Александр Тихонович Гречанинов (1864–1956)

Александр Тихонович Гречанинов

(1864–1956)

Александр Тихонович Гречанинов родился в Москве 25 октября 1864 года Он один из первых крупных русских музыкантов, пришедших в искусство из городских «низов». По его собственным словам, он впервые увидел фортепиано в возрасте четырнадцати лет. Он сам подготовился к поступлению в Московскую консерваторию. До четырнадцати лет мальчик слышал только оркестрион и гитару, а ранее всего — церковное пение и народные городские романсы.

«Родители мои были музыкальны от природы, — писал Гречанинов в автобиографии, книге „Моя жизнь“. — Мать пела не народные здоровые песни, а сентиментальные мещанские романсы вроде „Над серебряной рекой, на златом песочке“ или „Под вечер осенью ненастной“ и т. п. У отца репертуар был получше. Он часто, когда бывал дома, любил петь церковные песни, „дьячил“, как выражалась мать. По субботам всенощная, по воскресеньям ранняя обедня были обязательны не только для них, но и для нас, детей, когда мы стали подрастать. Я пел в гимназическом церковном хоре и даже был солистом. Потом я стал петь и в церкви на клиросе (в нашем приходе был любительский хор). Тогда дома появился еще дьячок-гимназист, и мы с отцом распевали церковные песни уже на два голоса»

Скопив денег на покупку гитары, мальчик научился подбирать аккомпанемент к романсам, а первое, что он подобрал на фортепиано, когда получил к нему доступ, была ектенья. В цитированном фрагменте воспоминаний примечательно скептическое отношение к репертуару матери, но именно романсы (хотя, конечно, в рафинированной, «салонной» ее форме) и церковные песнопения стали первыми жанрами, в которых композитор испробовал свои силы, а впоследствии самыми популярными жанрами его творчества.

Поскольку Гречанинову пришлось весь путь в искусство проходить самому, преодолевая сопротивление близких и самостоятельно обеспечивая свое существование, ученический период у него сильно затянулся. Консерваторию он окончил почти в двадцать девять лет; зато успел поучиться и в Москве — у Танеева, Аренского, Сафонова, и в Петербурге у Римского-Корсакова, в чьем классе композиции Гречанинов провел три года — с 1890 по 1893-й. Еще в Москве, в классе Танеева, были написаны пять романсов, которые потом приобрели широкую известность, особенно лермонтовская «Колыбельная», так что даже в статьях, посвященных 80-летию или 90-летию композитора, его именовали «автором знаменитой „Колыбельной“». Тогда же появилась и первая — несохранившаяся — «Херувимская песня». С Римским-Корсаковым у Гречанинова сложились хорошие, дружеские отношения, но «любимым учеником» Николая Андреевича Гречанинов никогда не был. Сам же он восхищался Римским-Корса-ковым беспредельно, тонко оценивал новые произведения учителя и обижался на него за некоторую холодность, которую пытался объяснить тем, что в Петербурге он, Гречанинов, не свой.

Помимо романсов и экзаменационной кантаты «Самсон», в петербургские годы (а Гречанинов оставался в этом городе еще два года после окончания консерватории) были написаны Первый квартет, получивший Беляевскую премию, Первая симфония, исполненная в Русских симфонических концертах под управлением Римского-Корсакова, и несколько очень удачных светских хоров.

Однако постоянной профессиональной работы в Петербурге для Гречанинова не нашлось, и он решил вернуться в Москву: тут у него появилась хорошая частная педагогическая практика со взрослыми и с детьми; вскоре Гречанинов начал преподавать теорию музыки в школе сестер Гнесиных и успешно сотрудничал там с детским хоровым классом; руководил он также детским хором в школе Т. Л. Беркман. Для детей Гречанинов сочинил массу высококачественной фортепианной и хоровой музыки, вплоть до опер; большей частью она основана на народных песенных темах и написана на народные тексты (сборники «Аи, дуду!», «Петушок», «Пчелка», «Жаворонок», «Курочка рябка», «Ладушки» и т. д.). Исследователи справедливо указывают, что в этой области он успешно продолжил начинания Лядова.

Первая и Вторая симфонии как бы окружают первую оперу композитора и связаны с ней тематически. Это, в общем, достаточно представительные образцы среднего «беляевского» стиля. Из них более привлекательна Первая симфония, законченная летом 1894 года на Волге. В 1896 году Гречанинов приступает к сочинению оперы «Добрыня Никитич». В «Моей жизни» читаем: «Испробовав свои силы в камерном и симфоническом стилях, я начал подумывать об опере. В те времена я очень увлекался древним русским эпосом и решил, что буду писать оперу на какую-нибудь былину. Остановился на былине о Добрыне Никитиче. Начались мои почти ежедневные посещения Публичной библиотеки и увлекательно-сосредоточенная работа в тишине уютного зала для чтения Неоднократно я видался тогда со служившим в библиотеке В. В. Стасовым и советовался с ним относительно планов будущего либретто. Закончив сценарий, я начал работать над текстом, причем старался как можно ближе быть к былинному оригинальному языку».

