Бумажный змей (Джон Ло)

Бумажный змей (Джон Ло)

Место действия: Франция.

Время действия: XVIII век.

Отец инфляции, волшебник кредита, романтик банковского дела, авантюрист и пророк — так говорили о человеке, который в XVIII веке сначала превратил Францию в самую процветающую, а затем — в самую нищую страну Европы. Его первая биография вышла еще при жизни и вскоре была переведена на все европейские языки. Во Франции его называли Жан Ласс. В других странах он больше известен как Джон Ло.

В 1715 году умер Людовик XIV. В наследство правнуку, Людовику XV, он оставил роскошный Версаль и совершенно пустую казну, которая не могла платить даже проценты по госдолгу. О его погашении не могло быть и речи. Поскольку новому королю было всего семь лет, поиском выхода из кризиса занялся принц Филипп Орлеанский, человек неглупый, но легкомысленный и ленивый. Он не придумал ничего лучшего, как провести что-то вроде девальвации. Старые серебряные и золотые монеты были изъяты из обращения, а взамен выпущены новые — того же номинала, но с пониженным на 20 % содержанием драгоценного металла. Были приняты суровые меры против неплательщиков налогов. Один налоговый откупщик был даже казнен за злоупотребления. Его имущество конфисковали. Но в казну попало не более половины денег, полученных такими способами, — остальные присвоили приближенные принца. Финансовые трудности нарастали, хозяйство страны окончательно пришло в упадок. И тут в приемной регента появился Джон Ло.

Ло родился в 1671 году в Эдинбурге, столице Шотландии. В 1683 году его отец, ростовщик и золотых дел мастер, купил небольшое поместье и получил титул дворянина. Это открыло Джону двери светских салонов. Имея привлекательную внешность и изысканные манеры, он, как заметил один из его тогдашних приятелей, быстро «познакомился со всеми видами распутства». Когда Джону исполнилось двадцать, он счел Эдинбург слишком провинциальным и перебрался в Лондон, где и получил прозвище Красавчик. Одно из его любовных похождений закончилось дуэлью: в апреле 1694 года Ло убил противника, был арестован и приговорен к смертной казни. Но бежал из тюрьмы, спрыгнув с башни высотой 10 метров. Далее его путь лежал в Амстердам.

Еще в Лондоне Ло занялся спекуляциями с картинами старых мастеров, драгоценностями и ценными бумагами. О его талантах ходили легенды. В Амстердаме Джон стал еще и теоретиком. Он внимательно изучил работу крупнейшего в Европе Амстердамского банка и выпустил книгу «Деньги и торговля, рассмотренные в связи с предложением об обеспечении нации деньгами». Ее основная идея состояла в том, что главная причина экономического застоя — нехватка денег. Поэтому Ло предлагал дополнить обращение золотых и серебряных монет бумажными деньгами — банкнотами особого, лучше всего государственного банка. Реализовать эту идею на практике он предлагал Шотландии, Англии, Савойскому герцогству и Генуэзской республике, но востребована она оказалась лишь во Франции.

Филипп Орлеанский как за соломинку ухватился за проект шотландца, и в мае 1716 года Ло получил патент на открытие акционерного банка с правом выпуска бумажных денег. Хотя это был не государственный (как того хотел Ло), а частный банк, его банкноты принимались в уплату налогов. При этом Ло объявил, что они будут свободно размениваться на звонкую монету по их реальной стоимости на дату выпуска. Иными словами, банкноты были застрахованы от возможного уменьшения содержания драгоценного металла в монетах. Бумажные деньги становились даже более твердыми, чем золотые и серебряные.

Ло направлял их в промышленность и торговлю, ссужая под более низкий процент, чем парижские ростовщики, и очень скоро Франция вздохнула с облегчением. Умиравшая торговля начала быстро поднимать голову. Налоги уплачивались регулярнее. Восстанавливалось доверие к государственным облигациям. Банкноты Ло нередко ценились дороже золотых монет. А его банк открывал все новые отделения в крупных городах Франции.

