Лилии Фонтенбло – символ классической монархии

Лилии Фонтенбло – символ классической монархии

Становление Фонтенбло происходило в течение долгого периода, в точности совпадающего с «удлиненным во времени» становлением классической монархии во Франции, определяемым некоторыми тенденциозными французскими историками с 1459 по 1780 год. Но нам близка иная точка зрения, более независимая и объективная, наиболее ярко выраженная Франсуа Фюре: во Франции не бывает невинных исторических теорий, и тот, кто оценивает исторический процесс, немедленно обязан оценить его с политической точки зрения, будь то Меровинги или Революция 1789–1794 годов. «Как только она (точка зрения автора) выражена, этим уже все сказано – автор роялист, либерал или якобинец. Только при наличии такого пароля его история получает свидетельство о законнорожденности… Если всякая история предполагает некий выбор, некое заведомое предпочтение, из этого отнюдь не следует необходимость вынесения какого-то определенного мнения о предмете исследования. Подобное положение возникает лишь в том случае, когда затронута конкретная политическая или религиозная самоидентификация читателя или критика, начавшая оформляться в далеком прошлом.

Прошлое может или изменить эту самоидентификацию, или, наоборот, сохранить или даже усилить ее в зависимости от актуальности самого предмета исследования. Хлодвиг и нашествия франков были животрепещущей темой в XVII веке, потому что история искала тогда в этих событиях ключ к структуре общества своего времени… Начиная с 1789 года навязчивая идея собственного происхождения, на основе которой буквально соткана вся наша национальная история, переместилась в революционный разлом. Та к же, как великие нашествия стали… версией происхождения Франции, так и 1789 год явился новой датой рождения, нулевым годом мира, основанного на равенстве». В результате произошла «замена одной даты рождения на другую, то есть введение новой точки отсчета для самоидентификации нации». И мнение этого замечательного историка имеет непосредственное отношение к Фонтенбло, поскольку он связан именно с этой нулевой точкой отсчета, со всеми самыми важными точками истории страны, он – символ незыблемости миропорядка, символ государственного устройства Франции. Таким образом, представляется неудивительным, что резиденция французских королей стала для всей Европы символом государства. Когда говорили о Франции и ее политике, обычно употребляли слово «Фонтенбло», подобно российскому «кремль».

Ансамбль Фонтенбло

Итак, монархия проходила свой путь развития, а вместе с ней менялся и облик замка, воспринимавшего новые веяния эпох – от Валуа до Бурбонов. Прежде всего, как и сам Фонтенбло, институт французской монархии носил характер чисто сакральный. Чудесные явления, которые большинству наших современников, возможно, покажутся легендами, происходили на самом деле: мистической являлась и сама церемония коронации, и то обстоятельство, что после нее короли обретали способность исцелять своих подданных от любых болезней одним только прикосновением или же после окропления их водой.

При этом подобное врачевание было тесно связано с религиозными обрядами, предварительным ритуалом причащения в часовне замка, и большинство исследователей склонны оценивать это явление как аналогичное евхаристии и причащению вином и хлебом. То, что нам кажется невероятным, для средневекового сознания было явлением обычным, и это всегда следует помнить, особенно когда разговор заходит о Фонтенбло.

Король как покровитель народа. Французская гравюра 1759 года

Все ритуальные действия монарха проходили при непосредственном участии представителей аристократии, сотоварищей, занимающих самые высокие ранги. Именно в Фонтенбло родился незыблемый постулат классической монархии, составленный из трех компонентов (число «три» всегда было для Франции сакральным): «Единый закон, единая вера, единый король». И облик королевского замка в полной мере отражал все эти понятия. Мистическая сущность монархии органично вписывается в общую систему прочих французских символов, и Возрождение, с которым совпало время правления Франциска I, объясняет их лучше, чем в какую-либо другую эпоху. В очередной раз подтвердились такие основополагающие для Франции высказывания, которые последующие исторические события подтвердили лишний раз: «Король, корона и справедливость не умирают никогда» и «Правосудие не прерывается». У короля существовало две сущности, из которых одна – земная, человеческая, смертная, а вторая – духовная, воплощающая в себе идеал монархического института. Вместе с тем и для всей страны сделались естественными понятия, подразумеваемые в данных высказываниях: «справедливость», «сакральность» и «суверенное верховенство». Когда в Фонтенбло скончался Франциск I, его бессмертная духовная сущность была символически изображена в виде манекена, созданного Франсуа Клуэ, – облаченной в красные одеяния куклы в полный человеческий рост. Эта кукла, в точности похожая на усопшего монарха, находилась во главе траурного кортежа, на самом почетном месте. Сопровождающие процессию придворные были одеты также в красные облачения (черный цвет, традиционный для современных шествий подобного рода, отсутствовал совершенно), что подчеркивало неуместность и отсутствие скорби. Одновременно красные одежды являлись символом неумирающего правосудия и вечности королевского духовного тела в отличие от физического. Что же касается биологического родства, преемственности, передающейся от отца к сыну, то сан короля никогда не был теоретическим, обезличенным; абсолютно утверждалась мистика крови.

