Как Отто Скорцени американцев обманул, а войну не выиграл

Как Отто Скорцени американцев обманул, а войну не выиграл

Осенью 1944 года один из самых знаменитых диверсантов Третьего рейха Отто Скорцени был вызван в Генеральный штаб. Его принял Гитлер и сказал, что собирается поручить ему новую миссию, заявив, что «в декабре немецкая армия начнет крупное наступление, исход которого станет решающим для судьбы Германии».

«Обер-диверсант» Третьего рейха Отто Скорцени

Так Скорцени узнал о готовящемся наступлении в Арденнах, получившем кодовое название «Вахта на Рейне» (по названию старой немецкой патриотической песни). В течение нескольких предшествующих месяцев немецкое командование вынуждено было довольствоваться тем, что сдерживало вражеские армии и отбивало их натиск. Поражения следовали одно за другим, приходилось беспрестанно отходить как на западе, так и на востоке. Как писал «обер-диверсант» в своих мемуарах: «Союзническая пропаганда считала Германию уже трупом, погребение которого стало просто вопросом времени; слушая речи по англо-американскому радио, казалось, что союзники могли по своей воле выбирать день похорон». Вот эту ситуацию по приказу Гитлера и следовало переломить. По его мнению, «ни английский народ, ни американский уже больше не хотят этой войны. И следовательно, если „немецкий труп“ восстанет и нанесет на западе мощный удар, то союзники под давлением общественного мнения в своих странах, разъяренного от того, что его вводили в заблуждение, возможно, окажутся готовы заключить перемирие с этим „мертвецом“, который чувствует себя довольно сносно. И тогда мы сможем бросить все наши дивизии, все наши армии на восток и за несколько месяцев покончим с этой жуткой угрозой, которая нависла над Европой».

Частям, находящимся под командованием О. Скорцени, был поставлена задача – захватить в качестве передового отряда один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Сделать это предписывалось с помощью хитрости: все диверсанты должны были переодеться в форму противника. Небольшие группы, одетые в английскую и американскую форму, должны были также сеять всяческое смятение в рядах противника: отдавать ложные приказы, создавать помехи для связи и т. п. По международным военным законам, человеку, одетому во вражескую военную форму, запрещалось только применять оружие. Маленькие диверсионные группы в случае захвата противником могли быть обвинены в шпионаже и соответственно осуждены. Людям же Скорцени было рекомендовано надеть под вражескую форму свою, что могло их спасти от серьезных последствий, если они попадут в плен.

Генерал Йодль, с которым было предписано обсудить детали операции, попросил в кратчайший срок представить ему список личного состава и техники, которые могут понадобиться. Он также сообщил, что Генеральный штаб направит во все части приказ предоставить в распоряжение Скорцени офицеров и солдат, говорящих по-английски. Как отмечал позже Скорцени, «этот приказ потом явился великолепнейшим образцом промашки в отношении секретности предстоящих действий – промашки, допущенной высшими чинами немецкой армии. Несколько дней спустя я получил копию этого приказа. Когда я его прочитал, то чуть не упал в обморок. Подписанный одной из самых больших шишек Генштаба, снабженный грифом "Секретно", этот шедевр заключал в себе примерно такие пассажи: "Всем частям вермахта: определить до… октября 1944 года всех офицеров и солдат, говорящих по-английски, добровольно готовых к выполнению особого задания. Направить в Фриденталь, под Берлином, для включения в диверсионный отряд подполковника Скорцени"».

«Обер-диверсант» был в ярости. Конечно, вражеские спецслужбы не могут не заинтересоваться подобным приказом. И действительно, меньше чем через неделю документ стал известен американской разведке (которая, однако, не предприняла по этому поводу практически никаких шагов). Операцию можно было считать проваленной, о чем Скорцени и заявил командованию. Но об этом побоялись доложить Гитлеру, и операцию продолжали готовить. Но все пошло не так, как задумывалось.

До начала наступления оставался месяц и несколько дней. По всем оценкам, было совершенно невозможно за этот срок подготовить людей для выполнения спецзадания. Оставалось только импровизировать и надеяться на чудо.

Однако чудо заставляло себя ждать. Скорцени вспоминал: «Вообще говоря, считается, что мы – бронетанковая бригада, но на самом деле это напыщенное название – просто блеф. Мы это скоро узнаем. Едва мы направили в техническую службу нашу первую заявку на оснащение, как нам ответили, что трофейные танки из расчета на целый полк нам выделить вряд ли смогут. Возможно, их хватит на батальон, но это еще надо посмотреть. Неважное начало!.. Есть еще бесконечные списки, включающие вооружение, боеприпасы, транспортные средства, форму, предметы снаряжения. Уже мы сами начинаем пугаться от мысли, что все это придется раздобыть за несколько недель. Ибо, начиная с тяжелого танка и кончая воинской формой, все это должно изыматься из трофеев, захваченных у противника. А наши запасы союзнической материальной части и не могут быть значительными. В течение последних месяцев наши армии только и делали, что отступали, не имея возможности предпринять крупномасштабную наступательную операцию, которая бы позволила нам захватить достаточно трофеев».

