Наказания детей

Наказания детей

Воспитательный и образовательный процессы невозможны без наказаний. Поскольку царские дети были далеко не ангелами, то их наказывали, как и всех остальных. Поводами к наказанию обычно служили либо детские шалости, либо неуспехи в учебе. При этом следует иметь в виду, что детей ни на минуту не оставлял без присмотра многочисленный штат воспитателей, возможности расшалиться, как следует, у них практически не имелось. Главным источником «неприятностей» для них являлась именно учеба.

Характер наказаний детей разительно изменился при Николае I. Как уже упоминалось выше, в детстве будущего Николая I наказывали бранью, толчками, щипками, ударами линейки и даже розгами. Один из мемуаристов писал: «Время было такое: били людей по убеждению, а не из злобы. Даже царственные лица не были от этого изъяты»²³⁵. Спустя много лет Николай I оценивал эти педагогические методы следующим образом: «Граф Ламсдорф сумел вселить в нас одно чувство – страх, и такой страх и уверение в его могуществе, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий… Употреблял строгость с запальчивостью, которая отнимала у нас чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а часто и незаслуженное»²³⁶.

Когда у самого Николая I появились дети, их наказывали совершенно по-иному. Методы физического воздействия были полностью изъяты из воспитательного процесса. Воспитатель цесаревича Александра Николаевича К. К. Мердер упоминал, что наказывали детей либо запретом встречаться с родителями, либо ограничениями в еде. При этом воспитатель цесаревича поддерживал связь с императором, имея постоянную возможность «прямого выхода» на самодержца.

Однако, возвращаясь к вопросу о физическом воздействии, следует заметить, что изъяты были именно системные физические наказания. При этом за отдельные провинности царских детей все-таки периодически пороли. Правда, об этом до нас дошли только глухие упоминания. Так, в 1863 г. 6-летнего великого князя Сергея Александровича выпороли розгами²³⁷.

В марте 1829 г. за выказанную на уроке истории «необыкновенную апатию» Николай I запретил цесаревичу «подходить к нему при прощании вечером»²³⁸. Были и наказания несколько парадоксального характера. В 1829 г. 11-летнего цесаревича за «плаксивость и апатичность» наказали лишением права входить в учебную комнату в воскресенье. В январе 1832 г.

цесаревич не выучил наизусть стихотворение, в результате чего «за обедом кушал один суп»²³⁹. Спустя несколько дней цесаревич заработал отметки хуже, чем его товарищи, за что «получил выговор от государя императора» и опять за обедом ел один суп²⁴⁰. Но если поведение и успеваемость мальчиков исправлялись, К. К. Мердер мог себе позволить обратиться к Николаю I с просьбой «о помиловании» цесаревича и его товарищей²⁴¹.

Наказывали цесаревича не только за учебу, но и за промахи в военных упражнениях. Когда в мае 1832 г. 14-летний цесаревич во время парада «опозорился», проскакав галопом вместо рыси, то распоряжением отца его посадили «под арест» на дворцовую гауптвахту²⁴².

Остальные отпрыски Николая I, как и любые дети, были склонны к озорству. Например, мемуаристы упоминают о выходящей за рамки шалости второго сына царя – великого князя Константина Николаевича. Однажды, во время карточной игры взрослых, он потихоньку подкрался к одному из гостей и выдернул из-под него стул в тот момент, когда тот собирался усесться за стол. Грузный И. М. Толстой упал на пол и, огорошенный этим падением, с трудом поднялся с помощью М. Ю. Вильегорского. При этом мальчик со смехом выбежал из комнаты. Николай I, побелев от гнева, положил на стол свои карты и, обращаясь к императрице, сидевшей невдалеке, произнес: «Мадам, встаньте». Императрица поднялась. «Просим извинения у Ивана Матвеевича в том, что так плохо воспитали нашего сына!» После этого мальчика наказали²⁴³.