В понятия триединства и мистики крови включалась и преемственность трех основных династических линий французских королей – Меровингов, Каролингов и Капетингов. Этот монархический идеал в полной мере обосновывался и был связан с существованием королевского двора в Фонтенбло. Последний мыслился как единая семья, огромная «фамилия», правда, немного расширенная, что естественно, когда речь заходит о дворе в Фонтенбло, однако в нем соблюдалась семейная структура, во главе которой стоял патриарх – король. В эту же структуру входили люди, занимающие верхние этажи власти, – «дворянство шпаги», придворные, писатели, прелаты.

Единый закон, единая вера, единый король. Французская гравюра XVIII столетия

Передача власти также была впервые узаконена и осуществлялась в королевской резиденции Фонтенбло в момент смерти государя. Междуцарствие во Франции с тех пор всегда являлось временным и сводилось, как минимум, к нескольким неделям с момента кончины очередного правителя. И это тоже было символично, поскольку новый государь возрождался как феникс из пепла или как солнце, которое никогда не может перестать светить и которое если облака и заслоняют, то на очень короткое время, погасить же его никто и никогда не в силах. Сакральность во Франции, таким образом, была явлением очень органичным или, как часто принято говорить, народным, и король воспринимался как посланник Всевышнего.

Фонтенбло, воплощенный в камне символ королевской власти, строился в течение многих веков начиная со времен Средневековья. Каждый король Франции считал своим долгом внести вклад в обустройство замка, а потому Фонтенбло неоднократно обогащался корпусами и пристройками, которые, впрочем, безо всякого определенного плана пристраивались ко дворцу, и облик резиденции королевского двора постоянно изменялся. В результате возник ни с чем не сравнимый, непрерывно изменяющийся во времени шедевр архитектуры, соответствующий тому, как изменялся сам характер монархического строя страны, и можно сказать, что в этом смысле Фонтенбло в высшей степени оправдал себя как эталон незыблемой власти.

Итак, художественные стили сменяли друг друга, взаимообогащались, однако наиболее весомый вклад в создание неповторимого облика замка внесла эпоха французского Ренессанса. Во Франции принято считать, что наиболее ярким представителем Возрождения в это время стал король Франциск I.

Этот правитель относился к младшей ветви Валуа, и никогда бы ему не занять трон законно, если бы короли Людовик XII и Карл VIII имели наследников по мужской линии. Он воспитывался в семье, высоко ценившей образованность, культуру и, конечно, увлечение спортом. Допускались и шалости разного рода, и Франциск проявил себя во всех этих ипостасях в полной мере. Он никогда не мечтал о троне, являясь только возможным претендентом: его мать Луиза Савойская принадлежала к ветви, только примыкавшей к родословному древу Людовика XI, сын которого, Людовик XII, к тому же недолюбливал своего племянника Франциска. И все же история распорядилась по-другому, и «отцом народа» стал именно он.

Пьер Дени Мартен Младший. Вид замка Фонтенбло

Современники описывали Франциска как не слишком привлекательного на первый взгляд мужчину ростом в шесть футов, длинноносого, с худыми длинными ногами, однако все эти недостатки полностью искупались благодаря его подвижности, живому любознательному уму, природной щедрости и открытости. Он был одновременно и наивным, и способным на обман, предпочитал сначала говорить, а потом уже задумываться о смысле сказанного. Его интерес буквально ко всему неизведанному и новому был неисчерпаем. По натуре поэт, он изучал все новинки, отдавая предпочтение авторам прошлого. Книги читали ему постоянно, и прежде всего во время еды. Утром он разбирал дела, а оставшуюся часть дня предпочитал проводить на свежем воздухе, в основном наслаждаясь охотой в лесах Фонтенбло, возвращаясь в замок вечером, чтобы отдать должное танцам и развлечениям. Король был отличным наездником, посредственным главнокомандующим и замечательным воином, при этом совершенно чуждым жестокости.

