Семейные прозвища

Семейные прозвища

Наряду с именами у Романовых имелись и прозвища, или прозвания. Говоря между собой о ком-либо из членов семьи, Романовы часто использовали прозвища. Они, в основном, были связаны либо с внешними особенностями, либо со специфическими чертами характера. Как правило, свое неофициальное прозвище каждый из членов императорской семьи знал. Если оно носило комплиментарный характер, то становилось почти официальным. Если отражало негативные черты, то его, конечно, в глаза не произносили, что никому не мешало активно пользоваться им в разговорах между собой.

Упоминаний о подобных прозвищах мало, они только изредка встречаются в личной переписке или мемуарах.

У правящей императорской фамилии было и некое коллективное прозвание – «большой ектеньи». Дело в том что во время церковных праздников по всей России членам императорского дома провозглашалась «долгая лета». И тогда вся семья фигурировала под именем «большой ектеньи».

Широко известны прозвания российских императоров. Как правило, они носили политизированный характер и были связаны с особенностями проводимой ими внутренней или внешней политики. Иногда причиной появления того или иного прозвища становились какие-либо конкретные события.

Традиция прозваний первых лиц страны очень древняя, настолько древняя, что восходит буквально к началам российской государственности. Следует помнить, что эти прозвища прочно бытовали в общественном сознании, поскольку до XIV–XV вв. фамилий, собственно, и не существовало, и именно прозвища стали фундаментом для появления фамилий. Все мы помним, что князя Владимира, Крестителя Руси, называли Красным Солнышком, его сына Святополка – Окаянным, а другого сына Ярослава – Мудрым. Даже после появления фамилий традиция прозваний первых лиц сохранялась. Так, Ивана IV мы больше знаем как Грозного, а московского царя Алексея Михайловича – как Тишайшего. Эта традиция в полном объеме воспроизводилась вплоть до 1917 г.

Однако в XIX в. ситуация изменилась. В середине XIX в. российское общество стремительно политизировалось, и прозвания правителей начали исходить из оппозиционной дому Романовых среды. Так, авторство самого известного прозвища Николая I – Палкин приписывают герценовскому «Колоколу». Из среды революционных демократов вышли и другие, столь же нелестные для царя прозвища. Именно их усилиями сложная и противоречивая фигура Николая I на многие десятилетия была сведена к однолинейному образу солдафона с оловянными глазами.

Александр II получил официальное прозвание Освободителя. Царский манифест, подписанный 19 февраля 1861 г., освободивший миллионы крепостных крестьян, навеки связан с именем Александра II. Официальная пропаганда приложила немало усилий для закрепления этого лестного прозвания за именем царя.

Александр III получил прозвание Миротворца. За тринадцать лет правления этого царя Россия, не участвуя в войнах, значительно укрепила свои позиции на международной арене. Тем не менее это прозвание также стало результатом официальной пропаганды. Его впервые употребил Николай II в 1895 г. в одной из своих речей, составленной обер-прокурором Святейшего синода К. П. Победоносцевым. Оба комплиментарных прозвания – Освободитель и Миротворец – усилиями официальных лиц намертво спаялись с именами Александра II и Александра III. Но это, конечно, стало возможным благодаря тому, что они имели под собой прочную основу, признанную уже современниками.

У Николая II так и не появилось подобного лестного официального прозвания, зато в изобилии имелись негативные. Самое известное из них – Кровавый. Трагедия на Ходынском поле во время коронационных торжеств

1896 г. надолго осталась в памяти народа. Это прозвище окончательно закрепилось за царем после проигранной Русско-японской войны, «Кровавого воскресенья» 9 января 1905 г. и бессмысленных многомиллионных жертв Первой мировой войны. Были у Николая II и другие столь же нелестные прозвища. Так, в тексте одного из его манифестов неудачно и неоднократно использовались фразы «А на нас легла тяжкая ответственность…», «А на нас легло бремя.», «А на нас.». В результате у царя появилось прозвище Ананас.

