Дмитрий Лаптев

Дмитрий Лаптев

Участник Великой Северной экспедиции Дмитрий Яковлевич Лаптев начал службу во флоте в 1718 году гардемарином. Три года спустя в 1721 году, его произвели в мичманы, в 1724 году — в унтер-лейтенанта в 1731 году — в лейтенанты. Столь быстрое продвижение по службе, довольно редкое в то время, свидетельствует о том, что Дмитрий Лаптев был высокообразованным, прекрасно знавшим свое дело офицером.

Вся служба Д. Я. Лаптева проходила на кораблях Кронштадтской эскадры, на которых он совершал плавания в Любек, Данциг и Архангельск Подбирая для участия в Великой Северной экспедиции опытных хорошо подготовленных к суровым дальним плаваниям офицеров Беринг внес в список ее будущих участников и Дмитрия Лаптева. В июле 1735 года Д. Я. Лаптев вместе с А. И. Чириковым прибыл в Якутск.

Здесь ему сразу же было поручено провести караван небольших речных судов с имуществом экспедиции по рекам Алдан, Мая и Юдом возможно ближе к Охотску, построить в конечном достигнутом пункте склады, сложить в них груз и с судами возвратиться в Якутск. Лаптев выполнил это задание, доведя суда до намеченного пункта — Юдомского Креста.

Первоначально предполагалось назначить Дмитрия Лаптева в отряд Беринга — Чирикова или в отряд Шпанберга. Но ко времени возвращения Лаптева в Якутск выяснилось, что отряд лейтенанта Ласиниуса проводивший опись к востоку от устья Лены, находится в бедственном поло-жении.

Питер Ласиниус, швед по национальности, был принят на русскую службу в 1725 году. Он много плавал и был знающим свое дело штурманом. В экспедицию Ласиниус вызвался добровольно. Беринг назначил его начальником отряда, который должен был описать берег от устья Лены до Камчатки. Отряд располагал построенным в Якутске ботом «Иркутск» длиной восемнадцать метров, шириной пять с половиной метров, с осадкой два метра.

Ласиниус со своим отрядом покинул Якутск 29 июня 1735 года, одновременно с отрядом Прончищева. Оба отряда 2 августа прибыли к острову Столб, расположенному в начале ленской дельты. На вторые сутки «Иркутск», пройдя Быковской протокой, достиг взморья. Еще через двое суток, дождавшись попутного ветра, Ласиниус вывел свое судно в море.

Плавание затруднялось большими скоплениями льда и неблагоприятными ветрами. Поэтому уже 18 августа Ласиниус ввел бот в устье реки Хараулах, решив здесь зимовать. Из плавника, валявшегося на берегу, команда быстро построила дом.

Рассчитывая еще на два года работы, Ласиниус решил сэкономить провиант и вдвое уменьшил рацион. Хроническое недоедание при незнании противоцинготных средств привело к массовому заболеванию цингой, которая унесла жизни тридцати восьми человек. Одним из первых умер сам Ласиниус.

Командование отрядом перешло к штурману Василию Ртищеву. Но и тот был тяжело болен, Беринг решил возвратить остатки отряда Ласиниуса в Якутск, а взамен его послать новый отряд под командованием Дмитрия Лаптева.

Перед отрядом Лаптева, кроме общих задач, были поставлены дополнительно особые задачи.

Против участка побережья, который предстояло исследовать отряду, на старых картах был показан какой-то остров, «якобы земля великая», где «бывали из сибиряков и людей видели». Поэтому начальнику отряда предписывалось подходить ко всем замеченным во время плавания островам и землям для отыскания этой «великой земли». В инструкции говорилось, что если при высадке на берег встретятся люди, то надо «с ними поступать ласково и ничем не озлоблять», узнавать у них о величине островов и о том, кому они принадлежат. Если жители пожелают «самоизвольно» принять русское подданство, их следует «наипаче приласкивать… охранение чинить, а ничем не отягощать, разве какой сами меж себя расположат и станут давать ясак».