Ф. Клуэ. Портрет Франциска I

Франциск I женился на сестре Карла V Элеоноре Португальской, что вовсе не мешало ему вести практически семейный образ жизни с герцогиней д’Этамп, которая безропотно терпела все похождения любовника, поскольку они официально одобрялись двором и, кроме того, этого требовала сама престижность королевского титула. О соблюдении королевского имиджа неустанно заботилась по правилам, достойным современного медиа-бизнеса, целая пропагандистская армия, представителями которой Франциск окружал себя неустанно, и те без устали использовали все доступные им информационные средства – печатную и устную пропаганду, скульптуру, рисунки и живопись, процветавшие в Фонтенбло. «Красивый, добрый и справедливый» – в этих словах учителя монарха, Франсуа Демулена, своего рода неоплатоновском треугольнике, заключался королевский имидж. Настоящая же любовь царила между королем, матерью, боготворившей его, и сестрой Маргаритой Наваррской. Эти женщины, властные, способные править страной по-мужски жестко, приходили на помощь монарху, когда государство лишалось правителя, как это было в тяжелый для Франциска период после поражения при Павии и его пребывания в мадридской тюрьме. Он провел в чужой стране более года и был освобожден Карлом V, будучи вынужденным принять унизительное соглашение – так называемый Дамский мир (1529).

Посредница при заключении условий Дамского мира Луиза Савойская воспринимала Франциска как своего «прекрасного принца», неотразимого божественного избранника, как воплощение земной красоты, обаятельного, что и требовалось для идеального дворянина.

Настоящий защитник династии, просвещенный гуманист Франциск I, подобно своему отцу, выбрал своим мистическим символом саламандру как образ единства и постоянства. Как известно, саламандра является легендарным существом, противостоящим злобным монстрам и поддерживающим очистительный огонь. Король объединил защищенную в доспехи саламандру с вооруженными лилиями Франции, стремясь таким образом доказать свое непосредственное родство с Хлодвигом Меровингом. Он страстно обожал Италию, хотя бы и обагренную кровью: роскошная живопись, скульптура и литература итальянского Возрождения покорили его на всю жизнь. Итальянские амбиции сопровождали французского короля непрерывно и в разных формах: активном приглашении выдающихся итальянских мастеров, работавших в королевской резиденции Фонтенбло, в неудачных итальянских походах. Наконец, проявились они и в том, что Франциск женил своего младшего сына-подростка, 12-летнего Генриха, на флорентийской принцессе, 15-летней Екатерине Медичи. Никто даже представить не мог, что пройдет всего 15 лет, и Генрих станет королем благодаря неожиданной смерти своего старшего брата. Он войдет в историю под именем Генриха II. Его брак способствовал сближению Фонтенбло и Ватикана. В переговорах с папским двором король Франции неоднократно выражал желание взять под свой контроль Миланскую область, но напрасно. Он только выяснил мнение папы: Франция не сможет существовать без Ватикана.

Любопытно, что даже итальянские войны, к которым вскоре приступил Франциск I и которые так бесславно для него закончились, свидетельствовали исключительно о его бесконечной любви к Италии, граничащей с каким-то безумным «итальянским» упрямством, тем более что границы Франции никак не расширялись к югу – только на север и восток. Однако при этом следует учитывать настроения и тенденции того времени, когда человек с культурными амбициями и желающий считаться гуманистом просто обязан был быть флорентийцем, миланцем, одним словом римлянином.

Р. Фиорентино. Единение государства

Быстро пополнялась библиотека Фонтенбло. Специально для короля Франции французские послы в Риме за огромные деньги заказывали копии с греческих рукописей. Сюда же доставлялись библиотеки из замков Луары, например библиотека Блуа, конфискованная Франциском у коннетабля Бурбона. Франциск по натуре был меценатом; он старался окружать себя талантливыми людьми, оказывал покровительство художникам, писателям. Благодаря ему выпускались произведения на греческом, древнееврейском и латинском языках. Если обратиться к работам Мишеля Монтеня, то можно убедиться: его книги пестрят цитатами на древних языках, и это также являлось результатом королевского влияния. Главным событием 1530–1540 годов стало открытие Королевского коллежа (College de France). Эта независимая ассоциация ученых была создана в пику Сорбонне, и грамотные слушатели могли найти здесь настоящее созвездие разнообразных кафедр и дисциплин. Древние языки, математика и космография преподавались в творческой манере, и таким образом демонстрировалась воля государя, желавшего вывести образование из-под церковного контроля, чем отличалась Сорбонна. Таким образом, что касается приверженности ко всему итальянскому, то эта тенденция побеждала прежде всего не на войне, а в искусстве и архитектуре, и в этой области вклад Франциска I представляется неоценимым.