Тем не менее, Скорцени с легкостью получил одобрение своего проекта формирования бригады вместе с обещанием, что Генеральный штаб поддержит все его запросы по материальной части. Он сразу же попросил «одолжить» трех опытных командиров батальона, а также придать ему в дополнение к добровольцам еще и несколько однотипных частей вермахта, которые бы послужили основой для спешно создаваемой бригады. И тогда ему присылают «троих очень способных подполковников», а немного позже – два батальона парашютистов люфтваффе, две бронетанковые роты вермахта и роту связи. Эти части пополнят обе роты «особых частей» и уже имеющийся батальон парашютистов. А вот далее происходит следующее: «Остается решить проблему с добровольцами, говорящими по-английски. Когда примерно через неделю после распространения – и это слово не слишком сильное – знаменитого "секретного приказа" в Фриденталь прибывают первые сто добровольцев, на меня нападает ужасная тоска. Мне хочется послать все к дьяволу. "Преподаватели" пытаются распределить этих добровольцев на три категории согласно уровню их знаний английского. И вот категория № 1, включающая солдат, говорящих бегло и без акцента по-английски или, еще лучше, на американском сленге, никак не хочет разрастаться. Нам нужны в этой категории сотни людей, а мы в день едва находим одного или двух, которых можно туда зачислить».

Сам Скорцени признавался, что и его английский оставлял желать лучшего, но уровень владения этим языком тех, кого ему присылали, привел его ужас: «И вот однажды знакомлюсь с молодым офицером-авиатором, который хочет быть зачислен в категорию № 1. Я совершенно естественно задаю ему вопрос: "Give me your story about your last duty, please (Расскажите мне, пожалуйста, о вашей службе в последней должности)". Бедный парень смущается, колеблется, а затем бросается напролом: "Yes, Heir Oberstleutnant, I "became" my last order before five month” (Да, герр подполковник, я «стал» мой последний приказ перед пять месяцев)". Затем новые колебания, и вот он поспешно добавляет по-немецки: "Если позволите, я объясню вам это на своем родном языке."»

Как говорится, комментарии излишни. Когда по истечении двух недель отбор добровольцев завершился, то результат оказался ужасен: в первой категории набралась всего-навсего дюжина людей, в основном бывших моряков. Они же составляли и большую часть второй категории. Эта вторая, состоящая из людей, которые говорят более или менее бегло, насчитывает 30–40 человек. Третья категория (солдаты, которые могут «объясниться» на английском) – уже более многочисленна – примерно 150 человек. Категория № 4 состояла «из парней, которые не до конца забыли то, чему их учили в школе», – их примерно двести. Остальные же знали только, как сказать «да» и «нет». Поэтому Скорцени «вынужден создавать бригаду глухонемых, ибо, зачислив 120 лучших "лингвистов" в роту управления, исчерпал их запас». Итак, приходилось присоединиться к обратившимся в бегство американским колоннам и при этом не разжимать зубов. Чтобы хоть немного выправить эту плачевную ситуацию, людей из второй категории отослали в школу переводчиков и в лагерь американских военнопленных. Но поскольку эти «курсы» длились всего неделю, то польза от них была минимальна.

Основная же масса подчиненных «обер-диверсанта» не понимала по-английски ни единого слова. Им просто вдолбили в голову несколько крепких ругательств Джи-Ай вместе со значениями «yes», «no», «O.K.». В дополнение к этому в течение всего дня они повторяли основные команды, используемые в американской армии. «Вот и все, – писал Скорцени, – чем мы можем заъмаскировать нашу бригаду с точки зрения лингвистики».

С остальным оснащением было еще печальнее. Вскоре стало понятно, что просто неоткуда взять требуемое количество американских танков. В день наступления прислали два танка «Шерман», причем один из них встал, пройдя всего несколько километров. Попытки замаскировать под американские танки немецкие «Пантеры» не удались. Такой маскировкой можно было обмануть только самых зеленых новобранцев и только в сумерках. Были присланы английские и американские автомобили. Но использовать английские было невозможно, так как наступать предполагалось на участке действия американских войск. Предполагалось использовать джипы, которые имелись в немецких войсках в достаточном количестве, но владельцы машин проигнорировали приказ и не отдали их диверсантам.

С вооружением было еще хуже. «У нас ровно пятьдесят процентов необходимых нам американских винтовок плюс несколько противотанковых орудий и гранатометов, для которых у нас, однако, нет боеприпасов. Однажды мы все-таки получаем несколько вагонов американских боеприпасов, но на следующий день они взрываются. За исключением роты управления, все части получат, таким образом, немецкое оружие».

