Александр Леонидович Чижевский

Александр Леонидович Чижевский

Биофизик, основоположник гелиобиологии.

Родился 26 января 1897 года в городе Цехановец (Польша).

Отец Чижевского – артиллерист, генерал-майор, во время первой мировой войны командовал артдивизионом и бригадой на Юго-Западном фронте. С 1918 года служил в Красной Армии. Начальствовал на курсах красных командиров в Калуге, где Чижевский-младший подружился с Циолковским. Эта дружба определила многие научные интересы А. Л. Чижевского, прежде всего, астрономические.

«…Астрономией я стал пылко интересоваться еще в 1906 году, – писал Чижевский в воспоминаниях, – то есть девяти лет от роду. Звезды и Солнце всегда представлялись мне сверхъестественными телами, жгучий интерес к которым не ослаб у меня и сейчас. С каким душевным трепетом я любовался звездами через свой телескоп и наслаждался дивной способностью ума познавать. Еженочные наблюдения в телескоп раскрывали мне все несказанное великолепие надземного мира. Как часто мне снились те же звезды с их живой игрой, малые и большие бриллианты золотого, рубинового, синего цвета чистейшей воды! Но как ни влекущи были мои сны, звездная действительность была еще прекраснее. И ни разу за всю свою жизнь (я позже был ассистентом астрономической обсерватории), тысячи раз прикладывая свой глаз к телескопу, я не мог спокойно смотреть на небесные тела. Даже профессиональная привычка не освободила меня от благоговения перед красотой и величием неба. Как страстно влечет и одновременно пугает звездное небо человеческую душу.

Особенно привлекало меня Солнце!

Все книги о Солнце, которые я нашел в библиотеке отца и в Калужской городской библиотеке, были мною добросовестно изучены. Все, что можно, было выписано из крупнейших магазинов Москвы и Петрограда. Запросы о книгах, выписках, правках полетели в книгохранилища разных городов. Книги Юнга, Аббота, Аррениуса сделались моими настольными справочниками…»

В 1917 году Чижевский окончил Московский археологический институт, а в 1918 году – Московский коммерческий. С 1915 по 1919 год он учился на физико-математическом, а с 1919 по 1922 год – на медицинском факультетах Московского университета. Широкое образование позволило Чижевскому преподавать сразу в Московском университете и в Московском археологическом институте.

В течение нескольких лет Чижевский был консультантом Биофизического института, а в 1925 году получил место старшего научного сотрудника лаборатории зоопсихологии, созданной при Наркомпросе РСФСР. В 1931 году он организовал Центральную научно-исследовательскую лабораторию ионизации, одновременно ведя работы в лаборатории Управлении строительства Дворца Советов.

Чижевскому принадлежат фундаментальные труды по исследованию биологической роли ионизации (естественной и искусственной) атмосферного воздуха. Он экспериментально установил факт противоположного физиологического действия ионов отрицательных и положительных, предупредительное лечебное и стимулирующее воздействие на организм отрицательно заряженных ионов, а также разработал практические способы использования этого воздействия в медицине, животноводстве, птицеводстве, растениеводстве. Сконструировав специальную «люстру Чижевского», он самостоятельно лечил больных. Судя по сохранившимся в Калуге документам, восемьдесят три пациента ушли от Чижевского с признаками несомненного улучшения.

В 1931 году важность работ Чижевского была отмечена специальным постановлением Совнаркома СССР.

Исследования по гелиобиологии – разделу биофизики, изучающему влияние Солнца на земные организмы, Чижевский начал в 1915 году.

Изучая влияние космических факторов на процессы, протекающие в живой природе, Чижевский установил четкую зависимость между циклами активности Солнца и многими сложными явлениями в биосфере, а также показал, что физические поля Земли и ее окружения обязательно должны учитываться в числе основных причин, влияющих на состояние земной биосферы. «Земля, – указывал он в книге „В ритме Солнца“ (написана в соавторстве с Ю. Г. Шишиной), – находится в сфере непосредственного влияния Солнца. Его лучистая энергия – основной двигатель всех физико-химических процессов, протекающих на поверхности планеты и ее оболочках. Понятно, что каждый взлет солнечной активности эхом прокатывается по всем „земным этажам“. Солнце пульсирует и биение пульса нашей дневной звезды передается Земле. С ним в такт меняется напряженность земного магнетизма, частота полярных сияний, радиоактивность воздуха, степень ионизации верхних слоев атмосферы, измерения радиоприема и слышимости, напряженность атмосферного электричества, циркуляции атмосферы, интенсивность грозовой деятельности, количество озона и космической пыли в воздухе, температура воздуха, воды морей и океанов, давление воздуха, частота бурь, ураганов, смерчей, количество осадков, степень и распространенность засух, высота уровня озер, изменения климата и землетрясения…»

