„Королевским шляхом"

„Королевским шляхом"

Невозможно представить себе старинный город без главной улицы. Она одним своим названием заставляет каждого, побывавшего в этом городе, мгновенно вспомнить не только своеобразие его панорамы, силуэта, колорита отдельных уголков, но, главное, – почти неуловимый «аромат», который составляет неповторимое очарование его облика. Главная улица такого города это его главная артерия, его жизнь, его история, его символ: Елисейские поля так же неотделимы от Парижа, как Вацлавске намести – от Праги. Однако тех, кто попытается отыскать такую улицу в Кракове, ждет сюрприз: здесь такой улицы нет. Ядром современного Кракова, его культурным, административным и торговым центром остается Старый Город. Семь столетий в почти полной неприкосновенности он сохраняет урбанистический уклад средневековья: ровную сетку кварталов, образованную пересекающимися под прямым углом улицами, которые идут либо параллельно, либо перпендикулярно центральной площади Главного Рынка.

Краков, древняя столица польского государства, веками остававшаяся резиденцией польских королей, город, торговавший со всей Европой, – без главной улицы, возможно ли?

Оказывается, хотя в Кракове все улицы равны по значению, все же существует издавна пролегавшая через город дорога, роль которой в одинаковой мере была и функциональной и репрезентативной. Вначале – это древний торговый путь, которым караваны купцов с товарами следовали от Балтийского моря к Черному. Этой же дорогой торжественно въезжали в город короли и заморские послы со своими свитами, направляясь к королевскому замку на Вавеле, шествовали разнообразные процессии. Не удивительно, что именно эта дорога – от Барбакана через Рынок на Вавель -благодаря традициям, уходящим в глубь веков, получила название «королевского шляха».

СТАРЫЙ ГОРОД. ПЛАН

1. Королевский замок 2. Кафедральный собор 3. Костел бернардинцев 4. Костел св. Эгидия 5. Дом Длугоша 6. Костел св. Анджея 7. Костел Петра и Павла 8. Археологический музей 9. Костел францисканцев на площади Весны Народов 10. Памятник Дитлю 11. Костел доминиканцев 12. Костел св. Войцеха 13. Сукеннице 14. Башня ратуши 15. Памятник Мицкевичу 16. Мариацкий костел 17. Collegium Maius 18. Дом «Под Кшиштофорами» 19. Музей цехового искусства на Щепаньской площади 20. Исторический музей 21. Дом Яна Матейки 22. Музей Чарторыских 23. Флорианская башня 24. Памятник Советским воинам 25. Барбакан 26. Башня Басонщиков 27. Театр им. Юлиуша Словацкого на площади св. Духа 28. Костел св. Креста.

Тем же шляхом тысячу лет назад вступил в Краков арабский купец Ибрагим-ибн-Якуб из Тортозы, которого калиф Кордобы в 965 году послал в далекое путешествие по странам Европы. Собственно говоря, сам по себе этот факт ничем не примечателен- арабские купцы славились как неутомимые и наблюдательные путешественники; многие из них вели обстоятельные дневники, которые до сих пор являются ценным материалом для исследователя. Такие заметки делал и купец из Тортозы, и вот они-то стали историческим документом: в них впервые упоминается город Краков, «Что касается страны Боеслава (Болеслава Чешского), то расстояние от города Фараго (Праги) до города Кароко (Краков) требует трех недель пути», – пишет в своем «дипломатическом отчете» Ибрагим-ибн-Якуб. Из дальнейших его слов явствует, что Краков в то время был торговым поселением, в котором находились склады товаров, привозимых из далекой Руси и Константинополя.

«Краков окружен двойными крепостными стенами, высокими, с башнями и фортификациями; омывают его воды Рудавы, ведомые глубокими рвами и дающие работу многочисленным мельницам; есть в нем множество прекрасных домов и огромных храмов» – таким уже видели Краков подъезжавшие к нему путники XIII века, таким, только значительно разросшимся, представляет его и Гартман Шедель, давший красочное описание жизни тогдашнего города в своей «Хронике мира», изданной в Нюрнберге в 1493 году. В этой же книге мы встречаем гравюру, где впервые исторически зафиксирована панорама города Кракова и его предместий.

Сегодня путешественника, направляющегося от железнодорожного вокзала к Старому Городу, встречает не суровая мощь крепостных стен, а приветливый шелест ветвей зеленых Плант. Это тоже особенность Кракова: Планты – бульварное кольцо – возникли в сороковых годах прошлого века на месте снесенных крепостных стен. Краков получил один из прекраснейших в Европе бульваров, опоясывающий весь центр (бульвар занимает площадь в 20 га, а прогулка по нему длится целый час), зато Старый Город лишился почти всех оборонительных стен.