Приблизительно с 1528 года в Фонтенбло развернулось широкомасштабное строительство, и эта королевская резиденция очень скоро превратилась в центр европейской культуры. Его по праву называли новым Римом. В Фонтенбло работали виднейшие итальянские мастера Россо и Приматиччо, благодаря которым в искусстве Франции привился маньеристский стиль. Король терпеливо собирал коллекцию Фонтенбло, в то время поражающую воображение своими масштабами. Так, коллекции картин включали гениальные произведения Леонардо да Винчи, Микеланджело, Понтормо, Тициана и Бронзино. Кроме Леонардо да Винчи, Франциск пригласил во Францию Андреа дель Сарто, для французского короля выполнял заказы по оформлению Фонтенбло Рафаэль, специально для этого написавший несколько картин. По заданию Франциска художники, дипломаты и политики, среди которых Гийом дю Белле и Аретино, да и сам Приматиччо, активно скупали шедевры, которые затем вывозили из-за Альп. Надменный итальянский гений Челлини много работал над украшением Фонтенбло, но до настоящего времени, к сожалению, сохранились только золотая солонка и скульптура «Нимфа Фонтенбло».

Фонтенбло. Вид на замок и Подковообразную лестницу со стороны партера

Для Фонтенбло придворным художником Жаном Клуэ был написан портрет короля, отличающийся предельной точностью, почти документальностью. В этом изображении короля Клуэ нисколько не желает льстить своему государю, и в этом изумительном портрете можно отметить и живой ум Франциска, и храбрость, и сластолюбие, в известной степени коварство и тщеславие. На портрете король предстает властным правителем и искусным политиком, человеком с тонким художественным вкусом и меценатом, чуждым скупости и больше всего ценящим роскошь и великолепие, свойственные как ему самому, так и его излюбленной резиденции Фонтенбло. Дворец, утопающий в садах, парках и лесах, во времена Франциска I представлял собой ни с чем не сравнимое жилище, достойное истинного короля. Можно с полным правом утверждать, что искусство Франции без Фонтенбло просто немыслимо, и этот замок со своим замкнутым миром превратился в центр искусств, политический и культурный центр эпохи.

На территории главного двора (Cour d’Ноneur), раскинувшегося перед замком, находился Чудесный источник, а уже от него расходились разнообразные корпуса, павильоны и службы, составлявшие ансамбль дворца. С левой стороны располагался храм во имя Святой Троицы, а напротив него – старая башня, или Большая башня, сохранившаяся еще со времен Меровингов. К парадному входу во дворец вела широкая аллея, по обе стороны которой находились по два зеленых партера. Кроме того, в XVI столетии по приказу Франциска I Большой Нижний двор украшала огромная скульптура лошади, которую по заданию короля в 1540 году вывез из Италии Приматиччо.

Конные состязания. Французская гравюра

По одной из версий, скульптура представляла собой гипсовый слепок с конной статуи императора Марка Аврелия. Потом Екатерина Медичи в 1560 году решила сделать из этой лошади памятник своему покойному супругу Генриху II. С этой просьбой она обратилась к Микеланджело, а тот порекомендовал как исполнителя заказа замечательного итальянского скульптора Даниэле да Вольтерра. Екатерина Медичи оценила работу мастера в 6 тысяч золотых экю, и тот изготовил каменную модель будущей статуи, известной нашим современникам только по гравюре. Однако, когда часть памятника решили отлить в бронзе, оказалось, что лошадь получилась просто невероятно огромной, гораздо больше, нежели памятник Марку Аврелию. Конечно, в Италии это стало настоящей сенсацией, но при этом сделалось понятно, что на этой гигантской лошади никогда не будет всадника. В Фонтенбло был доставлен только гипсовый слепок статуи да Вольтерра, который и установили на Нижнем дворе, и с тех пор он стал носить новое название – двор Белой Лошади. Через 20 лет гипсовый слепок пришел в негодность, а новый, заказанный в Риме, простоял совсем недолго, и в XVII веке пришлось от этой идеи отказаться, а название двора так и осталось. Двор был огромным, а потому именно здесь постоянно устраивались празднества и рыцарские турниры.

Уже во времена Франциска I западный фасад дворца включал пять трехэтажных корпусов. Между ними располагались корпуса пониже, отступавшие в глубину замка и объединенные общей крышей. Когда-то на первом этаже находилась низкая галерея с аркадой, но потом она была заложена.

Со времен Средневековья до нашего времени сохранились люкарны и высокие гребешки крыш дворца, дымовые трубы, украшенные резьбой, не более двух-трех высоких окон на каждом павильоне, пилястры на стенах, фронтоны либо треугольные, либо скругленные, которые так красиво смотрятся в качестве обрамления чердачных окон.

Фонтенбло. Двор Белой Лошади и замок. Гравюра И. Сильвестра

Центральная часть фасада мгновенно узнается благодаря самой высокой крыше и самой красивой лестнице замка, что ведет непосредственно на второй этаж. Представляющая собой две пересекающиеся подковы с мощной каменной балюстрадой, она неподражаема и нарядна, а свое название сохранила также со времен Средневековья. Эта широкая лестница, построенная Ж. Дюсерсо, с пологими ступенями и мягко скругленными маршами не имеет себе равных в архитектуре: когда-то по ней поднимались самые знатные всадники.