Как установил Чижевский, солнечная активность воздействует на все земные организмы. Установлено ее влияние на рост годичных слоев деревьев, на урожайность зерновых, на размножение и миграции насекомых, рыб и других животных, наконец, на возникновение и обострение ряда заболеваний у человека и у животных.

«…В период широкого освоения Дальнего Востока в 30-х годах, – писал Чижевский в уже цитировавшейся книге, – на новостройках, леспромхозах, в таежных поселках вспыхнула тяжелая эпидемия неизвестного происхождения. Болезнь поражала в основном переселенцев, протекала мучительно, и либо убивала больного, либо оставляла после себя непоправимые пожизненные увечья. Для выяснения природы заболевания в эпидемические очаги были посланы на разведку научно-исследовательские медико-биологические экспедиции. Имена участников этих экспедиций: Л. А. Зильбера, М. П. Чумакова, А. А. Смородницева, И. И. Рогозина и др. – впоследствии узнала вся страна. Многие из участников первых эпидемиологических таежных вылазок поплатились здоровьем, а некоторые даже жизнью, прежде чем удалось установить, что в тайге свирепствует одна из разновидностей вирусного энцефалита и что переносят возбудителя от лесных животных к людям кровососущие таежные клещи. Вирус, не причиняя вреда ни кабарге, ни лосю, ни манчжурской белке – основной „прокормительнице“ клещей, у человека зачастую вызывает необратимые поражения нервной системы. До вспышки эпидемии на Дальнем Востоке клещи не вызывали подозрений у паразитологов. Никто не предполагал, что они могут быть переносчиками опасного вируса.

С тех пор прошло 30 лет (книга издана в Москве в 1969 году).

За это время клещевой энцефалит, его возбудитель, переносчики вируса, пути распространения болезни были досконально изучены и вошли во все учебники. Медицина разработала на этой основе целую систему мер профилактики заболевания, но, как ни странно, несмотря на все принимаемые меры, энцефалит не исчез. Эпидемия этого заболевания время от времени вновь вспыхивает, появляясь с удивительной регулярностью, примерно через каждые 10–11 лет, распространяясь из «эпицентра» на огромные расстояния. Ровно десять лет спустя после рассказанного случая вирус энцефалита вдруг появился в Европейской части страны и в Омской области. Еще десять лет спустя его обнаружили в таких, казалось бы, неподходящих местах, как Индия, Канада, Малайя. В Индии от энцефалита, кроме людей, страдали и обезьяны. Во время эпидемии целые стада животных погибали за несколько дней. Вспышки эпидемии, как уже говорилось, разделяли промежутки в десять-одиннадцать лет. С каждой новой волной характер болезни видоизменялся до такой степени, что в первый момент врачи даже не сразу распознавали уже знакомую инфекцию, пока лабораторные проверки не устанавливали природу возбудителя.

Странная трансформация болезни, а главное, странная, непонятная периодичность!

Удивляли и другие необъяснимые совпадения.

Так, незадолго до последней серьезной вспышки эпидемии 1957 года в Приморье лавиной хлынула белка: за один год предшествующий эпидемии, беличьих шкурок было заготовлено в 250 раз больше, чем за три предыдущих года. Зверьки шли лавиной, словно движимые какой-то неукротимой силой. Они двигались безостановочно, примерно со скоростью тридцать километров в сутки, переплывали реки, заходили даже в деревни, увлекали в свой «великий поход» давно прижившихся в окрестных лесах местных белок. Каждая белка-путешественница несла на себе тучи обсемененных вирусами клещей (на одном зверьке их насчитали 1800 штук).