На тот случай, если окажется, что «сибирский берег с американским сошелся и потому нельзя до Камчатки пройти», инструкция предписывала следовать насколько возможно к северу и постараться узнать, далеко ли до лежащего по ту сторону перешейка «Полуденного или Восточного моря» (Тихого океана), а потом возвратиться в Якутск и, «отрепертовав» Берингу, ехать в Петербург «с обстоятельным известием и с картою» А если «соединения американских земель» не окажется, идти до Камчатки или, в крайнем случае, до устья реки Анадырь. В случае подхода к неизвестному ранее берегу, который мог оказаться частью Америки, инструкция дословно повторяла третий пункт инструкции, данной Петром I Берингу в 1725 году при отправлении его в Первую Камчатскую экспедицию. Начальник отряда должен был идти вдоль открытого берега до встречи с европейским кораблем или до подхода к владениям «европейских государств», узнать, как называется берег, побывать на нем, нанести его на карту и выяснить, какое государство им владеет.

Всю работу следовало закончить в два года. Отряд имел в своем распоряжении тот же бот «Иркутск».

Не дожидаясь вскрытия Лены, Лаптев направил к зимовке Ласиниуса 14 человек во главе со штурманом Михаилом Щербининым «для помощи Ртищеву и его людям», а также для подготовки бота к плаванию. Когда к началу июня Щербинин добрался до зимовки, там в живых осталось всего девять человек, причем все они были больны цингой.

30 мая 1736 года Лаптев с остальной частью своего отряда вышел из Якутска на трех дощаниках, груженных провиантом. Пройдя Быковской протокой, он 25 июня вышел на взморье. Плыть дальше не позволял лед, плотно забивший весь залив Буор-Хая. Поставив дощаники в Севастьяновой губе, Лаптев отправился со своей командой к зимовке Ласиниуса пешком по берегу.

18 июля «Иркутск» был готов к плаванию, но выйти в море удалось только 29 июля, когда лед отнесло к северу. Переход в Севастьянову губу за провиантом и снаряжением чрезвычайно затянулся из-за сильного встречного ветра и льда. Только 7 августа бот подошел к дощаникам.

11 августа, пользуясь благоприятным ветром, «Иркутск» направился в море, держа курс на северо-восток.

На третий день бот достиг 73°16 северной широты на меридиане мыса Буор-Хая. Здесь был сплошной лед, пробиться через который не удалось.

Если бы Дмитрий Лаптев не стремился пробиться на северо-восток, а попробовал обойти непроходимый лед с юга, держась ближе к материку, весьма вероятно, что ему удалось бы значительно продвинуться на восток. Но он не сделал этого, так как был глубоко убежден в том, что мыс Святой Нос простирается далеко на север и заканчивается где-то в районе 76°20 северной широты, и хотел обойти этот мыс. Такое убеждение возникло у Лаптева в результате изучения старинных карт.

Плавание на кочах, по его мнению, только удлинило бы путь, не дав никакого выигрыша во времени.

Простояв во льду сутки, сжимаемый порою так, что терял управление, «Иркутск» повернул назад. На консилиуме, созванном Лаптевым, было решено возвратиться на зимовку. 22 августа бот вошел в Быковскую протоку и стал подниматься вверх по Лене. 6 сентября Лаптев привел бот в реку Борисову, впадающую в Лену на 70°40 северной широты. 8 сентября Лена стала.

Отряд построил для себя пять домиков и разместился в них. Чтобы предотвратить заболевание цингой, Лаптев распорядился готовить отвар из коры и шишек кедрового сланика. Благодаря этому больных было очень мало, и за все время зимовки умер лишь один человек.

С зимовки Лаптев послал Берингу в Якутск рапорт и решение консилиума, в котором проход морем от Лены к Колыме признавался невозможным из-за сплошного льда. По рассказам местных жителей-якутов, неподвижный лед, простиравшийся до Святого Носа, не взламывался десятилетиями.

16 августа 1737 года Лаптев выехал в Петербург, где должен был решаться вопрос о продолжении работы северных отрядов экспедиции в связи с окончанием поставленного им срока. Как известно, 20 декабря 1737 года Адмиралтейств-коллегия приняла решение довести картографирование побережья Северного Ледовитого океана до конца.