Справа от Подковообразной лестницы располагался сводчатый переход, непосредственно приводящий во Внутренний двор Источника, пересеченный длинным зданием, примыкавшим торцом к корпусам во дворе Белой Лошади. В результате два ансамбля – двора Белой Лошади и Овального двора – оказывались объединенными в одно целое. Во времена Франциска I по этой галерее переходили из одной части замка в другую, и до наших дней она называется галереей Франциска I.

Р. Фиорентино. Галерея Франциска I

Эта изящная галерея без архитектурных излишеств явилась творением Россо Фиорентино, и именно с нее началась перестройка замка Франциском I. Впоследствии, когда ее реставрировали при разных правителях и после пожара в XVIII столетии, с этой галереей обращались настолько бережно, что она дошла до нашего времени практически без изменений, являя неповторимость ренессансного облика.

Галерея Франциска I – уникальный памятник французского Возрождения, один из самых значительных в мировой культуре. Во время правления этого короля впервые в истории французского искусства появилось архитектурное строение, украшенное монументальными росписями светского характера.

Саламандра – герб Франциска I

Стены этой галереи были разделены на два яруса, при этом нижний был обшит деревянными панелями с изображением герба Франции и королевской монограммы, а верхний декорирован скульптурными рельефами и фресками. Высокие светлые окна, встроенные в стены, образовывали неглубокие ниши, и через них потоками лился солнечный свет, озаряя живопись и прекрасно рифмуясь с золотой поверхностью дубовых паркетов. Солнечным золотом отливал и потолок из орехового дерева с искусным резным орнаментом, очень органично сливавшийся с природной текстурой материала.

Фрески – практически все – посвящались военным победам Франциска I и прочим его успехам как мецената, покровителя наук и искусств, прославлению его мужества и благочестия. И все без исключения фрески украшались королевской эмблемой, повторенной бесконечное число раз, – Золотой Саламандрой в огне, символом неумирающего правосудия, неизменно сопровождавшим девиз Франциска I: «Питаю и уничтожаю».

Р. Фиорентино. Венера, наставляющая Амура

Четырнадцать фресок этой галереи, о которых написал один из своих катренов Нострадамус, представляют собой тонкую и тщательно продуманную композицию с тайным смыслом, о котором современные исследователи могут только строить догадки, и ни один дешифровщик символов пока не смог убедительно объяснить замысловатые живописные аллегории, но, как уже говорилось, мистика и Фонтенбло связаны неразрывно.

А пока современные гиды объясняют, что рассматривать фрески галереи, расписанной Россо, следует, проходя строго зигзагообразным маршрутом, слева направо. Они объясняют условные названия картин и такое же очень условное их восприятие: «Единение государства» и «Изгнание невежества» (прославление политических успехов Франциска I), «Битва лапифов с кентаврами» (победа мудрости над варварской природой человека), «Воспитание Ахилла» и «Венера, наставляющая Амура» (идеалы добропорядочности). Во всяком случае до этого времени живопись Франции еще не вдохновлялась идеями, почерпнутыми в античной классике, а теперь подобное новшество явилось признаком того, что в обществе зарождается новое мироощущение, в котором главное место станут занимать гуманисты, ратующие за свободу и просвещение.

Р. Фиорентино. Слон, украшенный геральдическими лилиями

Известно, что Россо был не только исключительно талантливым художником, но и широко образованным человеком, разбирающимся в музыке и философии, а также классической литературе, что и дало ему возможность наполнить свою живопись невероятным количеством аллегорических образов. Россо Фиорентино начал работать над фресками в Фонтенбло в 37 лет, а его творческая жизнь на родине, в Италии, началась очень рано. Он учился у выдающихся мастеров итальянского Возрождения, работал вместе с Понтормо и Андреа дель Сарто, был рекомендован Франциску I великим Микеланджело, но, как ни странно, в шеренге художников Возрождения он занимает очень скромное место. Всю свою жизнь он воспевал необычную индивидуальность, и понять его до конца не сумели ни в Риме, ни во Флоренции. В Италии он так и остался основоположником тосканского маньеризма, насквозь пронизанного трагическим и надрывным мироощущением. Оценен по достоинству художник был только во Франции. Но, надо сказать, что здесь и само искусство Россо получило новую окраску, к тому же создавалось впечатление, что именно благодаря французской почве талант художника заблистал новыми гранями. Он сроднился целиком и полностью с французской культурой, стал ее органичной частью, начал все чаще обращаться к светским сюжетам.

