ЛЮБВЕОБИЛЬНАЯ ВАЛЕНТИНА
ЛЮБВЕОБИЛЬНАЯ ВАЛЕНТИНА
Начальник медицинской части полковник внутренней службы Власюк Сергей Иванович, несмотря на свои неполные шестьдесят лет, слыл удивительно крепким и настойчивым мужчиной по отношению к пылким дамам, правда, с некоторым пренебрежением. И для этого у него были свои весьма веские причины: его первая жена сбежала с молодым прапорщиком на Камчатку, а вторая — через два месяца супружеской жизни уехала погостить в Мурманск к своему двоюродному племяннику, да так и осталась навсегда, никак не реагируя на полные отчаяния звонки и письма удрученного мужа.
Окончательно разуверившись в надежности прекрасной половины, Сергей Иванович не захотел больше обременять себя брачными узами. И хотя он перестал серьезно относиться к женщинам, тем не менее они занимали все его мысли и побуждения. Он сознательно окружал себя доступным и легкомысленным медперсоналом для собственных развлечений и утех, не пропускал ни одной юбки в отместку своим непутевым женам.
Валентину Пучковскую он подобрал себе с дальней перспективой. Вытащил из жуткого отделения реанимации городской больницы, где она денно и нощно тяжко вкалывала старшей медсестрой, и устроил под свое чуткое руководство с теплым, навязчивым покровительством. Она же, в знак благодарности, служила ему верой и правдой как в тюремной клинике, так и в собственной постели.
Валя выросла в очень бедной, многодетной семье и к своему тридцатилетию успела познать и нужду, и унижения, и измену. Теперь же, разведенная, с шестилетним сыном, буквально на глазах расцвела и приоделась. Увлеклась тюремной жизнью, четко и добросовестно исполняла свои обязанности, за что ежемесячно поощрялась руководством учреждения ценными подарками и денежным вознаграждением. Маленькая, пухленькая, с розовыми щечками, вздернутым носиком и широкими бедрами, она никому не отказывала в помощи и милосердии.
То ли неудачи в семейной жизни, то ли старый любовник, то ли глубокие и неосознанные женские мотивы влекли ее к мужчинам без каких бы то ни было комплексов и предрассудков.
На несвязное и нерешительное предложение двух молодых офицеров провести ночь в одной компании, только улыбнулась и уточнила:
— Презервативы ваши или мои?
— Наши, — как по команде, хором и с облегчением выпалили вихрастые жеребцы.
Она, нисколько не стесняясь, раскованно и горячо ублажала их вместе и каждого в отдельности, требуя при этом удовлетворения и своих многочисленных секс-потребностей.
Расставаясь, все же заметила обессиленным и утомленным, выжатым, как лимоны, партнерам:
— Все замечательно, мальчики, но если на следующий раз прихватите третьего, будет просто класс.
Она возбуждалась от одного пылкого взгляда, чашечка крепкого кофе вводила ее в экстаз, а мужская рука на коленке разгоняла волны мелкой, похотливой дрожи от макушки до пяток, порождая бурные приливы жара и холода.
«В моей жизни нет ничего, кроме мужчин», — не уставала повторять свой излюбленный афоризм.
Конечно же, ее любвеобильностью пользовались по-разному. Те, что покрепче, удовлетворяли и получали свое удовольствие, а хилые слабачки, увиливая, лишь подшучивали, пытаясь плоским юмором припрятать половые изъяны своих прокуренных и спитых организмов.
Особо удавались шутки старшему оперуполномоченному капитану внутренней службы Гукину. Он играл Валей, как резиновой куклой, перебрасывая ее от одного зека к другому, вызывая единодушное хихиканье и громогласный хохот штабных рыцарей щита и кинжала.
— Слышь, Валюха, опять этот, как его, Будников к начальнику на прием рвется, требует операции на удаление пластмассового шарика из головки члена.
— Ну и что, сам себе вставил, пусть сам и вытаскивает.
— Да все правильно, только ведь дурью мается, жалобы пишет, угрожает своей кончиной. Ты бы глянула, успокоила. Лучше тебя ведь это никто не сделает.