Еще в декабре 1715 года Ло писал регенту: «Банк — не единственная и не самая большая из моих идей. Я создам учреждение, которое поразит Европу изменениями, вызванными им в пользу Франции». Через полтора года стало ясно, о чем шла речь. О компании, занявшейся освоением бассейна реки Миссисипи, который принадлежал Франции и назывался Луизианой (по имени короля Людовика, или Луи XIV). Подобные компании уже действовали в Англии и Голландии, но проект Ло имел одну важную особенность. Он предложил создать не объединение узкой группы купцов, поделивших между собой паи, а акционерную компанию, чьи акции предназначались для продажи самому широкому кругу людей и могли свободно обращаться на бирже.

В августе 1717 года Миссисипская компания приступила к размещению 200 тыс. акций. При этом Ло предложил любому желающему заключить с ним своего рода срочную сделку: через шесть месяцев он обещал купить 200 акций, которые при первичной подписке продавались по 250 ливров, по номиналу — 500 ливров, сколько бы в тот момент они ни стоили на рынке. Зная по опыту работы банка, что Ло слов на ветер не бросает, желающие нашлись быстро. Через шесть месяцев цена акций в несколько раз превысила номинал и Ло положил в карман огромную прибыль. Но теперь лишняя сотня тысяч ливров не имела для него значения. Его интересовало расширение деятельности компании. Вскоре она получила монопольные права на торговлю с «обеими Индиями» и была переименована в Индийскую компанию. Это подхлестнуло спрос на акции.

На новую эмиссию — 50 тыс. акций — поступило 300 тыс. заявок. Дом Ло, который лично распределял акции, осаждали толпы желающих приобщиться к богатствам Миссисипи. Некоторые пытались проникнуть в его кабинет через печную трубу. Одна дама приказала перевернуть коляску около его дома, чтобы выманить Ло на улицу. Его секретарь нажил огромное состояние на взятках от просителей, часами ожидавших аудиенции. В его приемной можно было встретить герцогов, маркизов, графов. Просители осаждали Ло даже на светских раутах. Однажды, сидя в окружении знатных дам, Ло стал ерзать на стуле и в конце концов признался, что хотел бы выйти по нужде. Дамы потребовали, чтобы он просто зашел за ширму, не покидая их.

Такой же ажиотаж царил и на вторичном рынке акций Индийской компании. На улочке Кенкампуа, где находился дом Ло, стихийно образовалась биржа — по сути, первая фондовая биржа в мире. Сапожник, которому посчастливилось иметь здесь мастерскую, получал 200 ливров в день, сдавая в аренду убогое помещение и предоставляя клиентам бумагу с письменными принадлежностями. Раньше он зарабатывал такие деньги за месяц. Некий горбун обогатился лишь на том, что подставлял свой горб, когда требовалось подписать документы купли-продажи. Вскоре Ло купил роскошный особняк и перебрался туда. Переехала и биржа. Причем Ло устроил все так, чтобы акции компании продавались только здесь. Рядом с особняком было сооружено около 500 павильонов для профессиональных торговцев акциями, которых теперь мы называем брокерами.

Между тем курс акций все повышался. Один богач, будучи болен и получив информацию об утренних ценах — 8 тыс. ливров за акцию, послал своего секретаря продать 250 акций. Пока тот добирался до биржи, курс вырос до 10 тыс. Он продал акции, доставил хозяину деньги, а разницу — ни много ни мало 500 тыс. ливров — оставил, разумеется, себе и бесследно исчез в тот же день. Но такого рода кражи не идут ни в какое сравнение со случаем, который привлек внимание всей Франции.

Граф д’Орн, известный своей беспутной жизнью, попросил брокера продать ему крупный пакет акций и назначил свидание в небольшом трактире. Здесь граф появился в компании с двумя уголовниками, которые нанесли брокеру несколько ударов кинжалами и попытались скрыться. Одному из убийц это удалось, но граф и его второй сообщник были схвачены, судимы и приговорены к смертной казни через колесование. Родственники д’Орна бросились спасать его. Но в дело вмешался Ло, настоявший на том, что закон должен соблюдаться независимо от знатности преступника. Тогда родственники попросили заменить позорное для знатного дворянина колесование почетным отсечением головы. Однако Ло вновь рекомендовал не делать разницы между сословиями. В итоге графа колесовали, а авторитет Ло среди простонародья резко вырос. Курс акций — тоже. Он достиг 15 тыс., а затем и 20 тыс. ливров за штуку.