Адмиралтейств-коллегия высказала мнение, что на пути от Лены до Камчатки непреодолимых препятствий не существует. Сведения, собранные историком Миллером, подтверждали, что русские суда плавали в прошлом от устья Лены до Анадыря. Поэтому Адмиралтейств-коллегия предписала Лаптеву выбирать для плавания такое время, когда лед относит от берега к северу, а если в плавании «крайняя невозможность от льда постигнет», ожидать на месте изменения ледовой обстановки и при удобном случае немедленно следовать дальше. Кроме того, коллегия предписала Лаптеву производить в зимнее время обследование и опись устьев рек и морского побережья на еще не пройденных участках маршрута.

Адмиралтейств-коллегия обязала Сибирскую губернскую, Иркутскую и Якутскую канцелярии создать в удобных местах по пути следования отряда Дмитрия Лаптева склады с провиантом и необходимым имуществом. Одновременно коллегия потребовала исполнения предыдущих указов о постановке «маяков» и посылке геодезистов для картографирования берегов.

Обо всех этих решениях Лаптев узнал, когда добрался до Москвы. Но он считал необходимым сообщить Адмиралтейств-коллегий свои соображения по поводу дальнейшего порядка работы отряда и решил все-таки доехать до Петербурга.

Президент Адмиралтейств-коллегий адмирал Н. Ф. Головин согласился с доводами Лаптева. Было принято решение продолжать плавание только в том случае, «ежели надежда к тому морскому походу будет». В противном случае следовало, отправив судно в Якутск или поставив «где способнея», пройти сухим путем до устья Колымы, а затем к Нижне-Колымскому острогу. При выполнении работ надлежало обратить особое внимание на картографирование мыса Святой Нос, бухт, заливов устьев рек. Составленную во время похода обстоятельную карту Лаптев должен был послать из Нижне-Колымского острога в Петербург, в Адмиралтейств-коллегию, а затем отправиться с отрядом на Камчатку через Анадырский острог или иной дорогой по своему усмотрению.

С Камчатки Лаптеву предписывалось пройти морем к устью Колымы на судне, полученном от Беринга. При этом, в случае если бы Лаптев на месте увидел, что удобнее начать плавание от устья Анадыря, Адмиралтейств-коллегия разрешила ему требовать от Беринга присылки судна именно туда.

Берег от Анадыря до Колымы в то время можно было описать только с судна, так как на побережье обитали «неподданные народы, называемые чукчи, которые с имеющимися в подданстве российской державе всегда войну имеют». Лаптеву было приказано ничем не озлоблять чукчей, «показывать им приласкание» и принимать в подданство, «ежели пожелают».

Так как зимовать на побережье, заселенном воинственными чукчами, не представлялось возможным, Лаптеву предписывалось в случае необходимости возвратиться на зимовку в Анадырь и продолжить плавание в следующем году.

В плавании от Анадыря к Колыме Лаптев должен был уделить особое внимание картографированию Чукотского Носа (ныне мыс Дежнева) и острова, расположенного против устья Колымы.

Однако предусмотреть абсолютно все Адмиралтейств-коллегия не могла, поэтому Лаптеву было разрешено в случае необходимости отклоняться от полученных инструкций и поступать так, как он найдет нужным. Одновременно Адмиралтейств-коллегия обязала местные Сибирские власти выполнять все требования Лаптева.

По пути из Петербурга в Якутск у Лаптева созрел один план, о котором он сообщил президенту Адмиралтейств-коллегий в своем письме из Усть-Кута 4 марта 1739 года. Убежденный, что обойти Святой Нос с моря ему не удастся, Лаптев решил провести первую зимовку где-либо к западу от мыса и одновременно послать взятых им из Якутска плотников на реку Индигирку, впадающую в море восточнее Святого Носа. В течение зимы плотники должны были построить судно «на манер шлюпки или бота», на котором можно было бы идти морем до Колымы, а затем и к Камчатке. Вместе с тем Лаптев предполагал обойти Святой Нос во второе лето на боте «Иркутск», который должен был зимовать к западу от этого мыса…

Следовательно, Лаптев предполагал закартографировать в течение двух лет берег от Лены до Колымы, разбив его на два участка — к западу и к востоку от Святого Носа, — имея на каждом участке по одному судну на тот случай, если «Иркутск» не сможет дойти до устья Колымы.