Менее известны прозвища других членов императорской семьи, а также как сами величали себя правители в кругу своих близких. Например, Николай I в письме к младшему брату Михаилу Павловичу 17 мая 1826 г. просил обнять племянниц «от имени дяди с длинным носом»⁹²⁶. Следует отметить, что в данном случае самоирония императора характеризует его весьма положительно. Младшего брата, великого князя Михаила Павловича, Николай I в письмах называл «любезный Михайло»⁹²⁷.

Супруга Николая I – императрица Александра Федоровна имела много домашних прозвищ. Все они, естественно, носили комплиментарный характер, поскольку Николай Павлович десятилетиями последовательно создавал культ прекрасной дамы по отношению к жене. У Шарлотты Прусской было еще домашнее, девичье прозвище – Белый Цветок. Так ее прозвали по имени героини французской поэмы XVIII в., возлюбленной сарацинского короля Испании. Звучало это прозвище как Бланшфлер или Бланшфлур. Сам Николай Павлович величал свою жену «птичкой» за хрупкость фигуры и легкость походки. Кроме того, иногда он звал жену Madame Nicolas⁹²⁸. В этом же духе он называл свою невестку, великую княгиню Елену Павловну – Madame Michel.

Были домашние прозвища и у детей Николая I. Старшего сына-наслед-ника, будущего Александра II, рожденного в Москве, отец иногда называл «московским калачом»⁹²⁹. Свою дочь Александру Николаевну наряду с офранцуженным сокращением Адини называл еще и «домовым». Трудно сказать, почему.

Естественно, имелись прозвища и у ближайших придворных, причем некоторые из них шли из детства. Министр императорского двора граф В. Ф. Адлерберг из детства вынес не только шрам на лбу от удара, полученного ружейным прикладом в детской потасовке с будущим Николаем I, но и прозвище Флам⁹³⁰. Уже достаточно взрослый великий князь Сергей Александрович называл фрейлину графиню А. Д. Блудову – Блудихой («Поздравляли Блудиху с именинами»), а воспитательницу великой княжны графиню А. А. Толстую – Толстихой («Вечером у нас была вечеринка с несколькими персонами: Блудиха, Толстиха, Надина, Варвара В., Костя, Никола»)⁹³¹. Одного из офицеров охраны Николая II в семье назвали Пекинским Деном. Дело в том что капитан 1 ранга Карл Ден принимал участие в подавлении боксерского восстания в Пекине и первым из офицеров поднялся на стену Запретного города, получив за это орден Святого Георгия⁹³².

Ряд прозвищ был предназначен только для весьма узкого круга лиц. Так, Александр II в своих письмах к Е. М. Долгорукой называл себя Мунькой, а ее – Дусей.

Поскольку имя Николай, с легкой руки Екатерины II, стало популярным в семье Романовых, то, естественно, от него появилось много домашних производных. Когда в семье Александра II в 1840-х гг. начали рождаться дети, родители по традиции давали им домашние имена. Старшего сына Александра II – великого князя Николая Александровича дома звали Никсой. И когда в 1850 г. у второго сына Николая I – великого князя Константина Николаевича родился первенец, нареченный также Николаем, возник вопрос, как к нему обращаться попросту, в домашнем быту. Барон М. А. Корф передает слова молодого отца: «В нашей семье столько Николаев, что нелегко придумать для каждого уменьшительное имя. Большого брата до сих пор зовут Низи, Николая Александровича – Никса, Николая Максимилиановича – Коля, пришлось мне назвать моего – Никола»⁹³³.

Второго сына великого князя Константина Николаевича – Константина Константиновича уже в юности за высокий рост и худобу родственники прозвали «селедкой».

Дочь Александра II, великую княгиню Марию Александровну, будущую герцогиню Эдинбургскую, дома звали «уткой». Одна из мемуаристок приводила эпизод, когда у них, тогда маленьких детей, состоялся по этому поводу разговор с молодым императором: «Государь говорил нам, что и своей дочке Маше он дал прозвище. «Отгадайте, дети, какое?» Мы ничего не придумали. «Утка – за ее походку»⁹³⁴. Но у него были для дочери и более ласковые имена. В одном из писем Александр II, благодаря дочь за письмо, называет ее «душонком»⁹³⁵.

