ОПАЛА РОМАНОВЫХ

ОПАЛА РОМАНОВЫХ

Имя Бориса Годунова, царя не наследственного, а вымоленного, в народе постоянно было связано с ядами. То ли характер такой у нового царя Московии был, то ли народ зряшное наговаривал. Только вот общее мнение было одно – травят в Кремле, и баста! Хотя, когда давали служилые люди подкрестную клятву новому царю, обещали не вредить ему ни ядовитым зельем, ни чародейством: «Мне над государем своим царем и над царицею и над их детьми, в еде, питье и платье, и ни в чем другом лиха никакого ни учинять и не испортить, зелья лихого и кореньев не давать и не велеть никому давать, и мне такого человека не слушать, зелья лихого и кореньев у него не брать; людей своих с ведовством, со всяким лихим зельем и кореньем не посылать, ведунов и ведуний не добывать на государское лихо. Также государя царя, царицу и детей их на следу никаким ведовским мечтанием не испортить, ведовством по ветру никакого лиха не насылать и следу не вынимать никаким образом, никакою хитростию. А как государь царь, царица или дети их куда поедут и пойдут, то мне следу волшебством не вынимать. Кто такое ведовское дело захочет мыслить или делать и я об этом узнаю, то мне про того человека сказать государю своему царю или его боярам, или ближним людям, не утаить мне про то никак, сказать вправду без всякой хитрости…»

Но Годунов-то такой клятвы не давал. В течение 20 лет Борис Годунов, потомок татарина Мурзы Четя, управлял Московией как правитель, а затем как самодержец. Один из членов польского посольства писал в Варшаву: «Годунов полон чар и без чародейства ничего не предпринимает». Но подкосил чародея голод, начавшийся в 1601 году и до самого 1604 года людей моривший. «А за то Господь покарал, что отроков невинных к иноземцам-табашникам посылал в студенты в Англию, Францию и Германию!» – кричали кликуши на площадях.

Еще когда Борис состоял при царе Федоре Иоанновиче, кротком и умом некрепким, людская молва не оставляла правителя в покое. У царя дочка родилась, а народ сразу: сын, а Годунов его подменил. Стоило царю умереть в ночь с 6 на 7 января 1598 года, как молва сразу – отравил царя Борис Годунов, и точка. В «Повести, како отомсти» (1606 г.) царь Федор умирает «от неправеднаго убивствия» Борисом. Дьяк Тимофеев называет Годунова не иначе как «раб, отравивший своего господина», а купец Иоганн Масса пишет: «Убежден в том, что Борис ускорил «смерть» Федора при содействии и по просьбе своей жены». Польский гетьман Жолкевский, говоря о смерти царя Федора в 1598 году и характеризуя Годунова, заявлял, что «он отравил и самого царя Федора». Кстати, у Федора Иоанновича, как и у его батюшки, недоброй памяти Ивана Грозного, тоже обнаружили позднее повышенное содержание ртути в останках. Так что молва и очевидцы событий, может, и не ошибались.

Послал Годунов окольничего Богдана Вельского крепость Борисов возводить в чистом поле. Возвел окольничий крепость, а потом вдруг оказался в опале. Хотя, может, и за дело – донесли Годунову, что царем Борисовским себя возгордившийся окольничий называл. А в народе сразу слух. Бельский-то, мол, своему духовнику повинился, что по наущению Годунова отравил царей Иоанна и Феодора, но совесть заговорила. А духовник тайну исповеди не сберег и патриарху рассказал, а патриарх – царю. А царь, вестимо, опалу на окольничего, да еще повелел лекарю-шотландцу красоту у Вельского изничтожить – бороду вырвать.

Да и смертоубийство царевича Дмитрия не обошлось без яда. Еще до смертоубийства от ножичка пытались опоить царевича. Англичанин Флетчер писал, что будто от яда, предназначенного Дмитрию, умерла его кормилица, хотя по другим данным она осталась жива-живехонька.

Говорили, что царевичу давали яд в пище и питье, но напрасно. Годунов даже совещание собирал с ближними и родственниками о методах устранения Дмитрия.