Еще до приезда в Якутск Лаптев распорядился послать матроса Алексея Лошкина с заданием описать берег от устья Лены до Святого Носа. Лошкин по зимнему пути выехал из Якутска на Яну, от устья которой ему предстояло начать картографировать берег. Дойдя до Святого Носа, он должен был вернуться на Яну и продолжать картографировать берег в западном направлении до Лены.

В Якутск еще по зимнему пути был послан геодезист Иван Киндяков, которому поручалось картографирование реки Индигирки от ее верховьев до устья.

Лаптев из-за большого количества груза только в начале марта 1739 года добрался до Усть-Кута. Дождавшись вскрытия Лены, его суда спустились к Якутску.

Приведя в порядок бот «Иркутск», Лаптев 7 июня ушел в плавание. К 5 июля он достиг устья Лены и, пройдя Быковской протокой, вышел в море. Вскоре «Иркутск» бросил якорь в Севастьяновой губе. На море вплотную к берегу стоял лед, и продвигаться дальше было невозможно.

Во время стоянки в Севастьяновой губе на бот прибыл Алексей Лошкин, который сообщил определенное им истинное местоположение Святого Носа; это позволило Лаптеву более правильно спланировать работу отряда. Он сообщил Адмиралтейств-коллегий, что собирается зимовать на Индигирке, то есть восточнее Святого Носа.

Пока «Иркутск» стоял в Севастьяновой губе, штурман Щербинин описал мыс Буор-Хая и обнаружил идущую на северо-восток от этого мыса длинную косу, покрытую льдом.

На Быковском полуострове Лаптев, опасаясь, видимо, аварии судна, оставил деньги, 400 пудов муки, сухари и десять человек для охраны.

На борту «Иркутска» было оставлено тридцать пять человек, остальных Лаптев отправил в Якутск.

22 июля бот вошел в открывшуюся у берега полоску воды, но вскоре возвратился обратно. Полоска воды была настолько узка, что нельзя было обойти мели. Только 29 июля «Иркутск» смог снова отправиться в путь. Но уже к вечеру ветер стал крепчать, лед пришел в движение и сжал судно. Плохо пришлось бы «Иркутску», если бы к следующему утру ветер не переменился и не отнес лед от берега, освободив тем самым бот. Но продвижение вперед шло крайне медленно, так как ветер был встречным.

31 июля бот, чтобы переждать шторм, стал на якорь в устье реки Омолой. Только 4 августа Лаптев смог повести судно дальше. К вечеру того же дня «Иркутск» дошел до мыса Буор-Хая, где стоял сплошной лед, отделенный от берега узкой полоской воды. Эта полоска оказалась очень короткой, и «Иркутск», дойдя до ее конца, стал на якорь.

Вскоре подул сильный юго-западный ветер, который забил и без того узкую полоску воды льдинами, отколовшимися от «стоячего» льда. В любую минуту бот мог быть сорван с якоря и выжат льдом на берег.

Чтобы этого не случилось, Лаптев с огромным трудом провел «Иркутск» за большую льдину на мели, наиболее устойчивую.

На следующее утро ветер отогнал лед от берега, и Лаптев повел судно дальше, рассчитывая обойти косу, обнаруженную штурманом Щербининым. Но осуществить этот замысел ему не удалось. Широкая полоса воды заметно сузилась и вскоре превратилась в узкий канал.

Пришлось возвратиться обратно к мысу. Усилившийся ветер забил льдом канал, да и сам канал находился в движущемся льду. Видя, что лед может затереть судно, Лаптев направил «Иркутск» к наиболее узкой южной части канала и повел его под парусами по проходу, пробиваемому высланной на лед командой. Наконец, ледяная преграда осталась позади, и судно вошло в разреженный лед.

7 августа бот подошел к устью западной протоки реки Яны, а 10 августа — к устью восточной протоки, но войти в Яну не удалось из-за мелководья.

Между тем северный ветер нагнал лед. Пришлось укрываться за крупными льдинами, задержавшимися на мели. Только 13 августа «Иркутск» смог продолжать путь, но уже к вечеру этого дня, дойдя до мыса Чуркина, он опять оказался под угрозой сжатия. Снова пришлось укрываться ото льда и шторма.

На следующий день «Иркутск» обогнул мыс Святой Нос, и вскоре на северо-востоке был замечен остров, который Лаптев назвал островом Меркурьева. Через некоторое время на северо-северо-западе увидели другой остров. Его назвали островом св. Диомида. Теперь этих островов нет: они были сложены из ископаемого льда и растаяли.