Далее диверсанты должны были надеть форму противника, причем она должна была выглядеть точно по уставу, так как неуставная форма сразу же привлечет внимание военной полиции. Однажды прислали огромное количество одежды, но это оказалась английская форма! Затем привезли вагон шинелей. Но американские солдаты носили исключительно полевые куртки! Наконец были получены куртки, но на них был треугольник военнопленного. Для командира бригады и то удалось раздобыть только один пуловер американской армии. Наконец, все же удалось одеть всех так, чтобы они были похожи на американских солдат. Большие надежды возлагались на то, что в ходе операции удастся разжиться необходимыми трофеями.

Пока готовилась операция, в целях сохранения секретности была даже приостановлена доставка и отправка почты. Зная, что Скорцени всегда поручают что-нибудь серьезное, о целях операции ходили самые невероятные слухи. Одни утверждали, что знают из надежного источника, будто бригада пройдет по всей Франции, чтобы освободить гарнизон, осажденный в Бресте. Другие считали, что предстоит снять осаду с защитников Лорьяна. Они видели – своими собственными глазами – планы, которые должны позволить проникнуть в эту крепость. Версий было великое множество. Один из офицеров заявил, что целью операции является захват союзнического штаба в Париже, и даже предложил свой план действий. Как потом стало известно, союзники некоторое время действительно проявляли пристальное внимание к случайно упомянутому в разговоре парижскому кафе. Командование решило не опровергать ни одно из предположений и демонстрировать раздражение осведомленностью своих подчиненных, надеясь, что иностранные разведки не смогут переварить такой поток информации.

Но вот худо-бедно приготовления были закончены, диверсантов отучили демонстрировать немецкую военную выправку, доставать сигареты по-американски и жевать жевательную резинку. Операция началась, и, к удовлетворению Скорцени, даже удалось добиться некоторых успехов, правда, самому «обер-диверсанту» Гитлер запретил лично появляться на фронте. Американское радио в Кале говорило о раскрытии огромной сети шпионажа и диверсий в тылу союзников – и эта сеть, по их словам, подчинялась полковнику Скорцени, «похитителю» Муссолини. Американцы даже объявили, что захватили более 250 человек из его бригады. Любого рыжеволосого солдата могли заподозрить в том, что он переодетый немец. Союзническая контрразведка даже арестовала некоторое количество настоящих, ни в чем не повинных американских солдат и офицеров. Один американский капитан обнаружил в одном французском городе сундучок немецкого офицера, откуда взял пару сапог. Поскольку чисто случайно они подошли ему по размеру, то он и носил их каждый день. Но военная полиция, бросившаяся ловить шпионов, обнаружила это и сделала вывод, что капитан был шпионом. В результате несчастного арестовали. Два молодых лейтенанта США, прибывшие во Францию в декабре 1944 года, были однажды приглашены к одному командиру части, уже привыкшей к жестоким фронтовым условиям. Любезные и вежливые, эти два молодых офицера, естественно, посчитали, что должны как-то выразить свое восхищение едой, которая, однако, состояла из одних консервов. Эта похвала вкупе с их незапятнанной, новенькой формой сразу же навели на них огромное подозрение, да такое, что срочно была вызвана военная полиция, которая вытащила их из кресел и препроводила в тюрьму. Ибо ветераны, испытывавшие к консервам невероятное отвращение, никак не могли поверить, что настоящий американец мог найти для такой пакости слова похвалы.

Считая, что Скорцени способен на самые страшные злодеяния и на самые дерзкие замыслы, американская контрразведка сочла необходимым принять исключительные меры предосторожности для обеспечения безопасности союзнического верховного главнокомандования. Так, генерал Эйзенхауэр очутился на несколько дней в заточении в собственной ставке. Ему пришлось разместиться в домике, охраняемом несколькими кордонами военной полиции. Вскоре генералу это надоело, и он попытался всеми способами отделаться от этого надзора. Контрразведке удалось даже найти двойника генерала. Каждый день ложный главнокомандующий, одетый в генеральскую форму, должен был садиться в машину своего командира и отправляться в Париж, чтобы привлечь к себе внимание «немецких шпионов».

Маршал Монтгомери в течение всего наступления опасался, что военная полиция его арестует и примется допрашивать. Дело в том, что какой-то милый фантазер распустил слух, будто один из членов «банды Скорцени» занимается шпионажем, переодевшись в форму британского маршала. Поэтому военная полиция тщательно изучала внешний вид и поведение всякого британского генерала, передвигавшегося по Бельгии.

Хотя в целом для Германии наступление в Арденнах обернулось разгромом, некоторые эпизоды Скорцени счел «забавными» и с удовольствием пересказал в своих мемуарах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.