Диван-и Кхас и Павлиний трон

Диван-и Кхас и Павлиний трон

Диван-и Кхас представляет собой павильон из белого мрамора, окруженный с трех сторон открытыми арками. Серебряный потолок поддерживают 32 колонны, украшенные тончайшей резьбой. Когда-то и они были инкрустированы самоцветами.

Именно в зале этого дворца стоял Павлиний трон, украшенный знаменитым бриллиантом «Кох-и-Нор», который впоследствии побывал в усыпальнице Мумтаз-Махал, потом был украден, а сейчас сверкает в короне английской королевы.

По своей форме Павлиний трон напоминал легкую кровать на золотых ножках. Покрытый эмалью балдахин поддерживался двенадцатью изящными изумрудными колоннами. На каждой из них были изображены по два инкрустированных драгоценными камнями павлина, между которыми находилось дерево, выложенное бриллиантами, изумрудами, рубинами и жемчугом.

Ажурная мраморная ширма из Хас-Махала

Сам же трон был поистине великолепен: он был из чистого золота и весил почти 2 т, украшен тончайшей ювелирной резьбой, усыпан множеством бриллиантов, рубинов, изумрудов. На спинке трона было изображение двух павлинов из золота, эмали и драгоценных камней.

Когда в 1739 г. его вывезли в Персию по приказу шаха Афшара Надир-шаха, одних только украшений – оправленных в золото рубинов, изумрудов, жемчуга и бриллиантов (а среди них был и знаменитый «Кох-и-Нор») сняли с колонн, трона, и балдахина над ним более 5 т.

Все это богатство вез в Персию караван из 21 верблюда. Драгоценный серебряный потолок, мраморный полированный пол, украшения из золота, драгоценных камней и мрамора – все свидетельствовало о правдивости персидского изречения, что рай на земле находится именно в стенах этого дворца.

Любопытно, что образ павлина с позиции индийской культуры выглядит несколько двусмысленно – он издавна является самым ярким мужским эротическим символом в Индии.

Возможно, мастер преследовал две цели, создавая этот шедевр: во-первых, представить падишаха как самого значительного мужчину государства, что характерно практически для всех народностей, а во-вторых, подчеркнуть роскошь и великолепие двора Великих Моголов.

Павлиний трон был любимым троном Шах-Джахана. Он возлежал на нем, давая личные аудиенции принцам королевской крови, придворной знати, иностранным послам и важным посетителям.

Как уже говорилось, изящный павильон из красного песчаника, с рядами колонн и зубчатыми арками с трёх сторон был открыт. Возле него ставили огромный шатер из пестрой расписной ткани, что зрительно вдвое увеличивало пространство зала.

Пол был застлан роскошными персидскими коврами, колонны драпировали золотой парчой.

Обычно в полдень падишах приглашал к себе одного из сыновей и садился на трон возле большого окна.

В это время в крепость могли войти все, кто искал у падишаха помощи или правосудия. Из толпы, приветствовавшей повелителя, раздавались восторженные возгласы приветствия, тянулись руки со свитками, в которых подданные излагали свои прошения или жалобы. Падишах немедленно знакомился с содержанием прошений и старался сразу решить ту или иную проблему.

По вечерам в Диван-и Кхасе собиралось на совещания ближайшее окружение падишаха. На них должны были присутствовать определенные лица, и не являться на прием было опасно. В лучшем случае провинившихся ожидал приступ монаршего гнева и большой вычет из жалованья. Читателям возможно будет интересно узнать, как проходили приемы у падишаха.

Судя по сохранившимся миниатюрам, можно представить Шах-Джахана, возлежавшего на павлиньем троне, облаченного в великолепный наряд из тончайшего индийского шелка или сатина, расшитого золотом и серебром. Голову падишаха венчал роскошный тюрбан из парчи. Султан из перьев прикреплялся к нему бриллиантовым аграфом.

Для управления гардеробом правителя, считавшимся одной из важнейших хозяйственных единиц, существовал целый штат чиновников. Сотни рулонов великолепной шелковой ткани, парчи, кисеи, тончайшего батиста, тысячи тяжелых кашмирских шалей ярких расцветок производились для семьи падишаха в дворцовых мастерских и закупались у торговцев.

