Двойной стандарт или принцип взаимности?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Двойной стандарт или принцип взаимности?

Автор любого научного, псевдонаучного или просто публицистического сочинения, рассказывающего о ростовщиках-евреях, в поисках объяснения той ненависти, которую испытывали к ним жители Европы и зачастую испытывает и он сам, всенепременно цитирует уже упоминавшийся на этих страницах отрывок из книги «Дварим» (23:20):

«Не бери с брата твоего проценты: ни с серебра, ни со съестного, ни с чего-либо, что можно отдавать в рост. С чужеземца можешь брать проценты, но с брата твоего не бери…»

Почему-то эти слова всегда вызывали особую ярость и у ученых мужей, и у рядовых обывателей, видевших в них данное евреям самим себе разрешение обирать другие народы. Дело дошло до того, что один из авторов назвал эту заповедь Торы «сатанинской».

Впрочем, это, конечно, крайний пример. Куда более распространенной является позиция А. М. Пасынкова, изложенная в его книге «Феномен ростовщичества». Уже эта заповедь Торы, объясняет Пасынков, противопоставляет евреев всему остальному человечеству, внушает им, что только они – «люди первого сорта», а все остальные – неполноценные, а потому и лишенные права на сострадание и внимание к своим нуждам существа. И, наконец, в Талмуде и в «Шульхан Арух» этот «еврейский каннибализм» якобы приобретает законченную форму. «Только еврей – человек, поясняет Талмуд. Следовательно, нееврей не может владеть собственностью законным образом», – пишет Пасынков и далее нагромождает целую гору подтасованных, искаженных, а нередко и просто придуманных им или его предшественниками цитат из этих книг. Если верить Пасынкову, «подобно тому, как можно со спокойной совестью убить дикого зверя и завладеть его лесом, также можно убить или изгнать гоя и завладеть его имуществом. Имущество нееврея подобно покинутой вещи, его настоящий владелец – еврей, который первый ее захватит». Еврею же разрешается захватывать по желанию имущество гоя, ибо там, где написано: «Не делай вреда ближнему», не говорится: «Не делай вреда гою»…»

Цитировать все эти мерзости можно долго, и еще дольше их можно опровергать. Но то, что все, даже доброжелательно настроенные по отношению к евреям авторы, с одинаковой неприязнью писали о том, что, запрещая брать проценты с еврея, Тора разрешает делать это по отношению к неевреям, вне сомнения, носит знаковый характер. Этот «двойной стандарт» по отношению к «своим» и «чужакам» и в самом деле не мог не раздражать неевреев, не мог не вызывать у них чувства того, что евреи относятся к ним как к людям «второго сорта».

Но давайте попробуем руководствоваться не чувствами, а разумом и посмотрим на эти слова Торы с рациональной точки зрения.

Вряд ли кто-либо будет отрицать то, что человек должен относиться к своим близким родственникам, членам своей семьи лучше, чем к посторонним для него людям. Женщина, которая предпочла накормить соседских детей, оставив при этом собственного сына голодным, вряд ли заслужит уважения окружающих; в лучшем случае ее обвинят в том, что она – плохая мать. Думается, мало кто из читателей одобрит и действия филантропа, который вместо того, чтобы построить столовую для бедняков в собственной стране, для своих нуждающихся соотечественников, начнет строить ее где-то за границей. И, исходя из этого, следует признать, что требование Торы не брать процентов со своего ближнего, с представителей своего народа, то есть не уподобляться в этом смысле другим народам планеты, у которых принято брать проценты друг с друга, выглядит вполне естественным, логичным и гуманистическим требованием. В то же время Тора и Талмуд не запрещают брать проценты с нееврея именно потому, что подобные отношения считаются у них принятыми и нееврей вряд ли даст еврею ссуду без процентов.

Тем не менее внутри самого еврейского мира всегда существовал двойственный подход к словам: «Чужеземцу можешь давать в рост» – и по этому поводу между знатоками Торы велись ожесточенные дискуссии. Рабби Акива, к примеру, считал, что евреи обязаны брать проценты с неевреев, однако Филон Александрийский придерживался противоположного мнения: он настаивал на том, что при возможности и евреям, и неевреям следует давать в долг без процентов и только, если такой возможности нет, можно взять проценты с иноплеменника. В раннем Средневековье крупнейшие раввинистические авторитеты считали занятие ростовщичеством предосудительным для еврея и разрешенным только в том случае, если у еврея нет других средств к существованию. Еще РАШИ призывал евреев воздерживаться от выдачи ссуд под проценты неевреям и по возможности ссужать их беспроцентно «во имя мира между евреями и народами мира».