Второго сына Александра II, будущего императора Александра III, любящие родители за крепкое телосложение и некоторую мешковатость звали «бульдожкой», «мопсом» или «макой». Видимо, требовательные родители не были в восторге от внешности своего сына. В одном из писем к жене Александр II писал по поводу будущего Александра III: «О, как я хотел бы задушить поцелуями этого милого дурнушку»⁹³⁶.

Третьего сына Александра II, великого князя Владимира Александровича, который в детстве был пухлым мальчиком, называли «толстяком»⁹³⁷. Было у него и другое детское прозвище – «кукса», по всей видимости, связанное с особенностями характера. Конечно, к детям так обращались без всякой задней мысли, но от этого им, наверное, прозвища не казались менее обидными. Пятого сына Александра II – Сергея – императрица Мария Александровна называла «гегой»⁹³⁸, а родные в письмах – «сижиком». Шестого сына Александра II – великого князя Павла Александровича, родившегося в 1860 г., буквально с младенческих лет все домашние звали «пицем».

Традиция прозвищ бытовала и в детской среде. Для детей это было вполне естественно. Граф С. Д. Шереметев, описывая свои отроческие годы, пришедшиеся на середину XIX в., упоминал, что «был между всеми заведен обычай называть друг друга особыми прозвищами. Так Александр Петрович прозывался Ириний, Георгий Петрович – Баха, меня звали Макар, а Екатерина Петровна была Марлиночка»⁹³⁹. Следует только добавить, что все вышеперечисленные являлись принцами и принцессой Ольденбургскими, оставившими заметный след в истории России второй половины XIX в.

Однако к детям царя, даже во время игр, ровесники неизменно обращались по имени-отчеству, вне зависимости от возраста. Когда в 1865 г. у семилетнего великого князя Сергея Александровича один из его товарищей по играм спросил, можно ли его называть просто Сережа, мальчик ответил: «Не знаю, спроси у Дмитрия Сергеевича»⁹⁴⁰. Однако ребенок постеснялся обратиться к воспитателю и продолжал называть семилетнего великого князя Сергеем Александровичем. Следует отметить, что императрица Мария Александровна заблаговременно просила родителей приглашенных детей внушить им, чтобы те не угодничали перед маленьким великим князем, не называли его «ваше высочество», а просто обращались на «вы» и «Сергей Александрович»⁹⁴¹.

В семье Александра III императрицу Марию Федоровну за взрывной характер между собой называли Гневной. Наследника цесаревича, будущего Николая II, – Ники или Nica, а второго сына, болезненного и худого великого князя Георгия Александровича, – Джоржи, причем невестка, императрица Александра Федоровна, прозвала его «плакучей ивой» – Weeping Willow.

Другого брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, родные называли «милый Floppy». Это прозвище произошло от английского «flop» – «шлепаться». Долговязый Михаил имел обыкновение шлепаться в кресло, вытягивая перед собой свои длинные ноги⁹⁴².

Как отмечали современники, Александр III изменил стереотип общения с подданными. Все единодушно утверждали, что, в отличие от предшественников, на «ты» царь обращался только к самым близким людям. То же самое относилось и к прозвищам. Александр III очень редко «допускал себе давать прозвища и говорить в полушутливом тоне с придворными»⁹⁴³. Тем не менее у него с отроческих лет остались прозвища для близких людей, которые он периодически использовал. Так, своего дядю, великого князя Константина Николаевича, с которым он очень не ладил, Александр III называл не иначе как Коко, а великую княгиню Екатерину Михайловну (дочь великого князя Михаила Николаевича) «еще неудобнее…». Над своим младшим братом Владимиром Александровичем царь подтрунивал, величая его «генералом»⁹⁴⁴. Оставались еще друзья юности, с которыми отношения постепенно менялись. Такого причудливого человека, со сложной репутацией, как князя В. П. Мещерского Александр III называл «Vovo», но без малейшего раздражения, скорее с чувством жалости и легкой иронии⁹⁴⁵.