Мода менялась, и часть тканей выносили для продажи на рынок. Кроме того, предметы одежды часто были наградой отличившимся придворным или чиновникам. Обычно вручали халат, а за самые большие заслуги жаловали сиропао, что в переводе буквально означает «с головы до ног» (на самом деле под этим подразумевался полный комплект роскошной одежды).

Иностранцев удивляло, что могольские правители не носили бархатной и меховой одежды и не знали чулок. Единственной обувью восточной знати были легкие матерчатые туфли, сплошь затканные золотыми и серебряными узорами.

Во время приемов рядом с падишахом обычно сидел один из его сыновей; справа стояли писцы со свитками, слева – слуги с опахалами и подносами с ароматической жевательной смесью (бетелем) и плевательницами. Придворные стояли перед троном рядами, в строгом соответствии с рангом и заслугами.

Трон был установлен на небольшом возвышении так, что падишах господствовал над всем собранием. Согласно этикету, присутствующие должны были склонять голову в почтительном поклоне, опустив глаза в пол, скрестив руки на животе. Взгляд, брошенный на падишаха, считался дерзостью.

Гость мог приблизиться к трону только в сопровождении кого-то из придворных. И здесь весь церемониал был расписан по нотам. Спектакль включал в свой сценарий непременные поклоны: корниш и таслим. Выполняя корниш, подданный беспрестанно склонял голову, прикладывая правую руку ко лбу. При выполнении таслима человек сгибался до земли, касался ее рукой и, постепенно выпрямляясь, прикладывал руку ко лбу.

Главным в процессе аудиенции был традиционный ритуал обмена дарами. Падишаху обычно подносили назр – поднос с деньгами, дорогое оружие или заморские диковинки. Гостю вручали халат или сиропао, а также украшения или благовония в дорогих сосудах.

Каждый подарок от падишаха принимали с низким поклоном, почтительно прикладывая вещь ко лбу. Все внимательно следили за тем, как падишах относился к назру. Если он брал подарок в руки и говорил при этом какие-то добрые слова, гостя или просителя ждала милость, а если падишах не притрагивался к дарам и не отвечал на приветствия, проситель попадал в опалу. Знаком особого расположения всегда считался дар, принятый из рук падишаха.

В придворном этикете до мелочей расписано поведение придворных, особенно во время приемов. Они не имели права ни при каких обстоятельствах поворачиваться спиной к трону и выходить из зала прежде падишаха. В особых случаях допускался ранний уход, но только с высочайшего позволения.

Интересно, что и сам повелитель был таким же рабом этикета, как и его подданные. День за днем при дворе Великих Моголов разыгрывалось пышное действо, продолжавшееся и в те немногие часы, когда, казалось бы, падишах был предоставлен самому себе.

Каждый шаг, каждый поворот головы, каждый поступок правителя должен был говорить о его непобедимости, всемогуществе и богатстве. Падишах просто не имел права не осыпать своих приближенных золотом, не тратить баснословные суммы на возведение дворцов, мечетей и мавзолеев, не одаривать ученых, поэтов и музыкантов.

Падишах раздавал деньги и подарки даже в тем случаях, когда казна стремительно пустела и армия роптала, не получая жалованья. Торжественные приемы (дарбары) с непременной раздачей наград были обязательной частью этикета не только при дворе. Дарбары устраивали в своих поместьях вельможи и феодалы, тратившие на показную роскошь все свои доходы.

Жизнь могольского двора проходила в постоянных праздниках и увеселениях. На пышных церемониях жглись фейерверки, звучали выступления музыкантов и поэтов, происходила раздача одежды, благовонных масел и других подарков.

По традиции индусских раджей в день рождения падишаха или его близких виновника торжества усаживали на чашу огромных весов, а на другую чашу выкладывали золотые и серебряные монеты, самоцветы и жемчуг, которые потом щедро раздавали челяди и беднякам на улице.

Интересно, что, по примеру европейских монархов, могольские падишахи держали при дворе множество так называемых королевских нищих. Этому обычаю следовали и индийские феодалы.