Кто его знает, кого там 15 мая 1591 года зарезали в Угличе – царевича или подменыша, но известно, что 19 мая ночью Афанасий Нагой, дядя царицы Марии, постучал в ворота аглицкого подворья в Ярославле и вызвал на двор аглицкого посла Джерома Горсея, своего давнего знакомого. Нагой объявил, что в Угличе по приказу Годунова зарезали царевича, что царицу-мать отравили: «У нее вылезают волосы, почти слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство». Англичанин Нагого в дом не пустил, а вместо противоядия вынес всего лишь «банку с чистым прованским маслом и коробочку венецианского териака», которые могли дать только психологический эффект. Но все же то ли лекарства помогли, то ли напутал Нагой, но очевидцы сообщали, что, произнося обвинения Годунову в смерти сына, царица Мария была энергична и здорова. Потом мучился царь Борис сомнениями – того ли ножичком пырнули и будет ли его царскому величеству блаженство на том свете?

Известен еще один случай. В 1602 году в августе появился в царстве Московском жених, которого за дочку государя Ксению засватали. Жених знатный – принц Иоанн (Ганс), сын Фредерика II Датского и брат датского короля Христиана. Красивый, молодой – двадцать лет ему было. Но то ли климат не подошел принцу датскому, то ли еще какая причина, а захворал в Москве жених и 28 октября того же года упокоился с миром. А народ сразу смекнул – это его Годунов извел, который, видя, как все полюбили Иоанна, побоялся, чтоб после не возвели его на престол вместо сына Бориса Годунова – Федора. Был еще один принц, которого хотели за Ксению сватать, но тот похитрей оказался. Сын жертвы Грипсгольмского замка, шведского короля Эрика XIV, Густав после смерти отца бежал за границу и жил в Италии, подальше от сумрачных берегов родины. В Московию Густав приехал с удовольствием, так как поиздержался, но жениться отказался. Ему родной протестантизм был ближе, а главное – любовница милее годуновской дочки. Царь с досады забрал у неудавшегося зятя богатую Калугу и дал ему на кормление разоренный следствием Углич. И несчастный князь татарский Симеон Бекбулатович, которого Грозный во времена опричнины вместо себя на престол сажал, тоже на Бориса обижался. Говорил-де, что он ослеп от выпитого вина, которое прислал ему в подарок Годунов.

Все эти слухи, ходившие вокруг дворца об отравлениях, надоели царю, и решил он сам злодеев сыскать. А искать далеко и не надо. Вот они, под боком, волками смотрят. Клан Романовых, знатный да многочисленный, каждый готов не то что яду подсыпать, но и ножом пырнуть. Нашелся, правда, честный человек, дворовый этих самых Романовых, мелкий помещик Бартенев, который казначеем служил боярским. Пришел во дворец кремлевский, да всю правду и сказал. Тут как раз на Москве кампанию развернули – за правду. Кто правду скажет, тому милость царская и прибыль большая. Вот Бартенев и сказал. А чтоб правду подтвердить, вместе с дворецким Семеном Годуновым набрал мешки разных кореньев, да и подложил Федору Никитичу Романову в кладовую. А царь Годунов за правдой окольничего Салтыкова послал. Тот дом обыскал и правду нашел. Мешки с кореньями злодейскими прямо на двор патриарха перевезли. Народ сбежался, давка, крики, все правде удивляются. Романовым слова сказать не дали, под стражу злодеев, а заразом родичей и приятелей их – князей Черкасских, Жестуновых, Репниных, Сицких, Карповых. Чуть не попался под горячую руку и мелкий прихлебатель Романовых – Григорий Отрепьев, но уцелел и скрылся. Его время еще не пришло.

Началось следствие. Ну, естественно, не без дыбы да угольев жарких. Следователем заделался князь Михаил Салтыков. Правду-то нелегко найти. Но сыскали мастера пыточные. В июне 1601 года состоялся приговор боярской Думы. Не царь судил, а сами бояре. Приговорили всех к ссылке по местам разным и удаленным. Когда везли ссыльных, то сопровождавшие их приставы говорили: «Вы, злодеи-изменники, хотели достать царство ведовством и кореньями». И древком бердыша по загривку били. Пережили эту ссылку только два брата Романовых – Федор (он же инок Филарет, будущий патриарх и отец царя Михаила) и Иван Никитичи.