Старые городские ворота. XIII в.

Строительство системы городских фортификаций было начато в 1279-1288 годах. На протяжении нескольких веков – с XIII по XVIII-она постепенно сложилась в мощное оборонительное кольцо крепостных стен с сорока семью башнями. В течение XV века перед главными стенами были воздвигнуты более низкие, образовавшие так называемый бульверк (защитный вал), предохранявший доступ к главной системе укреплений. Со временем в пространстве между двумя стенами разрослись прекрасные сады, которые в эпоху Ренессанса стали излюбленным местом прогулок и бесед ученых-гуманистов.

Вскоре система укреплений была усилена глубоким и широким рвом, наполнявшимся водой ближайшей реки – Рудавы по особым каналам. Еще в средние века на этих каналах были построены королевские мельницы и сукновальни, хозяевам которых было вменено в обязанность неусыпно следить за исправностью рва и уровнем воды в нем. Ров с водой окружал город со всех сторон, превращая его в остров, проникнуть на который можно было только по подъемному мосту. Такие мосты соединяли сушу с въездными воротами, которых в Кракове было восемь. До наших дней сохранились лишь одни – Флорианские.

Все въездные ворота помещались в башнях, квадратных в плане. Сложены они были, как и крепостные стены, из валунов. Снаружи проем в крепостной стене закрывался могучими коваными двустворчатыми воротами, а изнутри – еще и железными решетками, спускавшимися по каменным направляющим рейкам,- их и сегодня еще можно видеть на Флорианских воротах.

В конце XV века, когда Польше грозило нападение турок, городские фортификации были усилены еще более. В северной их части были возведены два бастиона, выдвинутые далеко за пределы городских стен, – барбаканы. Они также были окружены со всех сторон широким двадцатиметровым рвом с водой и соединялись с башнями ворот небольшим укрепленным переходом, так называемой «шеей».

Такая мера предосторожности была необходима, так как именно здесь, между Флорианскими и Славковскими воротами, защищенный только городской стеной, находился арсенал. Кроме того, к стенам города здесь вплотную подходило предместье Клепаж, откуда неприятель мог беспрепятственно подвести к городу осадные машины и артиллерию.

Барбакан. 1498-1499

Барбакан, сохранившийся возле Флорианских ворот, справедливо считают ценнейшим памятником готического крепостного строительства в Польше. Бастион, круглый в плане, имеет 24 м в диаметре и трехметровой толщины стены, в которых проделано сто тридцать бойниц. Внушительный массив Барбакана опоясывает небольшая галерейка (на кронштейнах) с машикулями, откуда защитники осажденного города некогда забрасывали противника камнями, поливая его при этом крутым кипятком. Галерейка венчается невысокой двускатной крышей, ощетинившейся семью башенками в остроконечных шлемах – круглыми и восьмигранными. Совершенство точно найденных пропорций, графическая строгость точеных башенок, романтическая живописность игры солнечных бликов на фоне готической кирпичной кладки в сочетании с синью краковского неба и зеленью Плантов – все это создает образ удивительного пластического совершенства. Недаром краковский Барбакан заставляет вспомнить Каркассон – слишком явственно здесь ощутимы связи с архитектурой Южной Франции, которая сформировала наиболее прогрессивную систему фортификационных сооружений.

Барбакан. Деталь

Рядом с Барбаканом и Флорианскими воротами сохранилась часть городской стены и три башни. В Кракове, как и в каждом средневековом городе, существовала постоянная городская стража, но в случае осады города на защиту его выступали цехи ремесленников. За каждым из цехов закреплялась башня и соседствующая с ней часть крепостной стены – отсюда и названия башен: башня Столяров, Плотников, Басонщиков, Мясников, Скорняков, Сапожников и т. д. Это создавало дух товарищеского соревнования между цехами, что в конце концов шло на пользу городу. Если в средневековом Кракове вдруг распространялся слух, что старшина цеха шорников постановил локтя на два достроить «свою» цеховую башню, чтобы защитники города могли первыми увидеть приближающееся издали войско неприятеля,- такая новость, разумеется, никого не оставляла равнодушным. Тотчас же старшины других цехов собирали своих мастеров и подмастерьев и решали, как быть со своими башнями, потому что не пристало, чтобы башня соседей была и крепче, и красивее, и богаче оружием!