Благодаря необычным рамам, в которые заключал свои живописные панно художник, и сочетанию с барельефами композиции кажутся скульптурными изображениями. При изготовлении обрамлений для фресок мэтр по кличке Рыжий использовал стук – обожженный гипс, в который добавлял квасцы, клей и мраморную пудру. Фигуры, входившие в состав композиций, вылепливались прямо на месте, после чего поверхность полировали до зеркального блеска. Все эти обрамления отличаются поразительным разнообразием. Ни одно из них не похоже на другое, и каждый раз с новыми фигурами, сочетаниями и взаиморасположением образов и орнамента они создают ни с чем не сравнимый изумительный аккомпанемент к живописи. Скульптурные мотивы то служат фоном, то дополняют или объясняют живописные аллегории. Иногда кажется, что обрамления обречены на второстепенную роль, но вдруг их музыка так смело и мощно Стук врывается в общий ансамбль фресок, что понимаешь, насколько высокая смысловая нагрузка заключена в них.

Р. Фиорентино. Клеобис и Битон

И все же современный зритель может видеть только внешнюю, видимую, сторону произведений Россо. Так, он восхищается стройными фигурами, утонченными профилями и гибкими телами юноши и девушки, ставших обрамлением фрески «Венера, наставляющая Амура», и воспринимает это как гармоничное сочетание физической и духовной красоты. А при взгляде на фреску «Воспитание Ахилла» и на ее обрамление – мощных атлетов с рельефными мускулами – видят только грубую физическую силу, представленную в сложнейших разворотах. Что же касается «Изгнания невежества», то здесь показаны сатиры, козлиные головы и различные животные, которые воспринимаются современным человеком как воплощение отрицательных или порочащих человеческих качеств. При взгляде же на фигуры людей, выполненные в технике сильной лепки, на наполненные плодами корзины, тяжелые гирлянды фруктов и резвящихся путти чувствуется только радость бытия, с которым всегда связывается мировоззрение ренессансного человека.

Так оформлена галерея Франциска I – в контрасте живописных и скульптурных работ. При этом краски живописи удивительно разнообразны и по-разному звучат: то предельно напряженно, то нежно и изысканно, и каждый сюжет обладает определенным, свойственным только ему и неповторимым колористическим строем. Линии рисунков так же неожиданны: порой тонкие, и вдруг внезапно сильно передающие очертания фигур и объемы, стремительные движения, сложнейшие ракурсы, в которых даны персонажи.

Р. Фиорентино. Сатир. Стук

Кисть Россо поистине виртуозна, линия рисунка тонка и извилиста в изображении то завитка волос, то текстуры витого шнура в женской прическе, что придает живописи мастера непередаваемое очарование и изящество.

Иногда кажется, что композиции, созданные Россо, буквально переполнены фигурами, полными жизненности и энергии. Они запечатлены в замысловатых позах и сложных разворотах, а удлиненные пропорции, хрупкость и тонкость заставляют вспомнить о готических традициях в изображении человека. Причем эта хрупкость и поразительная одухотворенность далеки от бесплотности; мало того, благодаря им усиливается иллюзия пространства, уходящего в глубину, а ослепительно-белые рельефы статуй обрамления кажутся способными в любое мгновение отделиться от стены. В центре главной стены галереи находится фреска «Даная», представляющая красавицу с античным профилем и золотыми волосами, в задумчивости раскинувшуюся на подушках. Вся фреска кажется залитой солнечным золотым светом, пронизывающим и саму фигуру героини, и золотистый колорит рамы. Эта фреска создана совместно с другим итальянским мастером – Ф. Приматиччо.

Р. Фиорентино. Сатиресса. Стук

Когда-то на этом месте была фреска Россо под названием «Нимфа Фонтенбло». До настоящего времени она не сохранилась, и представление о ней можно получить только по гравюре XVI столетия. Россо изображал Венеру, расположившуюся на отдых рядом с источником (прозрачный намек на Чудесный источник Фонтенбло, начало начал, которое видится художнику прежде всего в любви). Аккомпанементом к «Нимфе Фонтенбло» служили утонченно-острые скульптуры кариатид, переходящие в консоли и сохранившиеся и по сей день. Тонкие руки сросшихся воедино трех прелестных девушек вскинуты вверх и незаметно трансформируются в витые ручки корзин, наполненных спелыми плодами – аллегориями счастья и наслаждения в духе чисто французского мировосприятия.