И тюремный остряк вместе с сослуживцами прилипали к стеклам, выходившим в режимный двор, дабы с восторгом проследить за сияющей Пучковской, которая тут же, позванивая каблучками, устремилась к зарешеченным корпусам, немедленно реагируя на полученный сигнал.
Не успев остыть от первой удачи, самодовольный Гукин тут же подбрасывал второе задание:
— Алло, медчасть? Валя? Ты уж извини, опять тебя приходиться беспокоить. Я тут со своим человеком беседую из камеры девять, семь. Там есть такой Жуйкин, а у него, оказывается, член огромных размеров. То ли такой на самом деле, то ли опух. Вся камера в шоке, кипишует, требует либо лечить его, либо убрать в другую «хату». А у меня никаких резервов, сама знаешь, все камеры переполнены. Глянь, пожалуйста, что там за исполин такой объявился.
И Валентина опять безропотно, с той же улыбкой, игриво покачивая бедрами, торопилась к очередному члену. Она любовалась ими, трогала, сжимала, растягивала, балдея от их быстрой реакции к затвердению и эрекции. Но и страдала при этом от невозможности реализовать и даже попробовать такое обилие мужской силы в количестве почти двух тысяч невостребованных единиц. Это было неосуществимо чисто технически, ибо рядом всегда находился контролер, а то и целых два с собакой, в зависимости от склонностей заключенного к утехам типа побега либо захвата заложников.
Озабоченные узники тоже настойчиво искали возможности встретиться с чувственным «доктором». Напрочь лишенные женских ласк, сходили с ума от одного прикосновения теплой мягкой ручки, на которую никогда не надевалась резиновая перчатка.
* * *
Так насыщенно и незаметно пробежали для Валентины два года работы в тюремной медчасти. За это время она многому научилась, многое уразумела, на многое решилась. Познавая уголовный мир, глубже проникала и в себя, в потайные и порочные уголки ненасытных, грешных побуждений, теряя остатки сдержанности и стыда.
Переспав буквально со всеми жаждущими ее офицерами и доброй половиной личного состава корпусных и контролеров, решилась на то, к чему испытывала неподвластное влечение, следуя древней тропой к непостижимой заманчивости и сладости запретного плода. Но теперь ее манил не только голый секс, а деловая сделка, сочетающая удовольствие с выгодой.
И Пучковская незамедлительно начала действовать по заранее продуманному и взвешенному плану, все настойчивее теребить своего стареющего шефа просьбами о присвоении специального звания.
— Сергей Иванович, Сереженька, пойми, ну как я проживу на свою зарплату? Ты уйдешь в отставку, и меня сразу, как кошку, за борт выбросят. И некому будет даже заступиться. А если будет звание, пойдет выслуга… Тут и бабки, и паек, и льготы всякие. Со мной хоть как-то считаться будут…
Власюк не мог устоять, поскольку такие разговоры Валентина заводила до того, как позволяла ему побаловаться своим телом. Жеманилась и капризничала, доводя дряхлого любовника до белого каления.
— Так ты мне отказываешь?! — негодуя, шипел полковник, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Да нет, — мягко отстраняла и тут же падала ему на грудь, — ты мой единственный, до гроба, на всю оставшуюся жизнь. Только помоги…
И Сергей Иванович подчинился. Используя все связи, выхлопотал ей на свою погибель все то, что она просила.
Вскоре по приказу начальника УВД ей присвоили специальное звание прапорщика внутренней службы. На офицерское вытянуть не удалось, у Пучковской не было соответствующего образования, но и это ее вполне устроило, даже более того…
Валентину перевели на должность контролера, и она к своей неописуемой радости и восторгу начала выполнять совсем другие функциональные обязанности. Желанные ночные дежурства позволили ей полностью раскрыть свои неисчерпаемые похотливые силы, реализовать необузданные страсти и точные расчеты. На посту она очень быстро обрела себя, стала полным хозяином, получила неограниченную власть, которой тешилась как могла и умела.
Телекамера, следящая за ее действиями, вечно не работала из-за отсутствия запасных частей и соответствующих специалистов. А проверки дежурных офицеров никогда не были неожиданными: громовые щелчки электрокодовых замков и раскатистый грохот металлических решеток входных дверей будили даже мертвых.