Но, как уже было сказано, после 1179 года и экономическое, и правовое положение евреев начало резко меняться. И в этой ситуации неминуемо должен был вступить в силу провозглашенный еврейскими мудрецами принцип взаимности: «Если неевреи принимают на себя определенные обязательства по отношению к сынам Израиля, то и сыны Израиля должны принимать на себя подобные обязательства». Так как постановление церкви не брать процентов действовало только в пределах ее собственной паствы и не распространялось на евреев, с которых можно было взимать процент, то и евреи сочли себя в праве брать проценты с неевреев. Таким образом, рассуждая здраво, взимая проценты с неевреев, евреи оказывались в своем праве.

Тем более что сами условия жизни складывались так, что другие сферы деятельности оказывались для евреев закрытыми. «Если мы сегодня позволяем себе взимать процент с неевреев, то это потому, что нет конца ярма и бремени, что навешивают на нас короли и министры. А то, что мы берем, – всего лишь минимум, необходимый для нашего существования. Как бы то ни было, мы обречены на жизнь среди других народов и не можем заработать себе на жизнь, не вступая с ними в денежные отношения. Поэтому не следует запрещать взимание процентов», – писал великий МАГАРАЛ, бывший, между прочим, другом таких великих неевреев, как король Рудольф, Иоганн Кеплер и Джон Ди.

В то же время нелепо было бы отрицать и то, что ответом на усиление антисемитизма, изгнания и погромы стало усиление в еврейской среде мнения, что если евреи в настоящий момент не могут достойно ответить на эти притеснения, то ответом на них должно стать откровенное финансовое притеснение неевреев.

«Не следует помогать идолопоклонникам извлекать прибыль, но следует причинять им возможно большие убытки, не выходя за пределы разрешенного», – писал в ХIV веке раввин Леви бен Гершон.

Именно об этом, о принципе взаимности, о том, что ростовщичество – и подчас весьма жестокое ростовщичество – является своеобразным ответом на то, что христианский мир отказывается видеть в еврее человека и полноправного члена общества, и говорит Шейлок в «Венецианском купце»:

«Он меня опозорил, помешал мне заработать, по крайней мере, полмиллиона, насмехался над моими убытками, издевался над моими барышами, поносил мой народ, препятствовал моим делам, охлаждал моих друзей, разгорячал моих врагов; а какая у него для этого была причина? Та, что я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем? А если нас оскорбляют – разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом. Если жид обидит христианина, что тому внушает его смирение? Месть! Если христианин обидит жида, каково должно быть его терпение по христианскому примеру? Тоже месть! Вы нас учите гнусности – я ее исполню. Уж поверьте, что я превзойду своих учителей!».

Но в том-то и дело, что все вышеприведенные доводы вряд ли волновали парижского ремесленника или немецкого крестьянина, нуждающегося в ссуде, чтобы поправить свои дела. Побродив по лавкам ростовщиков и менял и убедившись, что евреи предлагают куда более низкие проценты, чем христиане, он отправлялся именно к еврею. Тот охотно выдавал ему ссуду, подробно объясняя ее условия и спрашивая потенциального должника, согласен ли тот их принять, – это было обязательным ритуалом при займе у еврея, и вспомним, что именно так все и происходит в «Венецианском купце»: Шейлок честно излагает условия, на которых он готов выдать ссуду, честно говорит о том, что он хочет получить в случае невыполнения договора (пусть его требование и звучит страшно и бесчеловечно), и Антонио сам соглашается на все его условия. Только после этого следовала выдача денег и подписание обеими сторонами долговой расписки – «кабалы» (от ивритского глагола «лекабель» – получать).

Но, получив от еврея деньги, средневековый обыватель немедленно начинал испытывать неприязнь к ростовщику хотя бы по той причине, что он ему должен деньги, – таков неумолимый закон человеческой психологии, который замечательный поэт Михаил Светлов сформулировал следующим образом: «Не люблю брать в долг: берешь чужие – отдаешь свои». Эта ненависть невольно усиливалась, с одной стороны, от осознания того, что теперь он находится в определенной зависимости от «христопродавца», парии общества, а с другой – от мысли, что по отношению к единоверцу еврей никогда не позволил бы себе взять проценты. Ну и, наконец, если ссуда была просрочена, то при ее возврате еврей требовал штрафные проценты, то есть «проценты на проценты». Знакомые с детства с математикой, которая наряду с Торой входила в список обязательных для изучения евреями предметов, еврейский ростовщик с легкостью производил подобные вычисления. Но даже для средневекового аристократа, не говоря уже о невежественном, подчас не владеющем четырьмя действиями арифметики ремесленнике, все эти подсчеты оставались совершенно непонятными. Он знал одно: сумма его долга из-за просрочки увеличилась – и увеличилась более значительно, чем он ожидал, а следовательно, еврей, который вначале «заманил» его в свою лавку обещанием низких процентов, теперь с помощью каких-то непонятных расчетов требует с него куда больше, чем, возможно, потребовал бы христианин.