Поставлен был «Добрыня» в московском Большом театре 14 октября 1903 года, а до этого большие фрагменты оперы были показаны в Петербурге на концертах графа А. Д. Шереметева.

Опера получила благоприятный отзыв от Римского-Корсакова после его знакомства с клавиром: «В общем, радуюсь на оперу вашу и считаю ее хорошим вкладом в русскую оперную музыку».

В самом начале московского периода Гречанинов начал писать церковную музыку — практически одновременно с А. Д. Кастальским, и очень скоро оба они стали ведущими авторами нового направления. Тогда же, в первые годы развития этого направления, Гречанинов выступил в печати со статьей «О духе церковных песнопений», которая наделала немало шума и стала как бы манифестом новой школы. К 1910 году Гречанинов как автор церковных композиций был очень популярен в России.

Музыка Гречанинова постоянно звучала на концертах, нередко в исполнении автора. «Многописание», как бы компенсировавшее поздний приход к творчеству, было характерно для композитора на протяжении всей его жизни.

Гречанинов отличался разносторонними дарованиями: он сочинял быстро и в разных жанрах, был прекрасным педагогом, дирижером хора и оркестра, аккомпанировал, выступал в ансамблях.

Гречанинов очень гармонично вошел в музыкальную жизнь России первых десятилетий XX века. И потому, несмотря на жесткие подчас замечания критиков, жил как композитор счастливо и находил своего слушателя. Главными ориентирами в расширении художественного мира, в обогащении языка Гречанинову служили произведения Вагнера и французских композиторов. Безоглядным «модернистом» Доморощенного типа он не стал, но в сочинениях 1909–1910 годов в его музыке начали отчетливо проявляться новые мотивы. Наиболее яркое выражение они нашли в опере-мистерии «Сестра Беатриса» по Метерлинку — несколько наивном и провинциальном образце московского «модерна». Опере предшествовали написанные в новом стиле вокальные циклы. «Меня стал не удовлетворять мой несколько устаревший музыкальный язык, и я начал искать новые гармонические сочетания, — писал Гречанинов в автобиографии — Романсы мои „Сентябрь и октябрь“, „Осенние мотивы“ уже носят на себе первые признаки искания нового За „Осенними мотивами“… последовал ряд сочинений, в которых особенно ярко выявились мои новые приемы. За эту эволюцию моего творчества мне досталось достаточно-таки тогда и от друзей моей музыки, и от критиков. А ныне никто и не замечает какой-то якобы измены себе в этих моих произведениях. Сейчас это все мое, „гречаниновское“, и принимается оно как одно целое, органически связанное с моей сущностью».

В 1909–1910 годах Гречанинов завершает новую оперу «Сестра Беатрис». В 1911-м автор представил ее в Мариинский театр — отказа не последовало, но постановка из-за цензурных соображений не осуществилась. Тогда композитор предложил «Сестру Беатрису» Опере Зимина, и в октябре 1912 года режиссер П.С Оленин и дирижер И О. Палицын представили ее московской публике. Как пишет композитор, сценография вышла не слишком удачной, оркестр и певцы (кроме исполнительницы главной роли — СИ. Друзякиной) знали свои партии недостаточно твердо. Но главное, против постановки выступили московские церковные круги, усмотревшие кощунство в появлении Мадонны на оперной сцене. После второго представления опера была снята. В дальнейшем Гречанинов пытался неоднократно реанимировать произведение — например, как он сам рассказывает, в 1931 году опера была несколько раз показана в парижских салонах с певицей Е. А. Садовень в главной роли и с небольшим хором.

Без сомнения, «Сестра Беатриса» в сравнении с «Добрыней» явилась значительным событием в творчестве Гречанинова, выразив вместе с вокальными и инструментальными произведениями этого периода естественное тяготение композитора «к новым берегам». И через некоторое время это движение принесло плоды, хотя и не в жанре оперы.

Вообще же самой яркой страницей сценического творчества Гречанинова до 1917 года надо, очевидно, признать не его оперы, а музыку к «Снегурочке» Островского. Композитор подробно рассказывает о ней в автобиографии: о своих сомнениях, можно ли написать после Чайковского и Римского-Корсакова третью «Снегурочку»; об установке, которую ему дал К. С. Станиславский, — сделать так, чтобы музыка не доносилась «из оркестра», а звучала бы в самом действии и «этнографически» соответствовала эпохе и персонажам.

Этот новый и оригинальный подход к музыке в драматическом спектакле имел большой успех. Обычно цитируется в этой связи отзыв Горького в письме к Чехову: «Музыка в „Снегурочке“ колоритна до умопомрачения…» О том же писали Вс. Мейерхольд и музыкальные критики. Цитированные выше рецензии авторитетных критиков подводят некоторые итоги развития «светского» творчества композитора в период до Первой мировой войны. Февральскую революцию Гречанинов встретил, как и полагалось русскому интеллигенту, с восторгом. Он даже написал в ее честь гимн — «Гимн Свободной России», текст которого написал совместно с Константином Бальмонтом. Это был не первый опыт: еще в 1905 году Гречанинов собирал деньги в пользу семей погибших рабочих и сочинил «Похоронный марш» памяти Николая Баумана. «В этом [политическом] отношении я с гордостью могу сказать, что я всегда шел впереди всех; первый, всегда всех будоражил, первый всегда подписывал всякие резолюции и т. д.», — писал он в тот период другу.