По мере того как рос курс акций Индийской компании, повышалось и благосостояние французов. Никогда еще в Париже не продавали столько предметов роскоши. Статуи, картины, гобелены, которые раньше были привилегией аристократов, теперь попадали в дома людей среднего класса. Огромным был спрос на ювелирные изделия. Филипп Орлеанский, член правления Индийской компании и президент банка, за 2 млн ливров купил знаменитый бриллиант, позже получивший название «Регент». Разумеется, обогатился и Ло. Он купил два поместья и вел переговоры о покупке третьего, которое должно было дать ему титул маркиза. В январе 1720 года регент назначил его генеральным контролером (министром) финансов Франции. Но как раз в это время над его детищами начали сгущаться тучи.

Увлеченный Индийской компанией, Ло отчасти выпустил из рук управление банком, который тем временем был переименован в Королевский банк Франции и, по сути, стал центральным банком страны. Он выпускал бумажные деньги и выдавал ими ссуды. Эти ссуды с некоторых пор шли только на покупку акций Индийской компании. Та, в свою очередь, размещала все новые и новые выпуски акций, выкупала на вырученные средства гособлигации и в конце концов стала крупнейшим и чуть ли не единственным кредитором казны. Это устраивало регента, который требовал все новых выпусков банкнот. Его логика была убийственно проста: если после выпуска 500 млн ливров результат оказался так хорош, то почему бы не выпустить еще столько же?

Но так думали далеко не все. Принц де Конти отправил в банк груз банкнот и потребовал обменять их на монету. Ло бросился к регенту, и тот попросил родственника отказаться от своего требования, как бы законно оно ни было. Этот случай получил широкую огласку, но, к счастью для Ло, де Конти был известен своей мелочной скупостью и не пользовался популярностью у населения. К словам же менее знатных, но не менее предусмотрительных людей до поры до времени никто не прислушивался. А между тем таких людей становилось все больше и больше. Купец Вермале скупил золото и серебро на 1 млн бумажных ливров, погрузил сокровища на телегу и прикрыл их навозом. Сам он переоделся крестьянином и вполне благополучно добрался до Бельгии, а оттуда и до Голландии.

Золотой и серебряный запас банка — именно эти крохи и лежали в основании всей пирамиды — таял на глазах. Тогда Ло издал указы, ограничившие размен. Это, разумеется, не повысило доверие к банкнотам. Все последующие указы Ло, поддерживающие их курс, носили явный отпечаток растерянности. В частности, было запрещено покупать на банкноты ювелирные изделия и драгоценные камни. Банк между тем продолжал выпускать банкноты, люди же требовали звонкой монеты. Народная любовь к Ло стремительно превращалась в ненависть.

В феврале 1720 года было решено продать банк Индийской компании. Вскоре регент объявил, что отныне все решения по финансовым вопросам будет принимать регентский совет, состоящий из нескольких вельмож. Совет не нашел ничего лучшего, как с 21 мая девальвировать банкноты в два раза. Но всеобщее возмущение было так велико, что совет пошел на попятную и восстановил прежние условия размена. Это уже не имело значения: 27 мая под угрозой полной потери запаса драгоценных металлов банк вообще прекратил размен. Регент возложил ответственность за это на Ло и, когда тот приехал в Пале-Рояль, резиденцию Орлеанского, демонстративно отказал ему в приеме. Правда, ночью Ло был тайно (его провели через черный ход) приглашен к принцу. Регент, продолжавший верить в благополучное разрешение кризиса, объяснил причину своего сурового обращения на людях государственной необходимостью.