В поисках научного объяснения волновой природы энцефалита два врача – Ю. В. Александров и В. Н. Ягодинский, служившие на Дальнем Востоке, отправились в тайгу на охоту за клещами – переносчиками вируса. Вооруженные вафельными полотенцами «охотники» вылавливали и собирали за день сотни паразитов, а затем проверяли в лабораториях степень их зараженности вирусами энцефалита. Добыча «клещевиков» в разные годы была далеко не одинаковой. В одни годы вирус находили почти у половины выловленных паразитов, а затем следовали годы, когда клещи по каким-то неясным причинам освобождались от вируса и самые настойчивые его поиски ни к чему не приводили. Заболеваемость людей соответствовала изменениям степени зараженности вирусами клещей и лесных животных. Многолетняя охота врачей за клещами не прошла без пользы для науки: Ю. В. Александров отыскал в тайге неизвестные разновидности клещей. Но сколько врачи ни бились, скачкообразность энцефалита на Дальнем Востоке не получала исчерпывающего объяснения.

Может быть неожиданные вспышки эпидемии связаны с массовыми миграциями белки?

Такое предположение походило на правду.

Но когда врачи сравнили ход заболеваемости энцефалитом на Дальнем Востоке с заболеваемостью в других районах СССР, то «беличья гипотеза» потеряла свою привлекательность. Кривые заболеваемости в разных, даже отдаленных районах почему-то совпадали. Выходило так, что заболевание энцефалитом на Дальнем Востоке являлось лишь частным примером какой-то более общей закономерности.

Но какой?

Степень зараженности клещей вирусами была неодинаковой в разные годы. Возможно, она как-то зависела от численности самих клещей? Урожай клещей в разные годы тоже колебался и был обусловлен, вероятно, численностью животных, на которых развиваются клещи. Размножение белки и других животных в свою очередь зависит от природной ситуации, неодинаковой в разные годы. Подобный ход рассуждений приводил эпидемиологов к выводу, что эпидемия энцефалита возникает тогда, когда в постоянно существующем природном очаге болезни складывается сочетание факторов, благоприятствующих эпидемии, т. е. создается подходящая «эпизоотическая ситуация». Но тогда почему же, недоумевали врачи, на громадной территории от предгорий Урала до Сихотэ-Алиньской тайги, очень разнообразной по своим природным условиям, возникают одновременные подъемы и спады заболеваемости? Очевидно, дело не в одном только вирусе и не только в численности клещей или в поголовье белок, в погоде или в количестве выпадающих осадков. Здесь действует какая-то более общая, главная движущая сила.

Но какая?.».

Силу эту выяснили, обратившись к работам Чижевского.

Стоило сопоставить заболеваемость энцефалитом на Дальнем Востоке в течение последних нескольких десятков лет с ходом солнечной активности за тот же период, как стала понятна скрытая взаимосвязь. Сомневающиеся вначале в научных выводах Чижевского подполковник медицинской службы Александров и майор медицинской службы Ягодинский скоро превратились в убежденных сторонников гелиобиологии.

В 1935 году казанский врач С. Т. Вельховер обнаружил метахромазию бактерий (так называемый «эффект Чижевского – Вельховера»), позволяющую прогнозировать вспышки солнечной активности, опасные для человека как на Земле, так и в космосе. Метахромазия – это особое свойство клеток и тканей, позволяющее им окрашиваться в тона, весьма отличающиеся от цвета применяемых красителей. Например, при воздействии тиазиновыми красителями основное вещество соединительной ткани, опухолевые и некоторые другие клетки живого организма окрашиваются не в синий или в фиолетовый (цвет красителя), а в красный или в розовый цвета.

Вот что писал Вельховер Чижевскому:

«…Я веду систематические бактериологические наблюдения за дифтерией.

При обработке материала я пришел ко многим поразившим меня выводам.