К 17 августа «Иркутск» отошел от Святого Носа на 105 миль к востоку. Море в этом районе было настолько мелко, что когда бот шел над глубинами 2,5–3 метра, берега не было видно. Сильные восточные и северные ветры начали нагонять лед. Надо было подумать о надежной стоянке. Однако посылаемые Лаптевым шлюпки часто не могли подойти к берегу из-за мелководья, а в тех местах, куда они подходили, удобных стоянок не оказывалось. Лучшим местом для зимовки в этом районе могло быть устье реки Индигирки. Поэтому Лаптев 20 августа послал на берег матроса с якутами для отыскания устья и постановки в его районе знака.

22 августа Лаптев обнаружил, что бот идет в пресной воде, и предположил, что перед ним находится устье Индигирки. Для осмотра входа в него он отправил на единственной шлюпке лоцмана и матроса.

В тот же день поднялся сильный юго-восточный ветер, к ночи разыгрался шторм. Шесть дней отряд Дмитрия Лаптева упорно боролся со льдом. За эти дни «Иркутск» отнесло к юго-востоку, и он опять оказался на соленой воде. Посланная к берегу шлюпка не возвратилась.

В поисках входа в реку Лаптев подвел бот ближе к берегу. Район был еще не изведан, и Лаптев вел бот медленно, тщательно измеряя глубины. С наступлением темноты «Иркутск» пришвартовался к стоявшей на мели большой льдине.

За ночь матросы смастерили из бочечных обручей и просмоленной парусины две небольшие лодки, а утром, когда на море поднялось легкое волнение, разломавшее молодой лед, на берег отправился штурман Щербинин. Ему тоже не удалось найти вход в реку. Тогда Лаптев отправил его вторично, «чтобы, вышед на землю и подле земли, искал устье и жилых мест и чтоб им ко входу учинили помощь».

Мороз усиливался, к 1 сентября море сплошь покрылось льдом, который быстро утолщался. Казалось, наступила зима, но 4 сентября ветром нагнало воду, взломало лед и сняло все сидевшие на мели старые льдины. Поднявшийся шторм за пятнадцать часов отнес бот далеко в море, а затем переменившийся ветер понес судно к берегу. 7 сентября наступило безветрие, и море опять стало покрываться сплошным слоем льда.

Не имея никаких сведений ни от Щербинина, ни от лоцмана и матроса, Лаптев решил снова предпринять поиски устья Индигирки. Посланные им 10 сентября по льду на берег люди в тот же день возвратились с радостным известием: устье восточной протоки Индигирки находилось всего в четырнадцати верстах от судна. С ними вернулись и лоцман, матрос и Щербинин. Эти люди перенесли много лишений.

Не имея возможности возвратиться на бот за провиантом и теплой одеждой, они продвигались по берегу, терпя холод и голод. У двоих были отморожены ноги. В таком состоянии их нашел геодезист Киндяков, который еще зимой был послан Лаптевым из Якутска для нанесения на карту Индигирки; закончив ее, он к 31 августа выехал на взморье. Оказав помощь бедствовавшим товарищам, Киндяков поручил им показать Лаптеву вход в устье протоки, а сам отправился вверх по реке, чтобы привести с зимовий нарты, на случай если во время шторма «Иркутск» потерпит крушение.

Лаптев решил остаться в устье реки до весны. Поэтому он организовал перевозку всего провианта и имущества с судна на берег. 22 сентября к боту прибыли собачьи упряжки, приведенные Киндяковым, что значительно облегчило эту тяжелую работу.

Сразу же после высадки на берег Лаптев отправил матроса Алексея Лошкина для нанесения на карту морского берега до реки Алазеи и Голыжинской протопи дельты Индигирки, а Щербинина и Киндякова — для картографирования средней и восточной проток. Когда Лошкин возвратился, выполнив задание, Лаптев отправил его в Петербург с рапортом в Адмиралтейств-коллегию.