Ярким и красочным спектаклем становились выезды падишаха (сафари), независимо от того, отправлялся ли он по делу или желал лишний раз продемонстрировать свое могущество и великолепие.

Восседая на слоне в расшитом золотом паланкине или верхом на арабском скакуне, падишах под приветственные крики народа шествовал по улицам города в сопровождении вельмож, пышно разодетых всадников, скороходов, слуг и глашатаев. Впереди бежали водоносы, которые из бурдюков лили воду на дорогу, прибивая пыль.

Обычно процессию замыкали роскошно убранные слоны и кони, а когда падишах ехал на охоту, за ним следовали егеря с собаками и гепардами и сокольничьи со специально обученными для загонной охоты соколами и ястребами.

Иногда наложницы тоже сопровождали своего господина, выезжая из гарема в закрытых паланкинах вместе с многочисленной прислугой, евнухами и стражницами, вооруженными мечами и луками. Количество обитательниц гарема исчислялось тысячами. Там, кроме служанок, были музыкантши, танцовщицы, чтицы, вышивальщицы и массажистки.

Каждая супруга и дочь падишаха имела свои покои и свою прислугу. В качестве придворных дам время от времени на приемы приглашались жены и дочери знатных сановников.

Диван-и Кхас в Красном форте

В самом гареме несли службу охранницы, а за его стенами – евнухи и дворцовая стража.

Большинство браков могольских падишахов и принцев были традиционными, чисто династическими, а признаваемый в мусульманстве временный союз (мута) разрешал узаконить отношения с наложницами и дать их детям приличное содержание.

Гарем не был скандальной сферой дворцовой жизни, каким он казался европейцам. На самом деле это было важное государственное учреждение. Каждая из жен приводила за собой ко двору родню, которая сразу включалась в борьбу за влияние на падишаха. Каждая супруга стремилась, чтобы именно ее сын стал наследным принцем.

Чтобы ослабить противостояние кланов, в Индии был принят довольно жесткий закон: новорожденного принца отнимали у матери и отдавали на попечение другой жене падишаха. Женщина головой отвечала за его благополучие, а ее собственный ребенок воспитывался у другой жены.

За видимой роскошью и праздностью жизнь в гареме скрывала весьма мрачные тайны, интриги и даже убийства. В то же время многие пленницы гарема вошли в историю как высокообразованные и одаренные женщины, занимавшиеся благотворительностью и строительством мечетей, караван-сараев, медресе и больниц. Среди наложниц было немало прекрасных поэтесс и музыкантш.

Итак, за стенами Красного форта, похоже, был если не рай, то его земное подобие, остров вечного праздника для знати и падишаха. Это для него создавались архитектурные шедевры мастерами-ювелирами, ремесленниками и художниками.

Падишаха славили поэты, его слух услаждали лучшие музыканты, для него везли из самых дальних стран диковинные товары, ради его развлечения устраивали слоновьи бои, схватки тигров, состязания силачей.

Моти-Масджид

Но ни за какие сокровища ни один падишах не мог купить мир и покой в семье, избежать интриг и предательства самых близких людей. Жажда власти превращала братьев во врагов, толкала сына идти против отца, заражала жестокостью самых кротких обитательниц гарема. Вот такое общество со сложными взаимоотношениями скрывалось за роскошными фасадами дворцов Красного форта.

С северной стороны от Диван-и Кхаса расположены три мраморных павильона, связанные друг с другом: комната для молитв, спальня и гостиная. Неподалеку – известные своей роскошью банные помещения – Хамам. В резные окна Хамама было вставлено венецианское стекло.

С восточной стороны спальни стоит башня Мусамман Бурдж, восьмигранный купол которой изначально был золотым. Внутри пять наружных стен башни преобразились в ажурные мраморные ширмы, через узоры которых на роспись и позолоту стен падает рассеянный свет. С ювелирной точностью выполнена отделка на отполированном до блеска мраморе. С балкончика башни хорошо видна мощная крепостная стена и Джамна у ее подножия.