А Годунову правда-то не помогла. Плохо кончил. И как молва сказывала, отравили-то Бориску, чтобы воссел на престол чудом спасенный отрок царского рода Дмитрий, а может, и не Дмитрий вовсе. 13 апреля 1605 года умер Борис Годунов, и все волнения для него по поводу «кровавых мальчиков в глазах» закончились. Скончался он внезапно, на 53-м году жизни. Сидел за столом, ел, пил, а как встал и поднялся на вышку, чтобы Москвой златоглавой полюбоваться, то почувствовал колотье и дурноту, кровь хлынула из носа, ушей и рта, полилась рекою, а лекари не могли остановить ее. «Царю Борису, вставши из-за стола после кушанья, и внезапно прииде на него болезнь можа и едва успе поновитись и постричи, в два часа той болезни и скончась». Бояре у ложа смертного спросили, не желает ли он, чтобы они присягу дали наследнику, сыну его, но Годунов успел лишь промолвить: «Как Богу угодно и всему народу». Затем у него отнялся язык. Над полумертвым царем произвели посвящение в схиму и нарекли Боголепом. Вскоре царь отошел в мир иной.

Пошли слухи, что сам царь, злодеяний своих не выдержав, яд принял. Англичанин Горсей так описывает смерть Годунова и его семьи: «Царь Борис Федорович, его жена царица, сын и дочь выпили яд, легли головами вместе, трое из них умерли сразу, а сын еще мучился, и некоторые видные люди из их семьи провозгласили его царем всея Руси Иваном Борисовичем». Но это лишь фантазия английского купца, основанная на официальной версии, придуманной близкими царевича Дмитрия. Наемник же Маржерет передает, что Годунов скончался от апоплексического удара. А вот в народе еще говорили, что изменщики во дворце отраву подсыпали. Болезнь Годунова пытались сохранить в тайне, да от народа разве что утаишь? Бориса, по его собственному распоряжению, отнесли на носилках из дворца в церковь, чтобы показать народу, что он еще жив. Но было уже поздно. Как бы то ни было, а 20 июня вступил в первопрестольную новый правитель и наступило в Московии Смутное время.

Когда же сел на престол то ли царевич, то ли беглый монах, Дума боярская, поразмыслив, приказали могилу Годунова в Архангельском соборе раскопать и труп экс-царя выкинуть. А дьяки Молчанов и Шерефединов руководили казнью царской семьи. После того как всех порешили путем удушения, боярин Василий Голицын созвал народ и объявил, что царица и царевич со страху «испиша зелья и помреша, царевна едва оживе». А когда царевна оживе, то Отрепьев ее совратиша, а потом в монастырь. По Москве же распустили слухи, что Борисова вдова не снесла пытки каждоминутного ожидания расправы: находясь в своем доме под стражей, она приготовила отраву, выпила сама и дала детям. Ксения не успела еще выпить, как увидела, что матери и брату дурно: они упали, и Ксения не стала пить. Появилось даже предсмертное письмо Федора к царю Дмитрию, где было сказано: «…Будь уверен, что мы, наша дорогая мать и сестра, для тебя пьем мы чашу смерти; будь царем с твоим потомством; ты имеешь право; будь правосуден ко врагам, любим подданными, милосерд к бедным, будь всегда счастлив». Говорили, что Дмитрий, прочитав это письмо, заливался слезами, но все эти слухи и письма были обычной пропагандистской кампанией.

В народе же пошла молва, особенно когда поляки, что пришли с царевичем, людям поперек горла стали, что жив Борис, а вместо него в могиле железное изображение ангела. А другие говорили, что точно, жив царь, а опоил Борис какого-то человека, похожего на себя, велел положить в гроб и распустить молву, будто Борис умер. Жалели царя, да поздно уже было, разгулялся в Смутное время народ не на шутку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.