В семье самого Александра II эти традиции были воспроизведены в полной мере. Осуждение со стороны императора-отца и императрицы-матери имело огромное значение для детей, тем более что у них не существовало возможности постоянно общаться со своими царственными родителями. Детские комнаты были совершенно изолированы от половин императора и императрицы, и контакты родителей с детьми сводились к кратковременным взаимным визитам. Иногда родители и дети дополнительно встречались во время светских мероприятий. Одна из фрейлин описывала визит детей Александра II на половину императрицы Марии Александровны в июле 1855 г. следующим образом: «Сегодня утром я была у императрицы. К ней вошли ее четыре сына, все крупные, красивые, хорошо сложенные мальчики, смотреть на которых доставляет удовольствие. Императрица спросила у них отчет об их уроках; младший сознался, что он плохо учился. Императрица очень строго посмотрела на него и сказала: «Это меня очень огорчает»²⁴⁴.

Дети были разные, и учились они по-разному. Старший сын Александра II – Николай учился очень хорошо. Второй и третий сыновья – Александр и Владимир были троечниками и учились откровенно плохо. Для учителей и воспитателей это являлось серьезной проблемой, которую они пытались решать, используя в том числе и те или иные наказания.

Наказания эти были достаточно стандартны, поскольку педагогика – вещь довольно консервативная по природе. Во-первых, самой серьезной формой наказания было обращение воспитателей к родителям мальчиков. Иногда устно, иногда в форме писем и докладных. Надо заметить, что «стукачеством» воспитатели не злоупотребляли, поскольку хорошо понимали, что тем самым расписываются в собственной несостоятельности. Чаще они прибегали к угрозе обратиться к родителям. Такой «педагогический шантаж» был достаточно действенным средством для всех поколений Романовых. При этом детей больше страшил не сам факт наказания, а то, что их неуспехи в учебе и шалости огорчат царственных родителей. Но иногда нервы воспитателей не выдерживали. Там более что, как это ни странно, в забавах мог принять участие и «отличник» – 19-летний цесаревич Николай Александрович. «Александр Александрович и Николай Александрович начали приставать к маленькому брату Алексею Александровичу; дело началось шуткой, а кончилось очень неприятно для старших братьев. Алексея Александровича так облили водой и измучили, что он пожаловался императрице и государю. Всех старших братьев государь позвал к себе и сделал им строгий выговор»²⁴⁵. Доставалось мальчикам от родителей и после «ревизии» их успеваемости: «Владимир Александрович получил сегодня от императрицы строгий выговор за его «0» баллов»²⁴⁶. Когда осенью 1865 г. воспитатель великого князя 7-летнего Сергея Александровича напомнил ему, что «их величествам будет известно всё, что он делает, то он немедленно стал послушен и уже больше не шалил»²⁴⁷.

Во-вторых, практиковались традиционные ограничения в еде: лишение за чаем хлеба с маслом или сладкого блюда за обедом. Один из воспитателей 9-летнего великого князя Сергея Александровича описывал типичную ситуацию (31 августа 1866 г., Ливадия), которая воспроизводилась несколькими поколениями воспитателей царских детей: «Я ограничился упреком, обещав в следующий раз лишить его сладкого блюда за обедом. Наказание это, в котором лишение соединено с унижением (так как ежедневно обедает с великим князем один из учителей), будет, полагаю, действенным»²⁴⁸. И такое наказание на самом деле было действенным. Надо сказать, что в отношении еды маленьких великих князей держали буквально в ежовых рукавицах. Так, в сентябре 1866 г. 9-летнего Сергея Александровича поставили в угол перед обедом только за то, что он хотел без позволения съесть кусок малиновой лепешки²⁴⁹. А через несколько дней на невинный вопрос мальчика: «Что будет у нас к ужину?» – воспитатель жестко ответил: «Если вы голодны, ужинайте, в противном случае идите спать»²⁵⁰.

В-третьих, существовали различные дисциплинарные наказания, когда мальчиков могли поставить «на несколько минут в угол»²⁵¹. Любые формы физических наказаний, конечно, исключались.