В 1917 году отрезвление пришло скоро. После ноябрьских событий в Москве он писал: «Москва ранена, святотатственно оскорблена ее святыня. Без боли в сердце невозможно сейчас думать о Москве. Успенский собор с зияющими отверстиями в куполе, Беклемишева башня — без головы. Сильно пострадали Никольские ворота. А ужасная картина, которую представляют из себя Никитские ворота, не подлежит описанию. <…> Одно зло родит другое, и не видно конца всем ужасам. Но если меня спросить, — может быть, лучше, если бы не было мартовской революции, — я отвечу: нет. Все же сдвиг должен был произойти».

Дальше, по выражению Гречанинова, «пришли холод, голод и почти полное исчезновение духовной жизни». Тем не менее, он не потерял бодрости духа и продолжал работать: в дни большевистского восстания в Москве, под звуки выстрелов сочинялась литургия, в 1919 году была написана Скрипичная соната, в 1920-м началась работа над Третьей симфонией, в 1923-м — над Четвертой. Гречанинов зарабатывал на жизнь преподаванием, концертами-лекциями, летом вел хоровое пение в детских колониях, даже выезжал с авторскими концертами в разные города. С помощью зарубежных друзей ему удалось в 1922 году совершить путешествие в Лондон, где он получил предложение дать совместно с певицей Т. А. Макухиной несколько концертов в разных городах Европы. В октябре 1924 года в Москве отмечалось шестидесятилетие Гречанинова — в праздновании приняли участие известный церковный хор И. И. Юхова и детский хор школ Гнесиных и Беркман. Тогда же зарубежные друзья предложили Гречанинову еще одну концертную поездку.

«Уезжая за границу, — вспоминает он в автобиографии, — я не знал, останусь ли я там навсегда или вернусь обратно в Россию, а потому квартиру свою с роялем, нотной и книжной библиотекой, архивом и многими ценными для меня и дорогими вещами я оставлял все как было. Последний период времени пребывания моего в России был для меня одним из самых счастливых в смысле концертных выступлений; в Петербурге, где гак удачно и с таким успехом были исполнены мои новые квартеты, Третья симфония, цикл песен с квартетом „Мертвые листья“ и др., а также несколько удачных концертов в Москве, и среди них с особенным удовлетворением вспоминаю вечер песен и дуэтов с участием артисток Большого театра Барсовой и Обуховой, которые с незабываемым очарованием пели в этот вечер мои новые и старые песни».

Больше в Россию он не вернулся, хотя сохранял советский паспорт и, заботясь об оставшихся в России близких, старался ни в чем не нарушить лояльности по отношению к советской власти. В многочисленных письмах — к друзьям и официальных, связанных с изданием его сочинений в России, выплатой гонорара и т д., он объяснял невозможность вернуться, с одной стороны, слабостью здоровья и возрастом — своим и жены, семейными обстоятельствами — все дети Марии Григорьевны от первого брака жили за рубежом, а с другой стороны — своей невостребованностью в России как духовного композитора, автора музыки гонимой церкви. «Я часто жестоко тоскую здесь по всем близким, но как хорошо, что я здесь. В Москве за свои духовные сочинения я, вероятно, был бы лишенцем».

С 1925 по 1939 год композитор живет в Париже, а затем переезжает в США, где остается до самой смерти 4 января 1956 года.

В зарубежном периоде творчества Гречаниновым были написаны: Четвертый квартет, Второе фортепианное трио, две фортепианных сонаты, вокальные циклы «Последние цветы» (по Пушкину), три элегии на стихи Баратынского, «Римские сонеты» на стихи Вячеслава Иванова и др.

В одном из парижских писем, рассказывая о работе над инструментовкой Четвертой симфонии, совсем немолодой уже композитор спрашивает сам себя: «Выберусь ли я на свет Божий со своими инструментальными сочинениями или все это попытки с негодными средствами?» И отвечает: «Работать над большим сочинением такая радость, от которой все равно не откажусь, пускай я буду не признан как инструменталист».

Действительно, симфонии Гречанинова отличает добротность и следование традиции, несколько анахроничные для общего музыкального процесса первой половины XX века. Это вовсе не исключает признания несомненных удач, которые есть у композитора в этом жанре.

Что касается исполнений, то здесь Гречанинов не мог особенно обижаться на судьбу: все его симфонии были сыграны, причем Четвертая и Пятая, созданные за рубежом и наиболее интересные, исполнялись Нью-Йоркским оркестром под управлением Дж. Барбиролли и Филадельфийским оркестром под управлением Л. Стоковского.

Одно из своих последних крупных произведений кантату «К победе» композитор посвятил в 1943 году победам Советской Армии в Великой Отечественной войне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.