Совсем рядом с Хамамом – неповторимая Моти-Масджид, известная во всем мире как Жемчужная мечеть, строительство которой было начато Шах-Джаханом в честь его дочери, Джаханары Бегум, а завершено Аурангзебом в 1662 г.

Историки отмечают, что разорение дворцов в Красном форте в 1857 г. было символично и означало окончательное падение империи Великих Моголов и превращение Индии в английскую колонию. Символично и то, что спустя 90 лет именно в Красном форте 15 августа 1947 г. был спущен английский флаг и поднят флаг независимой Индии.

Мечеть Джами-Масджид близ Делийской крепости, предназначенная для общественных богослужений, производит впечатление благодаря своей величественности и красоте и считается самой большой и самой высокой. И все же, несмотря на великолепное сочетание пропорций, это здание не вызывает такой гаммы чувств, как другие.

Несколько замечательных зданий было построено в период правления Шах-Джахана и в Лахоре. Их главная особенность – великолепная отделка фасада, наличие глазурованных изразцов.

Прекрасным образцом могольской архитектуры этого периода является мечеть Вазир-хана в Лахоре, а также гробницы Али Мардан-хана и Шараф ун-Нисса. Другой великолепный пример могольского зодчества в Лахоре – мавзолей Джахангира в Шахдаре, построенный его женой Нур-Джахан и сыном Шах-Джаханом.

Наиболее выдающимся зданием периода Шах-Джахана является Тадж-Махал. Сооружение этого мавзолея обошлось в пять миллионов рупий. Это прекраснейший цветок могольского искусства, самый великолепный в мире памятник супружеской любви, согласия и верности.

Местные жители хранят легенду, будто безутешный падишах во время сна был вознесен в райскую обитель Магомета, где он встретился с Аллахом, поведал о своем горе и получил от Всевышнего в утешение план одного из его дворцов. По этому плану и был выстроен Тадж-Махал.

По своей красоте, великолепию, богатству украшений, изысканности, единству замысла и мастерству исполнения Тадж-Махал справедливо считается одним из чудес света.

В этом творении, где строительное мастерство находится на грани искусства, проявились высшие художественные достоинства, незаурядная научная мысль, технические навыки, великолепный замысел и чувственное обаяние.

Перси Браун в своих трудах справедливо отмечал, что этот памятник, несомненно, знаменует завершение развития архитектуры в период Моголов.

Мнение о том, что проект Тадж-Махала принадлежит европейскому архитектору, не обосновано сколько-нибудь убедительно. В. Смит в своей «Истории изящного искусства Индии и Цейлона» считает, что Тадж-Махал – «продукт соединения европейского и азиатского гения». Но это ошибочная точка зрения.

Хэйвелл и Перси Браун высказывают мнение, что Тадж-Махал – целиком творение могольской архитектуры и логическое завершение ее развития. Ученые приводят веские доказательства в пользу того, что Тадж-Махал – продукт именно индийского архитектора-гения.

Когда Шах-Джахан был у власти, он старался продолжать политику своего деда Акбара. Падишах хотел поддерживать мир с индусами, сохранять союз с раджпутскими раджами и не признавал абсолютного превосходства ислама. На протяжение всего времени его правления индусы, христиане, сикхи и мусульмане мирно сосуществовали друг с другом.

Старший сын Шах-Джахана, Дара-Шукох, собирался продолжать эту политику, но мусульманская знать и муллы стеной стояли за четвертого по старшинству сына Шах-Джахана, Аурангзеба.

После смерти императора Шах-Джахана искусство пришло в упадок, так как Аурангзеб, не покровительствовал ему. Аурангзеб предпочитал разрушать индусские храмы, нежели сооружать свои собственные великолепные здания. Но несколько построек периода его правления все же заслуживают упоминания.

Это небольшая мраморная мечеть в Делийской крепости, предназначавшаяся для молитв самого Аурангзеба, мечеть с высокими минаретами в Бенаресе, построенная на развалинах священного храма Вишнаватха, и мечеть Бадшахи в Лахоре, почти копия великолепной мечети Джами-Масджид в Дели. Фергюссон считает ее позднейшим образцом могольского архитектурного стиля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.