Глава восьмая. Турецкий город

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава восьмая.

Турецкий город

Оставим магию имен и прочие ассоциации, перечислять которые здесь было бы скучно и бессмысленно, расположение Афин многое расскажет тому, чьи глаза открыты для созерцания природы и искусства[16].

Байрон. Комментарии ко второй песне поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда»

Через три года после падения Константинополя, в 1453 году, столица Византийской империи переместилась в Афины. По рассказу летописца Дуки, прежде чем город взяли турки, афинянам пришлось питаться травой, корнями и желудями.

Осенью 1458 года султан Мехмет II Завоеватель объехал Пелопоннес, проверяя свои новые владения, и по Коринфскому перешейку вернулся в Афины. Греческий историк Критобол описал его исключительно с положительной стороны, говоря, что он любил Афины и их чудеса, был наслышан о мудрости, доблести, славе и добродетели древних греков. Султан приехал попутешествовать и узнать об условиях жизни греков и их крепостях. Особенно он был поражен Акрополем и пытался представить, как храм выглядел в древности. Летописец называет его последователем эллинских традиций, мудрецом и великим царем, который уважал афинян за славу предков и всячески их отличал. Вообще говоря, его рассказ похож на правду — первое время турецкого владычества было временем возрождения Афин. Запустение и разорение наступило позже.

Сегодня, поднявшись на Акрополь, вы не найдете ни следа османского прошлого — до тех пор, пока не пройдете по северным склонам Плаки. Сам Акрополь был местом, где квартировал турецкий гарнизон, и до самого конца турецкой оккупации среди античных руин ютились десятки гарнизонных построек. Эти здания можно увидеть на изображениях, сделанных путешественниками XVIII и XIX веков, к примеру на картинах Эдварда Додуэлла, оставившего яркое описание своей встречи с дисдаром, военным комендантом Акрополя, проверявшим иностранцев. Додуэлл рассказывает о том, как благодаря своей склонности к рисованию он смог пронаблюдать и использовать пресловутое суеверие и невежественность турок, что на взгляд автора свидетельствует о неоспоримом превосходстве западной цивилизации.

Додуэлл заключил с дисдаром, «человеком сомнительной честности и ненасытной жадности», соглашение о беспрепятственном доступе на Акрополь в любое время за небольшую предварительную плату и бакшиш в 80 пиастров по завершении работ. Он проводил время за созданием зарисовок и картин, обед ему приносили на Акрополь. Художник свел дружбу с детьми турецких солдат. Однако дисдар в ожидании денег был нетерпелив.

Корыстолюбивый турок уже неоднократно проявлял свое недовольство, как вдруг забавные обстоятельства надолго избавили нас от его домогательств. Однажды я был занят запечатлением Парфенона при помощи моей камеры обскуры. В это время дисдар, удивленный видом нового приспособления, с каким-то капризным беспокойством стал допытываться, какое еще колдовство я решил учинить с этой необычной машиной. Я попытался объяснить ему, вставив чистый лист и дав ему поглядеть в камеру. Как только он увидел отображенный на бумаге храм со всеми его красками и линиями, он тут же решил, что я совершил какое-то волшебное действо. Его любопытство сменилось тревогой, и, дергая себя за черную бороду, он забормотал слова: «Алла, машалла». Осторожно, с недоверием, он снова заглянул в камеру. В этот момент случилось так, что один из его солдат проходил перед объективом, и удивленный дисдар увидел его идущим по листу бумаги. Он возмутился, назвал меня свиньей, дьяволом и Бонапартом и сказал, что, если мне нужно, я могу забрать храм и всю крепость до камешка, но заколдовывать в мою коробку своих солдат он никогда не позволит. Когда я понял, что его возмущение беспочвенно, я сменил тон и сказал ему, что, если он не оставит меня в покое, я посажу в коробку его, и тогда ему будет очень нелегко оттуда выбраться.

Больше у Додуэлла не было проблем с дисдаром.

Во время оккупации завоеватели относились к Афинам как к одному из многих городов, не представляющему особой стратегической важности. Хоть султана Мехмета и называли эллином в душе, большинство турок не испытывали ни интереса, ни уважения к античным, равно как и к христианским памятникам. Однако ж не турки в этом отношении были первыми. За время турецкого правления, помимо разрушения Парфенона, который турки превратили в пороховой склад, прекрасный маленький храм Ники был уничтожен, будучи переделанным в бастион, а храм Августа с восточной стороны Акрополя был снесен и переделан в караулку.

Конечно, турки использовали Акрополь, исходя из его первоначального назначения, то есть как крепость, поэтому он и подвергался обстрелу венецианцев. Да и позже, во время войны за независимость, он был объектом борьбы между греками и турками. Но, помимо всего прочего, Акрополь был местом для прогулок. Прямо под Эрехтейоном, нацеленные непосредственно на город, стояли две пушки, выстрелом из которых турки ежегодно оповещали о начале праздника байрам. Товарищ Байрона, Джон Кэм Хобхауз наблюдал за турчанками, гуляющими на крепостном валу и вслушивающимися в городской гомон, доносящийся снизу.

Кроме жилых домов, на Акрополе находились турецкие общественные и религиозные постройки. Парфенон из церкви был превращен в мечеть, сияние его благодати описал в 1667 году турецкий путешественник Эвлийя Челе-би. После взрыва 1687 года новая мечеть была построена прямо в центре Парфенона, ее купол и минарет хорошо видны на картинах Стюарта, Реветта, Додуэлла, Хансена и других. Греки, после обретения независимости, приложили массу усилий на удаление из Акрополя следов османского владычества и снесли их.

Археологические раскопки и строительство новых домов повлияли, как и в Акрополе, на исчезновение большей части северных районов турецкого города с его торговыми, административными и религиозными постройками.

Например, раскопки на Агоре уничтожили последние следы турецкого присутствия в этом районе вместе с самыми крупными домами XIX века. В Плаке остались некоторые общественные здания (бани, мечеть Цистараки возле Монастираки) и особая атмосфера узких, кривых торговых улочек.

Старый турецкий город тянулся к северу от Акрополя до самых позднеримских стен. В 1787 году турки построили новую стену, которая заключила в свои пределы город и часть предместий. Это было во время тирании Хаджи Али Телохранителя (Хасеки), правителя Афин, бывшего в фаворе у султана. Его правление, сопровождавшееся жестокими поборами и подавлением недовольств, длилось 24 года. Через новую стену в город вели семь ворот. Стены и ворота использовались в основном в коммерческих целях, помогая контролировать ввозимые в город на продажу товары и собирать за них пошлину. Сам город делился на административные сектора и округа, соответствовавшие приходам, где греки сами улаживали свои дела с помощью милиции — миллет. Об этом свидетельствуют многочисленные путешественники, в том числе и Байрон.