Париж заполнился карикатурами на Ло и регента, а на улицах распевались издевательские песенки, часто весьма непристойные. В одной из них рекомендовалось использовать банкноты по прямому назначению. Герцог Бурбон, наживший, по слухам, 25 млн ливров на спекуляциях с акциями и вовремя вложивший все в драгоценности, уверял Ло, что теперь ему не грозит опасность: парижане не убивают тех, над кем смеются. Но у Ло были основания считать иначе. Через несколько дней после прекращения размена банкнот на золото его карету окружила толпа, требующая обмена обесценившихся бумажек на полноценные монеты. Если бы кучер не хлестнул лошадей и ворота не закрылись сразу за каретой, толпа могла бы растерзать Ло. Регент послал к его дому отряд швейцарских гвардейцев, но Ло предпочел переехать в Пале-Рояль — под прямую защиту принца.

Вскоре было решено вернуть к управлению страной канцлера Дагессо, еще в 1718 году отправленного в отставку за сопротивление начинаниям Ло. Теперь уже унизиться пришлось шотландцу: по требованию регента он сам отправился в загородное поместье Дагессо уговаривать того вернуться в Париж. Одним из первых своих указов канцлер предписал Королевскому банку с 10 июня восстановить размен. Парижане бросились к банку обменивать свои бумажки. Поскольку серебра не хватало, людям стали выдавать медную монету. Отказавшихся от этой милости не было. Напротив, к банку прибывали все новые и новые держатели банкнот. К 9 июля страсти достигли такого накала, что появились жертвы. Чтобы народ не разгромил банк, солдаты закрыли решетки. Люди атаковали их камнями. В ответ раздались выстрелы. Один человек был убит. Через несколько дней в давке у дверей банка погибли около 15 человек. С трупами на носилках толпа направилась к Пале-Рояль. Увидев у ворот экипаж Ло, люди стащили кучера с козел, едва не убив его, а экипаж разнесли буквально в щепки. Ло там не оказалось.

В августе 1720 года Королевский банк Франции был объявлен банкротом (в ноябре были аннулированы и его банкноты). Современник писал: «Никогда еще не было столь неуверенного правительства, никогда безумная тирания не осуществлялась столь слабой рукой. Люди, которые пережили ужасы того времени, и теперь смотрят на них, как на страшный сон, могут только удивляться, что не разразилась революция, что регент и Ло не погибли в ее пламени».

Не лучше шли дела и у Индийской компании. Как только возникли проблемы с разменом, ее акции стремительно упали в цене. Ло попытался поддержать их. Он основал в Луизиане город, названный в честь регента Новым Орлеаном. В самой Франции компания взяла на откуп сбор налогов и, надо отдать ей должное, повела дело гораздо разумнее, нежели ее предшественники. При этом реальные дела Ло сочетал с искусной рекламой. Он распространял известия о сказочном богатстве Луизианы, жители которой с восторгом встречают французов и несут золото в обмен на яркие безделушки. Под его пером несколько жалких суденышек компании превратились в огромный флот, везущий во Францию золото, шелк, пряности и табак. Он сформировал корпус переселенцев из 6 тыс. человек, которым выдали одежду и орудия труда и заставили пройтись маршем по улицам Парижа. Но по большей части «колонистами» становились отбросы общества: нищие, воры, бродяги и проститутки. Более половины из них так и не попали в Новый Орлеан. Они продавали выданное им добро и оставались в Париже.

Эти фокусы лишь на короткое время поддержали курс акций. После закрытия размена банкнот на золото их цена упала ниже номинала. Чтобы поправить дела компании, ей позволили монополизировать всю морскую торговлю Франции. Но тут взбунтовался парижский парламент (судебный орган, который регистрировал указы). Он признал такой указ незаконным, за что регент отправил парламент в ссылку в Понтуаз. Но и там парламент отказался штамповать подобные указы и поддерживать Ло. Напротив, он требовал судить и казнить шотландца.