В-четвертых, хорошо действовали запреты на какие-либо игры и развлечения. Например, поздней осенью 1861 г. Александру Александровичу запретили кататься на лыжах рядом с Александровским дворцом, и он «был сильно огорчен тем, что я не позволил ему этого без особого разрешения графа»²⁵². Иногда поводы для запретов были достаточны серьезные. Воспитатель зафиксировал следующую ситуацию: «После обеда Александр Александрович и Владимир Александрович поссорились друг с другом. Владимир Александрович спрятался в камердинерскую и боялся оттуда выходить, потому что Александр Александрович не на шутку угрожал ему. Я велел Владимиру Александровичу выйти из засады и обещал, что никто его не тронет, а Александру Александровичу сказал, что если он только дотронется до него, то не пойдет вечером к великому князю Константину Николаевичу. Этим средством я обоих успокоил»²⁵³.

В опубликованных дневниках воспитателей Александра и Владимира Александровичей встречается множество упоминаний о самых обычных мальчишеских шалостях. Эти шалости буквально прорывались сквозь пристрастную опеку воспитателей и, возможно, были неосознанной формой протеста против этой самой опеки. Воспитатели же в свою очередь использовали весь свой арсенал, для того чтобы держать мальчиков в рамках. И в этом, безусловно, была необходимость. Когда в 1854 г. 9-летний Александр Александрович «шалил во время урока, прыгал по стульям или прятался под стол»²⁵⁴, воспитатели обязаны были принимать меры. А 5 сентября 1861 г., встав «в шесть с четвертью часов… Александр Александрович был как-то особенно в духе. что он выражал, испуская дикие горловые звуки. Впрочем, он прилежно приготовил уроки до восьми часов»²⁵⁵. 15 сентября братья после обеда играли в крокет и вошли «в такой азарт, что со стороны ничего не слышно, кроме ругательств и насмешек»²⁵⁶. Судя по всему, это было обычной манерой игры братьев, поскольку через несколько дней воспитатель отметил, что «великие князья ужасно неприлично ведут себя во время игры; они решительно не могут играть спокойно и мирно и беспрестанно ругаются»²⁵⁷. Воспитатель, конечно, пытался бороться с таким поведением: «Во время игры он больше ничего не делал, как ругался. Я вызвал Александра Александровича в особую комнату и при Николае Александровиче же довольно долго распекал его за это, обещая, что его в другой раз не допустят до игры за подобное невежество»²⁵⁸. Ради справедливости следует отметить, что не лучше вели себя и двоюродные братья царских сыновей. Когда в игре принял участие 11-летний великий князь Николай Константинович, воспитатели буквально схватились за голову. Этот воспитанник Мраморного дворца «так кривлялся и паясничал, что я был сам не рад, что взял его с собою»²⁵⁹. Иногда мальчики обзывались: «За чаем мне пришлось сделать выговор Александру Александровичу за это несчастное слово «цинготный»²⁶⁰.

До самого своего совершеннолетия дети оставались жестко подчинены в своих действиях родителям и воспитателям, а после наступления совершеннолетия – наставникам-попечителям. В качестве примера можно привести эпизод, который мимоходом упомянул в дневнике великий князь Сергей

Александрович, которому в феврале 1877 г. шел двадцатый год. Тогда он отпрашивался у матери, чтобы поехать в театр – посмотреть и послушать известного итальянского трагика, играющего в «Гамлете». Ему было разрешено²⁶¹.

В семье Николая II практика наказаний детей была в целом традиционной. Узаконенных физических наказаний, конечно, не существовало, но детей периодически шлепали. И не обязательно родители. Так, сестра Николая II упоминала, что она сама «влепила затрещину племяннице Анастасии»²⁶². Примечательно, что Николай II также лично участвовал в воспитательном процессе. Сохранились упоминания, что дочерям от отца периодически «доставалось». При этом цесаревича Алексея, несмотря на все его выходки, никто и пальцем тронуть не смел. А. А. Вырубова упоминала, что частенько наказывали самую шкодную из дочерей Николая II – Анастасию. Однажды во время обеда на «Штандарте» 5-летняя Анастасия залезла под стол и принялась там щипать гостей: «Государь, поняв, в чем дело, вытащил ее за волосы, и ей жестоко досталось»²⁶³.