В вашей интерпретации дифтерии, как эпидемии, имеются два момента: зеркальность – (т. е. спад дифтерии во время подъемов солнечной активности и наоборот) – и запаздывание дифтерийного максимума по сравнению с солнечным максимумом. Ваш «принцип зеркальности», полученный статистически, совершенно неожиданно подтвердился у меня непосредственно под микроскопом. Я решил искать эту зеркальность и через три опыта понял, что имею дело с поразительно точным явлением…»

Реакция метахромазии, о которой шла речь, очень четко наблюдалась за несколько дней до появления на Солнце ярких вспышек и пятен, то есть эти реакции как бы заранее указывали на надвигающиеся изменения «солнечной погоды». Используя накопленные знания об активных процессах, протекающих на поверхности Солнца, Чижевский смело поставил вопросы прогнозирования вероятности наступления эпидемий и возрастания смертности. «Астронома, читающего эпидемиологию холеры, невольно изумляет тот факт, что хорошо знакомые ему годы солнечных бурь и ураганов вызывают столь великие бедственные явления, – писал он, – и, наоборот, годы солнечного успокоения и мира совпадают с годами освобождения человека от безграничного ужаса перед этим неодолимым невидимым врагом».

Чижевский понимал, что высказывает не совсем обычные взгляды.

«…Об исключительной мертвящей медлительности проникновения новых идей в мозг человека и рутину науки я сужу по собственному горькому опыту, – писал он. – Понадобится несколько десятков лет, прежде чем у нас отыщется общий язык с биологами. Основные возражения, которые мне делают, заключаются в следующем: нет надобности „лезть в небо за объяснением явлений, которые легко можно понять с помощью земных причин. Социальные условия – вот первопричина всех болезней. Измените их – и эпидемии перестанут существовать, хотя микроорганизмы могут сохраниться на Земном шаре“. В такой трактовке эпидемических явлений заключается большая истина. Ясно, что социальные условия обуславливают эпидемии всех видов, но суживать вопрос до такой степени, вырывать человека и микроорганизмы из естественной среды – окружающего мира со всеми его электрическими радиациями, потоками и полями – это значит впадать в грубейшую, непростительную ошибку и проповедовать мысли, ничего общего с тенденцией современной науки не имеющие. Нет, и человек и микроб – существа не только социальные, но и космические, связанные всей своей биологией, всеми молекулами, всеми частицами тел с Космосом, с его лучами, потоками и полями».

Впрочем, с пониманием отнеслись к исследованиям Чижевского Циолковский и Бехтерев, профессора Д. К. Заболотный и Г. А. Ивашенцев, доктор С. Т. Вельховер. Они всецело разделяли точку зрения Чижевского на участие в эпидемических явлениях факторов прежде всего космических. А врач М. Фор, базируясь на открытии русского ученого, организовал во Франции первую в мире «медицинскую службу Солнца», впервые в истории человечества взяв под контроль учащение внезапных смертей и обострение хронических заболеваний.

Книга Чижевского «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца» вышла в 1930 году тиражом всего 300 экземпляров. Разумеется, такое отношение к его главному делу огорчало ученого. Наверное, этими чувствами вызваны его поэтические строки:

…О, ты, узревший солнечные пятна,

с великолепной дерзостью своей —

не ведал ты, как будут мне понятны

и близки твои скорби, Галилей!

Признанием заслуг Чижевского стал в 1939 году тот факт, что он, вместе с известнейшими учеными Ланжевеном и Бранли, был избран Почетным президентом I Международного конгресса по биологической физике и космической биологии, состоявшегося в Нью-Йорке.

Сам ученый в конгрессе не участвовал.

Его постигла судьба многих советских ученых, надолго отлученных в те годы от науки.

Писатель Д. Гранин в книге, посвященной генетику Тимофееву-Ресовскому, вспоминал: «…Вдова Александра Леонидовича Чижевского, биофизика, прославленного изучением влияния солнечных лучей на жизнь на земле, рассказывала мне, как, сидя в лагере, Чижевский выпросил разрешение создать лабораторию, ставить кое-какие опыты, работать. Однажды, в 1955 году, в один воистину прекрасный день, пришел приказ о его освобождении. Чижевский в ответ подает начальству рапорт с просьбой разрешить ему на некоторое время остаться в лагере, закончить эксперименты. С трудом добился своего, ибо это было нарушением всех правил, и завершил исследование».

С 1958 по 1962 год Чижевский возглавлял Лабораторию аэроионификации при Госплане СССР.

Умер 20 декабря 1964 года в Москве.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.