Ф. Приматиччо, Р. Фиорентино. Даная

В торцовых стенах галереи можно видеть еще две картины Россо – «Венера и Амур» и «Вакх и Венера», представляющие гедонистическое стремление французской аристократии к изяществу и роскоши, элитарности и богемному образу жизни. Благодаря прекрасному оформлению, созданному Россо, проходная галерея Франциска I сделалась парадным помещением королевской резиденции. Конечно, Россо трудился над оформлением галереи не один, ему помогал огромный штат помощников – и столяров-краснодеревщиков, и лепщиков, и рисовальщиков, и резчиков, и граверов. А у самого Россо, помимо росписей королевской галереи, было еще множество обязанностей. По его рисункам создавалась посуда для короля, солонки, вазы, кувшины, маскарадные костюмы для праздников и торжественных шествий, даже попоны для лошадей. Мастер работал в Фонтенбло, не зная усталости; несколько помещений он оформил в одиночку, прочие, например павильон Помоны, Нижнюю галерею и павильон Балдахинов, – совместно с Приматиччо.

Нимфа Фонтенбло. Гравюра

Франциск I очень высоко ценил Россо. Ученик Россо Вазари вспоминал, что благосклонность французского короля к мастеру не имела пределов: он назначил ему огромное по тем временам содержание – 400 скудо и подарил особняк в Париже. Как пишет Вазари, «…он был назначен главным начальником всех строений и всех живописных и других работ… он (Россо) большую часть времени проводил в Фонтенбло, где у него были свои покои и где он жил по-барски». К концу жизни Россо стал по воле короля Франциска каноником церкви Сент-Шапель в Париже. Мастер прожил во Франции девять лет, до самой смерти, и, как вспоминал Вазари, «в этой стране слава, которая выпала на долю Россо, способна была утолить жажду самого непомерного тщеславия».

Галерея, созданная Россо Фиорентино в Фонтенбло, признается не имеющей мировых аналогов, поскольку итальянский мастер придумал совершенно новый стиль, который стал именоваться французской манерой. Под этим термином искусствоведы подразумевают декоративную отделку, в которой применяется сочетание живописи, скульптуры и стукового обрамления.

Галерея Франциска I вела, как соединительный коридор, в один из корпусов, расположенных на Овальном дворе.

В Средневековье этот двор являлся замкнутым пространством, которое создавали фасады хозяйственных построек, где буквально задыхался зажатый со всех сторон главный корпус. Сейчас на этом месте находятся входные решетчатые ворота, а современный посетитель не может непосредственно пройти в этот двор, и ему остается любоваться им из окон дворца. Нынешний облик придал Овальному двору архитектор Лебретон. Именно он освободил двор от большинства строений или же, сохранив старые постройки, объединил их фасады, возвел на старых фундаментах новые здания и придал овальную форму двору. Главная примечательность Овального двора – павильон Святого Луи, по сути старый донжон. Это здание отличают мощный цоколь, стройный силуэт, античные пилястры, треугольный фронтон. Этажи, как и в Средневековье, отмечены только окнами и карнизами. Золотые ворота, являющиеся укрепленным входом в замок, Лебретон разместил в юго-западной части Овального двора.

Россо. Стуковый рельеф галереи Франциска I

Даже нашим современникам они кажутся такими же неприступными, как и тем, кто смотрел на них в XVI столетии.

Золотые ворота – это павильон, выполненный из нарядного белого камня и красного кирпича. Слегка вытянутый вверх, он как будто устремляется в небо, увенчанный островерхими крышами и лесом дымоходов, усиливает изящество, присущее всему ансамблю королевской резиденции. В средней части павильона, фасад которого четко разделяется на три части, находятся ворота под арочным сводом. Эти ворота, напоминающие античный храм благодаря пилястрам, несущим треугольный фронтон, всегда называли фасадом короны. Между этими пилястрами, как в нише, помещен бюст Франциска I, облаченного в доспехи. К сожалению, портрет, с которого делался бюст, исчез бесследно во время беспорядков 1789–1794 годов.

Павильоны Овального двора

Еще одна ценная реликвия времен Франциска I – это часы, установленные на одном из зданий Овального двора и украшенные семью скульптурами – аллегориями семи планет.

И сегодня можно услышать, как Вулкан молотом отбивает каждый час.

В целом во время правления Франциска I средневековый замок Фонтенбло стал дворцом с новым обликом, в котором гармонично сочетались весь ансамбль и его отдельные части, средневековые традиции и стройность античных ордеров, что соответствовало настроениям эпохи, и каждому было ясно, что основное предназначение излюбленной королевской резиденции Фонтенбло – служить для пышных празднеств двора и торжественных приемов, будней, которые не исключали изобилия удовольствий буквально на все вкусы, и придворные делали все возможное, чтобы, помимо уже известных удовольствий, изобретать новые.