Лаптев, донося Адмиралтейств-коллегий о подробностях похода, сообщил свои планы на лето 1740 года. Он намеревался, если только позволит ледовая обстановка, продолжить плавание на восток «до реки Колымы, до Чукотского Носа и до Камчатки». Далее Лаптев указывал, что в случае, если ему не удастся спасти весною «Иркутск» от сжатия льдов, он построит на Колыме новое судно, а берег между Индигиркой и Колымой опишет с суши. К рапорту была приложена карта берега от устья Лены до реки Алазеи.

Лошкин добрался до Петербурга только в июне 1740 года. Адмиралтейств-коллегия, обсудив рапорт Лаптева, предписала ему поступать «усматривая по тамошнему состоянию, по наилучшему его рассуждению».

Месяцем раньше, 27 мая 1740 года, Адмиралтейств-коллегия заслушала рапорт Беринга от 30 апреля 1739 года, в котором он сообщал, что не имеет на Камчатке ни судна, ни провианта для отряда Дмитрия Лаптева. Впрочем, Лаптев и не надеялся на Беринга. В своем личном письме президенту Адмиралтейств-коллегий Н. Ф. Головину, еще не зная о содержании рапорта Беринга, он прямо писал об этом.

Во время зимовки Лаптев нанес на карту реку Хрома, мимо которой прошел отряд, следуя от Святого Носа к устью Индигирки.

22 января 1740 года на Колыму отправился на собаках Киндяков. Описав нижнее течение реки вплоть до морского побережья, он направился по нему к Индигирке, составляя по пути карту. 6 апреля он прибыл в Русское Устье, где зимовал отряд.

Выполнив эти работы, Лаптев начал готовиться к летнему плаванию.

С большим трудом заготовив лес, отряд приступил к постройке четырех судов для перевозки провианта и других грузов по морю до Колымы или Алазеи, в случае если бот не удастся сохранить.

Внимательно осмотрев стоявший во льду бот, Лаптев пришел к заключению, что поднять его на лед и передвинуть по льду к прибрежной полынье, как он рассчитывал раньше, вряд ли удастся, так как для этого не было достаточного количества леса и не хватало людей. Поэтому он решил разгрузить бот и, прорубив во льду канал до прибрежной полыньи, вывести в нее судно. К работам Лаптев решил привлечь не только весь свой отряд, но и «всех, которые вблизости реки Индигирки обретаются».

Со 2 июня весь личный состав отряда и более восьмидесяти местных жителей начали пробивать во льду канал. От бота до открывшейся к этому времени прибрежной полыньи было около 850 метров, толщина льда достигала 1,5–2 метров.

К 27 июня канал был готов, и бот выведен в полынью, но поднявшийся ветер сломал лед и понес его к берегу. Бот сдавило льдом и выжало на мель.

Несмотря на почти безнадежное положение судна, Лаптев решил не прекращать работ по его спасению. Пришлось разгрузить бот, снять мачты и подвести под корпус бота ваги (рычаги). Наконец, 11 июля «Иркутск» был снят с мели, и его начали готовить к плаванию. Лед продолжал теснить судно, приходилось непрестанно менять стоянку, укрывая бот за большими стоявшими на мелях льдинами. Только к 29 июля «Иркутск» был полностью готов к походу.

31 июля лед начал отходить от берегов, и в этот же день «Иркутск» отправился в плавание. 1 августа отряд миновал устье реки Алазеи, а 3 августа на горизонте был замечен остров, Лаптев назвал его островом Св. Антония.[15]

На следующий день «Иркутск» стал на якорь против устья средней протоки Колымы. В реку для измерения фарватера была послана шлюпка с людьми.

Дав знать о себе в Нижне-Колымский острог, Лаптев 8 августа отправился дальше на восток. Однако ледовая обстановка за это время изменилась; вскоре показались отдельные льдины, а затем бот вошел в густой плавающий лед. «Иркутск» продвигался вдоль высокого каменистого берега по узкому, местами шириной всего десять-двадцать метров, каналу. Часто большие льдины надвигались на бот, а найти убежище у приглубого и ровного берега было невозможно. На шестые сутки этого опасного плавания «Иркутск» подошел к Большому Баранову мысу.

Продвигаться дальше было нельзя, так как лед вплотную примыкал к берегу, не оставляя никакого прохода. Лаптев вынужден был повернуть обратно к устью Колымы.

