Григорием Котовским…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.