Все это и создавало почву для той ненависти, которая время от времени обрушивалась на евреев со стороны толпы, зачастую провоцируемой непосредственными конкурентами евреев в торговле и ростовщичестве.

Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что история еврейского ростовщичества – это еще и история погромов и изгнаний, официальным поводом к которым чаще всего было именно «ограбление евреями местного населения путем ростовщичества».

Вот далеко не полный перечень тех изгнаний, через которые пришлось пройти евреям из-за обвинений в ростовщичестве:

1182 – изгнание из Парижа.

1248 – второе изгнание из Германии.

1290 – изгнание из Англии.

1306 – изгнание из Франции.

1348 – третье изгнание из Германии.

1350 – второе изгнание из Крыма.

1349–1360 – изгнание из Венгрии.

1394 – изгнание из Прованса.

1420 – второе изгнание из Франции.

1421 – изгнание из Австрии.

1445 – изгнание из Литвы.

1490 – второе изгнание из Прованса.

1492 – изгнание из Испании, Сардинии и Сицилии.

1494 – изгнание из Кракова.

1495 – второе изгнание из Литвы.

1497 – изгнание из Португалии.

Изгоняя евреев, местные власти не только «выпускали пар» из наэлектризованной толпы (которой, естественно, не было никакого дела до того, что основную прибыль от ростовщичества в виде немыслимо больших налогов получал, как правило, их сюзерен), но и значительно обогащались, ведь все имущество евреев в этом случае присваивалось королем.

Но странное дело – проходило всего несколько месяцев, и выяснялось, что ростовщичество не только не исчезало, но и начинало приобретать совершенно уродливые формы. Воспользовавшись отсутствием конкурентов и возникшим дефицитом ссудного капитала, ростовщики-христиане немедленно значительно увеличивали годовые и месячные проценты. Как следствие, начинали приходить в упадок местная промышленность и торговля и в стране возникали все признаки экономического кризиса.

Так произошло в Антверпене, Гамбурге, Нюрнберге, Париже, и такая же картина наблюдалась во всех городах, откуда изгонялись евреи. Для такой же страны, как Испания, изгнание евреев в итоге обернулось полным экономическим крахом и превращением из одной из самых значительных европейских держав в захолустную, слаборазвитую страну.

В результате спустя какое-то время евреев начинали звать обратно, обещая им всевозможные льготы и привилегии, призрачность которых понимали, прежде всего, сами евреи – они прекрасно сознавали, что в любой момент привилегии могут быть отменены, затем последуют дискриминационные законы и резкое увеличение налогов, а потом и изгнание с конфискацией имущества. И, тем не менее, они возвращались. Чрезвычайно характерно в этом смысле постановление созданной в 1653 году в Антверпене специальной комиссии по рассмотрению вопроса о новом допущении евреев в город:

«Что же касается других нежелательных явлений, которых можно опасаться с точки зрения общественного блага, как например, того, что они будут совершать массу обманов и мошенничеств и своими процентами отнимут пропитание у добрых подданных и преданных католиков, то нам, напротив, кажется, что, благодаря торговле, которую они разовьют, благосостояние сделается общим, и золото и серебро появятся в куда большем количестве для надобностей государства».

Стоит отметить, что в ряде европейских городов население прекрасно осознавало значение евреев, в том числе и евреев-ростовщиков, для местной экономики. Так, в 1550 году венецианские купцы выступили против постановления городского сената об изгнании евреев, заявив, что это приведет к их полному разорению, так как они «только и живут» торговлей и денежными операциями с последними. Когда в Бордо в 1675 году начали буйствовать наемники, местная городская дума предприняла все возможное для того, чтобы удержать в городе напуганных евреев, объяснив это тем, что «без них торговля Бордо и всей провинции, несомненно, погибла бы».

Впрочем, начиная с ХVI века изгонять евреев из той или иной страны становилось все труднее и труднее, так как подобный шаг неизбежно приводил к тому, что решившийся на него король подвергался бойкоту со стороны еврейских банкиров в других странах и лишался всякой возможности получить кредиты. Эта международная еврейская солидарность была для европейских монархов тем более болезненной, что к этому времени произошло закономерное перерастание ростовщического капитала в банковский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.