23 августа «Иркутск» стал на якорь у небольшого Нижне-Колымского острога, насчитывавшего всего десять жилых домов. Здесь и пришлось расположиться на зимовку.

Осенью геодезист Киндяков начал составлять карту верховьев реки Колымы. На возвышенном правом берегу устья восточной протоки Колымы отряд построил из плавника знак, хорошо видимый с моря.

Одновременно Лаптев послал штурмана Щербинина в Анадырский острог для заготовки леса на постройку судов для плавания по Анадырю.

В следующем, 1741 году Лаптев решил предпринять еще одну попытку пройти морем от Колымы на восток. 29 июня 1741 года «Иркутск» вышел из Нижне-Колымского острога. Вместе с ботом шли две большие лодки, построенные зимой по требованию Лаптева. На каждой из них находилось по двенадцати местных казаков. 8 июля отряд прибыл на взморье. Через несколько дней льды разредились, и отряд отправился дальше. Продвижение на восток шло крайне медленно. Впереди бота плыли лодки, отыскивали во льду проходы, измеряли глубины и сигналами указывали Лаптеву правильное направление.

К 25 июля отряд снова достиг Большого Баранова мыса. Ледовая обстановка оказалась здесь такой же, как и в прошлом году: льды преграждали путь. У самого мыса не было удобной стоянки, поэтому Лаптев отвел бот и лодки немного назад.

4 августа отряд вновь подошел к мысу. Посланные вперед лодки подвижкой льда были отнесены в сторону от бота и вскоре раздавлены.

К счастью, люди успели высадиться на лед и спастись. Видя, что за мысом стоит непроходимый лед, Лаптев созвал консилиум, который, обсудив создавшееся положение, признал, что «за выше объявленными препятствиями прибыть на Камчатку невозможно», и постановил «впредь на оное море ботом не выходить». 6 августа «Иркутск» отправился в обратный путь и через несколько дней снова прибыл в Нижне-Колымский острог.

Лаптев стал готовиться к переезду на Анадырь сухим путем. Трудно сказать, знал ли он в это время, что и на Камчатке не приготовлено судно для плавания его отряда к Колыме. Судя по довольно продолжительному сроку, который прошел со времени слушания Адмиралтейств-коллегией рапорта Беринга, можно предполагать, что Лаптев знал об этом, но точных данных на этот счет нет.

Вместе с тем Лаптев, по-видимому, понимал, что если ему не удалось пройти морем от Колымы до Камчатки, то, очевидно, не удастся пройти и в обратном направлении. Вероятно, поэтому он и решил идти сухим путем от Нижне-Колымского до Анадырского острога, затем спуститься вниз по течению Анадыря и связать таким образом опись берегов Северного Ледовитого океана с описью побережья Тихого океана. Связью этих описей Лаптев хотел завершить работу своего отряда.

Такой план Лаптев наметил еще осенью 1740 года во время зимовки в Нижне-Колымском остроге и сообщил о нем в письме Н. Ф. Головину. Этим и объясняется кажущаяся двойственность в действиях Лаптева, когда он, готовясь к плаванию морем на восток от Колымы, одновременно послал Щербинина на Анадырь строить суда.

27 октября 1741 года отряд Лаптева на 45 собачьих упряжках отправился в путь. Дорога лежала вдоль правого притока Колымы — Большого Анюя. У устья реки Ангарки отряд перегрузился на приготовленные здесь для него нарты с запряженными в них оленями. Перевалив в верховье Большого Анюя через горный хребет Гыдан (Колымский) и выйдя на реку Яблон (правый приток Анадыря), отряд Лаптева 17 ноября 1741 года прибыл в Анадырский острог.

Вскоре после прибытия отряда в Анадырский острог оттуда отправился военный отряд под начальством казачьего пятидесятника Шипицына для защиты коряков от чукчей. Воспользовавшись этим, Лаптев командировал квартирмейстера Романова и бывшего поручика артиллерии Новицкого, велев им составлять карту по пути следования отряда Шипицына от Анадырского острога до устья реки Пенжины.

Сам же Лаптев занялся подготовкой к плаванию по Анадырю. Весной 1742 года отряд приступил к постройке двух больших лодок. 9 июня после вскрытия реки Лаптев со своими людьми отправился на этих лодках в путь.