Иногда весьма уничижительные прозвища получали и члены императорской семьи. Так, именно при Александре III великий князь Михаил Михайлович (1861–1829) получил незатейливое прозвище «Миша-дурак». Оставивших по себе мрачную память великих княгинь черногорок Милицу и Стану родственники за глаза величали «Сциллой» и «Харибдой»⁹⁴⁶. Надо сказать, что любящая родня «пригвоздила» нелестным прозвищем и Николая II. Великий князь Николай Михайлович за глаза называл своего племянника не иначе как «наш дурачок Ники».

Имелись свои прозвища и у многочисленной европейской родни. Английскую королеву Викторию при российском дворе привычно называли Гранни. Принца Прусского Сигзимунда-Вильгельма – Бобби, греческого короля Георга I – дядей Вилли. Марию Максимилиановну, принцессу Баденскую, попросту именовали тетей Марусей. Таких имен было множество. Поэтому европейская политика вплоть до начала XX в. внешне имела отчетливо выраженный семейный характер, когда бабушка Гранни могла по-семейному выговорить своему внуку, российскому императору Ники, в присутствии дяди Вилли (германского императора Вильгельма II).

Когда Николай II женился, то светские сплетники немедленно отметили, что молодая жена по-своему называет мужа. Если раньше его дома звали Nica, то молодая императрица стала звать его Коко⁹⁴⁷. Впрочем, это имя не закрепилось в семье, и Александра Федоровна стала, как все, называть супруга Ники.

У императрицы Александры Федоровны были свои прозвища. Так, в детстве она подписывала свои письма «М. К. № III». Это было сокращением детского прозвища – Маленькая Королева № III⁹⁴⁸. Свои послания к мужу она часто незатейливо подписывала «твоя старая курица», «твоя старая женушка». Однако, как правило, и за глаза, и в глаза ее называли Аликс.

Имелись домашние имена и у детей Николая II. Так, третью дочь, великую княжну Марию Николаевну, сестры звали Машкой. Четвертую, великую княжну Анастасию Николаевну, самую заводную и шкодливую – «швибздом»⁹⁴⁹. У долгожданного цесаревича Алексея были только комплиментарные домашние прозвища. Родители в переписке называли его на английский манер – «бэби», «крошкой» или «солнечным лучом».

Дошедшая до нас переписка Николая II и императрицы Александры Федоровны позволяет реконструировать и то, как они именовали часть своего окружения. В основном по имени-отчеству, но известны и прозвища. Анну Александровну Вырубову в письмах супруги называли Аней, Большой Бэби, в минуты раздражения – «коровой» или «инвалидом». Воспитателя и учителя французского языка Пьера Жильяра звали в глаза Жиликом. Гофлектриссу императрицы Екатерину Адольфовну Шнейдер – Триной или Шнейдерляйн. Камер-юнгферу Александры Федоровны, приехавшую с ней из Германии в 1894 г., Марию Густавовну Тутельберг в семье называли Тюдельс. Камердинера Александры Федоровны – Густава Генриховича Лио почему-то прозвали «листопадом».

Фрейлину Анастасию Васильевну Гендрикову ласково именовали Настенькой. Адмирала Константина Дмитриевича Нилова между собой прозвали «маленьким адмиралом», а другого моряка, контр-адмирала свиты его величества, командира императорской яхты «Штандарт», англомана Ивана Ивановича Чагина – Джонни. Друга детства Николая II Александра Илларионовича Воронцова-Дашкова в глаза и за глаза звали попросту Сашкой. Было прозвище и у министра императорского двора В. Б. Фредерикса, которого царственные супруги глубоко уважали. В своей переписке они называли его «стариком».

Когда в 1915 г. императрица Александра Федоровна начала плотно втягиваться в политическую жизнь страны и почувствовала вкус к принятию управленческих и кадровых решений, они с мужем изобрели шифрованные прозвища, по поводу которых до настоящего времени ведутся споры.

Например, известно, что принца Александра Петровича Ольденбургского супруги называли Алеком, а весьма пожилого премьера Ивана Логгиновича Горемыкина – «премудростью». Однако вопрос о том, кому принадлежат прозвища «красная шапочка», «цветущий» или «малина», до сих пор вызывает споры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.