А Франциску I все еще казалось, что его резиденция может иметь более величественный вид: ведь, как известно, совершенству нет предела, и он обратился к мантуанскому герцогу Гонзага с просьбой прислать в помощь Россо и его соотечественнику П. Тибальди талантливых живописцев и скульпторов. Наконец, к этим мастерам в 1533 году присоединился архитектор, скульптор и живописец Ф. Приматиччо, который работал вместе с Джулио Романо, украшая фресками палаццо дель Тэ. Судьба этого итальянского мастера решительным образом изменилась после работы в Фонтенбло как и у большинства его соотечественников. Пораженные красотой этого места, они обретали во Франции новую родину. Так и Приматиччо остался во Франции на 40 лет.

Вид на Золотые ворота Фонтенбло со стороны центральной аллеи

Едва Приматиччо прибыл в Фонтенбло, как у него, подобно Россо, появилось множество обязанностей. Его дар расцвел в этом удивительном месте, и прославился он прежде всего как несравненный декоратор при отделке парадных залов. Приматиччо продумывал сценарии придворных празднеств, оформлял их; делал эскизы мебели, ювелирных изделий. По поручению Франциска I в 1540 году Приматиччо отправился в Рим с целью приобретения коллекции античных скульптур. Вазари пишет об этой миссии Приматиччо: «Он накупил сто двадцать пять штук всяких бюстов, торсов и фигур». Большинство из этих произведений были вскоре отлиты мастером в бронзе. Некоторые из этих слепков, ранее украшавших Фонтенбло, в настоящее время находятся в музеях Рима и Ватикана, в частности такие шедевры, как «Нил» и «Ариадна», а другие пополнили коллекцию Лувра («Тибр», «Лаокоон», «Венера»). Бенвенуто Челлини вспоминал в своих мемуарах, с каким торжеством были встречены бронзовые отливки Приматиччо, которые сразу же после их доставки в Фонтенбло были выставлены на цоколе галереи Близнецов – королевской галереи. Франциск был необыкновенно доволен, поскольку его дворец, по словам Челлини, стал воплощением нового Рима: «Это была на едином порыве воодушевления возникшая остроумная, несколько безрассудная, необыкновенная ночная феерия. Зрелище всем представлялось волшебным, это была самая настоящая сказка, мир чудесного. Цоколь с бронзой освещался и свечами в канделябрах, и множеством факелов».

Скульптуры, созданные Приматиччо, украсили сады, в которых утопал замок, ниши, окружавшие Чудесный источник. По свидетельствам современников, придворные были в полном восторге при виде этого необыкновенного зрелища, и с этого времени при дворе стало привычным обсуждение рассматриваемых коллекций, оценивание их с разных точек зрения.

Чтобы пополнить коллекцию Фонтенбло (как оказалось, пополнять ее можно было бесконечно), Приматиччо ездил в Италию еще два раза: первый раз при жизни Франциска I, в другой раз уже по поручению Генриха II. Из первой поездки мастеру пришлось срочно вернуться: Франциск сообщил ему, что скончался Россо и, по свидетельству Вазари, «…осталась незаконченной длинная галерея, начатая по его проекту и в значительной своей части им уже отделанная лепниной и живописью».

Фонтенбло. Спящая Ариадна. Бронзовая копия с античного оригинала, IV век до н. э.

В 1541 году Приматиччо получил новое назначение организатора и руководителя всех строительных работ в Фонтенбло, а вместе с тем стал аббатом прихода Святого Мартина. Мастер завершил работы, которые начал еще совместно с Россо: в королевских апартаментах и павильоне Помоны, в покоях королевы и герцогини д’Этан, любовницы Франциска I. К сожалению, большинство фресок работы Приматиччо не сохранились до сегодняшнего времени; остались только гравюры, по которым работал художник, и каждый раз при взгляде на эти произведения поражает филигранность и необычайная изысканность живописной манеры Приматиччо. Достаточно хотя бы взглянуть на декор зала, расположенного над Большим Винтом – винтовой лестницей, его лепнину и фрески. Когда-то в этом зале жила герцогиня д’Этан. Здесь в натуральную величину мастер изобразил бюсты и маски, лиственные и фруктовые гирлянды. Длинноногие стройные девушки кажутся необыкновенно жизненными в своем бесконечном упоительном танце.

Ф. Приматиччо. Фрагмент декора Королевской лестницы

При этом каждая из этих фигур легко поддерживает свою ношу. Таковы грациозные кариатиды Приматиччо. Недаром король любил говорить, что «двор без женщин – все равно, что год без весны, а весна без роз»; потому и покои герцогини, о которой придворные говорили: «Она самая красивая среди умных и самая умная среди красивых», наполнены этой вечной весной и радостью жизни. Не менее искусно выполнены и фрески, изображающие Франциска I и Александра Македонского. Своему любимому Фонтенбло король отдал 19 лет жизни; здесь же он и встретил смерть 3 августа 1546 года, а его дело продолжил сын, новый король Генрих II. «Король умер, да здравствует король!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.