Почти от самого острога Анадырь разветвляется и на протяжении более ста километров течет двумя рукавами: северный из них называется Анадырем, а южный — протокой Майной. Лаптев отправился вниз по Майне и, достигнув устья Анадыря, повернул назад, чтобы повторить картографирование. Нанесение на карту второго рукава было поручено Киндякову.

После окончания описи Анадыря работу отряда можно было считать законченной. 19 октября 1742 года Лаптев со всем отрядом выехал по зимнему пути в Нижне-Колымский острог. Оставив в остроге команду для охраны бота «Иркутск», он отправился в Якутск и прибыл туда 8 марта 1743 года. В Якутске в это время находился А. И. Чириков, принявший на себя после смерти Беринга командование Великой Северной экспедицией. От Чирикова Лаптев получил предписание немедленно выехать в Петербург для донесения Адмиралтейств-коллегий о своей работе.

В декабре 1743 года Лаптев был уже в Петербурге. Адмиралтейств-коллегия рассмотрела представленные им документы и материалы и постановила считать работу законченной. Бот «Иркутск» решено было передать местным властям, которые обязывались «содержать его под хранением тамошних служилых людей»; весь личный состав отряда поступал в распоряжение А. И. Чирикова.

Дмитрий Яковлевич Лаптев не ограничился порученным ему картографированием берегов. Вернувшись в Петербург, он написал и 2 февраля 1744 года представил Адмиралтейств-коллегии докладную записку о состоянии народностей, живущих на крайнем северо-востоке России.

В докладной записке Лаптев писал, что ему было поручено только положить на карту морской берег от устья Лены до Камчатки, но так как в том краю до него не было никого, кто мог бы увидеть недостатки в управлении краем, он считает возможным высказать свои соображения по этому поводу. Лаптев указывал, что среди живущих на Севере народностей необходимо распространить грамотность, и советовал послать туда учителей и священников.

Характерно, что Лаптев заботился о сохранении природных богатств края. Он предлагал запретить пожоги леса, раскапывание нор пушных зверей и уничтожение молодняка, что, по его словам, практиковали якуты.

В этой же докладной записке Лаптев поднимает свой голос в защиту малых северных народностей. Говоря о злоупотреблениях при сборе ясака, он отмечал, что сборщики нещадно обирают местных жителей, что сама система определения размеров дани несправедлива и приводит население к обнищанию, что ее необходимо изменить, ибо это есть самый верный способ облегчить материальное положение народов Севера. Одновременно Лаптев осуждал систему аманатов (заложников) в качестве меры для обеспечения покорности северных народностей и своевременной уплаты ими дани.

В этой же докладной записке Лаптев предлагал поощрять судоходство по Лене, считая, что для жителей низовий Лены, Яны, Индигирки и Колымы имеет первостепенное значение доставка крестьянами с верховий Лены хлеба, ниток для сетей, железных котлов, ножей, топоров и других предметов, необходимых в домашнем обиходе, для охоты и рыболовства. Еще во время пребывания в экспедиции Д Я. Лаптев был произведен в капитаны 3-го ранга. По возвращении в Петербург его назначили советником «в экспедицию над верфями и строениями», то есть в управление Адмиралтейств-коллегий, ведавшее верфями, зданиями и иными сооружениями, принадлежавшими флоту. В следующем, 1746 году Лаптев командовал одним из кораблей Кронштадтской эскадры. Осенью 1751 года Лаптева назначили секунд-интендантом Кронштадтского порта, затем он снова командовал кораблем.

В 1757 году Лаптев был произведен в контр-адмиралы и назначен младшим флагманом Балтийского флота. В апреле 1762 года он вышел в отставку в чине вице-адмирала. Дата его смерти неизвестна.

В память о Харитоне и Дмитрии Лаптевых море, простирающееся от Таймыра до Новосибирских островов, берега которого первыми исследовали Лаптевы, называется морем Лаптевых.

На северной стороне ленской дельты, несколько восточнее устья Туматской протоки, находится мыс Лаптева, названный в честь Дмитрия Лаптева. Пролив, ведущий из моря Лаптевых в Восточно-Сибирское море между материком и Большим Ляховским островом, также называется проливом Дмитрия Лаптева. В устье восточной протоки реки Колымы, на правом ее берегу, находится мыс Лаптева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.