Среда заключенных знала «сестричку», как себя. Ее боготворили, как недостижимое лакомство, за которое каждый, просидевший несколько лет, готов был, не раздумывая, расплачиваться всем своим состоянием. В ход шли только золото и валюта, ничего иного тюремная проститутка просто не принимала. А наличие запасных ключей от камер позволяло ей заниматься рентабельнейшим в мире промыслом довольно успешно и незаметно.
— Так-с, гуд бай, мальчики. Чья очередь? — без лишних сантиментов вопрошала гетера в погонах, заглядывая в дверную форточку. — Я в порядке, а вы?
— Сегодня, сестричка, с тобой Пазий поработает, — резво подскакивал к окошку пахан «хаты», протягивая ей на ладони совсем новую золотую коронку.
— Хорошо, — соглашалась Пучковская и прятала в карман дорогой презент, — только, пожалуйста, аккуратно, я не резиновая.
— Не волнуйся, доченька, он проинструктирован и предупрежден о самой строгой ответственности. Все будет, как в лучших домах…
И глухой ночью, где-то между третьим и четвертым часом, Пучковская добросовестно отрабатывала приобретенные ценности. Четко, по графику, подходила к двери и тихонько постукивала пальчиком:
— Вы готовы?
— Да-а-а, — дружно выдыхала вся камера.
Два поворота ключа — и душистая гетера заскакивала в прокуренную и затхлую «хату», потные и грязные обитатели которой, расположившись полукругом на полу и нарах, замирали в томном ожидании неповторимого зрелища. Они за него тоже платили, но поменьше. Валентина тут же, заманчиво улыбаясь, приступала к работе. Медленно приподымала юбку, высвечивая ослепительно-белые бедра, плоский животик и гладенько выбритый треугольник. Несколько раз поворачивалась на одной ножке и со словами «Ах, как это будет сладко!» становилась спиной к возбужденной публике, упираясь локтями в неподвижный камерный столик. Единственный счастливчик подскакивал к ней и, как ошалелый, орошал ее грудь поцелуями, а руками пытался сразу охватить все, за что заплатил.
— Спокойно, не спеши и не дергайся, — насмешливо, но твердо убеждала Валентина, выгибаясь в такт ускоряющегося ритма…
* * *
Целый год тюремная потаскуха собирала капитал со своих щедрых клиентов без какого бы то ни было служебного ущерба. Зеки исключительно солидарно хранили интимные секреты своей общей подруги. Страх потерять единственную женщину превращал даже самых грубых и злых заключенных в безропотных ягнят, послушных и воспитанных арестантов. На ее постах никогда не возникало разборок, драк, не было жалоб, даже мелких недоразумений. Начальство торжествовало вместе с прапорщиком Пучковской.
Зловредные похождения страстной контролерши, как обычно бывает в подобных случаях, всплыли за пределами темницы. Многочисленные родственники во время свиданий начали замечать беззубые, кислые улыбки своих непутевых детей и родителей. Отмечать настойчивые и странные просьбы о незаметных передачах им долларов и марок…
В различные инстанции посыпались соответствующие запросы. Начались долгие и дотошные оперативно-розыскные мероприятия.
Теперь уже Валентину быстро вычислили, хотя так и не поймали на горячем, поскольку она уже была готова к такому исходу своих подпольно-интимных деяний и легла на дно, пошла «в отказ». Трезво оценила ситуацию и уволилась из ОВД по собственному желанию. Ей пошли навстречу, ибо никто не хотел выносить сор из избы, именуемой следственным «острогом».
Полковника Власюка сразу же следом за ней отправили в отставку. Но и это не охладило его больное сердце. Он еще несколько месяцев встречался со своей развратной зазнобой. До первого и последнего инфаркта.
А Пучковская горевала недолго. Купила себе квартиру и устроила там притон. Как и следовало ожидать, ее зарезал один из ревнивых поклонников, неоднократно судимый гражданин Н. Он не захотел делиться возлюбленной с друзьями, а ей одного его было мало.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.