Когда акции потеряли всякую ценность, было возбуждено несколько уголовных дел. Подвергся аресту и заключению в Бастилию Уильям Ло, принимавший самое активное участие в делах брата. Однако его вина не была доказана, и его скоро отпустили. Что касается самого Джона Ло, то за последний год он сильно исхудал. Исчезла прежняя самоуверенность. У него начались нервные припадки. В этом состоянии он уже не мог руководить компанией и попросил у регента отставки и разрешения удалиться в одно из своих поместий. Регент согласился, но вскоре направил Ло предписание покинуть Францию. В декабре 1720 года Ло с сыном, оставив в Париже жену и дочь, тайно выехал в Брюссель. Его сопровождал эскорт из шести всадников, которые не то охраняли, не то конвоировали его. По дороге Джон Ло отметил, что Франция вернулась в то состояние, в котором он ее впервые увидел.

После эмиграции Ло ходили слухи о его несметном богатстве, но они оказались ложными. Он жил на очень скромную пенсию, которую выплачивал своему бывшему любимцу принц Орлеанский. При последней встрече с регентом Ло сказал: «Я признаю, что совершил много ошибок. Я человек, а людям свойственно ошибаться. Но я клянусь, что за этими ошибками не было нечистых и бесчестных мотивов, что ничего подобного не найдут в моей деятельности». Того же мнения придерживался и известный мемуарист того времени Сен-Симон (он, кстати, с самого начала был против экспериментов Ло): «В характере Ло не было ни алчности, ни плутовства». И это похоже на правду. Во Францию Ло приехал с 1,6 млн ливров и все эти деньги вложил в банк и компанию. Из Франции же он не вывез никаких ценностей, если не считать одного довольно дорогого бриллианта (все его имущество, нажитое во Франции, было конфисковано и использовано для удовлетворения кредиторов).

Ло, как и любой шотландец, всегда гордился своей родиной. Он сохранял черты простого, любезного и разумного человека даже в период своего расцвета. Если он и был высокомерен, то только с аристократами, которые сами унижались перед ним. При этом он охотно общался со своими соотечественниками, пренебрегая знатными французами, ждавшими приема. Но когда Франция приняла его идеи, он искренне почувствовал себя французом, немедленно принял французское подданство и даже перешел из протестантской веры в католическую. Этих фактов достаточно, чтобы защитить его память от обвинений в мошенничестве.

Ло еще некоторое время тешил себя надеждой, что его во второй раз призовут во Францию и доверят приведение финансов в порядок. Он засыпал регента письмами, в которых вновь и вновь доказывал свою правоту и предлагал еще раз повторить эксперимент, но действовать более осторожно. Принц был не против. Во всяком случае, он не раз говорил, что хорошо бы восстановить систему Ло, только на более прочном основании. Но в 1723 году регент умер, что сделало возвращение Ло во Францию невозможным. Ему даже не удалось увидеть жену и дочь: Джона Ло не пускали во Францию, а их не выпускали оттуда.

Он опять стал много играть. Ему приходилось закладывать свой бриллиант, но каждый раз он выкупал заклад. Ло стал словоохотлив и без конца рассказывал о своих подвигах, защищая одних и обвиняя других. В слушателях недостатка не было. Одни считали, что ему известен какой-то секрет, превращающий бумагу в золото (среди них стоит упомянуть Петра I, вступившего с Ло в переписку и пригласившего его в Россию для передачи опыта). Другие были уверены, что он не настолько глуп, чтобы не припрятать часть своих богатств за пределами Франции, и надеялись чем-нибудь поживиться.

Около четырех лет Ло провел в Англии (его уже давно амнистировали по старому делу о дуэли). Здесь его сочли достаточно влиятельным и ловким человеком, чтобы послать с каким-то секретным поручением в Германию. Но у этого дела был уже совсем не тот размах. Последние годы жизни Ло провел в Венеции, где написал объемную «Историю финансов времен регентства», чтобы оправдаться если не перед современниками, то хотя бы перед потомками. В 1729 году Ло умер от воспаления легких. Его труд был впервые опубликован лишь спустя 200 лет. Значительно раньше появилась эпитафия:

Под камнем сим шотландец знаменитый.

Он превеликим счетоводом был

И с помощью системы, им открытой,

Всю Францию он по миру пустил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.