В мирное время члены каждого цеха были обязаны совершенствовать свое военное мастерство, и с этой целью в 1286 году было создано Стрелковое Братство. Оно объединяло всех боеспособных горожан, которые под наблюдением опытных стрелков тренировались вначале в стрельбе из лука и арбалета, а затем и из огнестрельного оружия. Тренировки проходили на стрельбище, называемом «целестат». Стрелковое Братство не только обучало технике стрельбы, но и воспитывало дух воинской отваги и бесстрашия. И хотя в те времена господствовало мнение, что готовность к бою – это первая добродетель шляхтича, а не горожанина, что «хилому зайцу большим львом не бывать», однако горожане упорствовали и не раз на деле доказывали, что купец либо ремесленник тоже может быть добрым воином.

Часть городской крепостной стены. На переднем плане – Флорианские ворота

Раз в год Стрелковое Братство собирало всех своих братьев по оружию, чтобы выбрать «короля стрелков» – самого меткого в городе. Этот день всегда бывал великим событием в жизни города. На Главном Рынке собирались все городские цехи и после службы в Мариацком костеле торжественной процессией, с музыкой направлялись к башне Мясников (или, как ее еще называли, Миколайской). Впереди в диковинных ярких костюмах – турецких, персидских, татарских – бежали «легкие стрелки», распевая во все горло песни и покрикивая на толпы зевак. За ними маршировали цехи, далее-лучшие стрелки, за которыми шел сам «король стрелков» в красных штанах. На его груди на огромной серебряной цепи висел серебряный петух. Прибытие процессии на целестат отмечалось залпом из мортир и пушек, после чего объявлялось «междуцарствие». На поле, подготовленном для состязаний, начиналась захватывающая борьба за первенство. Меткость попадания судил тут же «сенат». Победителя, сбившего наконец деревянного петуха, укрепленного на высоком шесте, приветствовали пушечным салютом. Трубач с башни Мариацкого костела торжественно объявлял имя нового «короля». После этого новому победителю его предшественник передавал серебряного петуха. Венцом волнующего дня было роскошное пиршество, которое новый «король» устраивал для стрелков и городского магистрата.

Способность постоянного переплетения «вчера – сегодня» – тоже очень характерная особенность Кракова, который с полным правом можно назвать как городом-легендой, так и городом- былью. Невероятный, казалось бы, факт, но средневековое Стрелковое Братство сохранилось в Кракове. . . до наших дней! И сегодня, как столетия назад, тренируются на пригородном стрельбище молодые стрелки, члены самого старого в Польше «творческого союза». И сегодня Братство гордится великолепным серебряным петухом, в 1565 году подаренным ему королем Зигмунтом Старым. Помимо всего прочего, этот петух – несомненно дело рук первоклассного мастера-ювелира эпохи Ренессанса, хотя легенда и приписывает его авторство самому королю Зигмунту Старому.

Но что же башни? А башни были великолепны, о чем можно лишь догадываться по старинным гравюрам и рисункам, так как до наших дней сохранились только три: полукруглая башня Столяров, рядом с ней, чуть ниже,- восьмигранная башня Плотников и, чуть поодаль от них, по другую сторону Флорианских ворот,- прекраснейшая из них башня Басонщиков (басонщиками называли тогда ремесленников, занятых выделкой позументов). Полукруглый массив башни Басонщиков поставлен на мощный четверик и завершен небольшим выступом-этажом, опирающимся на консоли и увенчанным высоким остроконечным шлемом. Единственным украшением выступа являются неглубокие ниши, а самого «тела» башни – мастерская кладка кирпича, поставленного на ребро и образующего ровные ряды, чередующиеся с зигзагами глазурованного кирпича. По-видимому, не менее внушительны были и другие башни: Перекупщиков и Бумазейщиков (позади костела св. Креста) и Обойщиков, что возле Новых ворот около Сенной улицы.

С Выспянский. Витраж в костеле францисканцев, 1902

Однако средневековая система обороны города все же не смогла устоять перед натиском стремительно развивавшихся военных наук и оказалась бессильной во время шведского «потопа» XVII века, а затем и XVIII, столь красочно описанного Сенкевичем. Лишенные надлежащей заботы, крепостные стены и башни медленно, но неумолимо разрушались. Дело, начатое войной, довершило время. К началу XIX века стены Кракова находились уже в столь катастрофическом состоянии, что «отцы города», не желая тратить огромные средства на реставрацию, решили снести без остатка все городские фортификации. Лишь благодаря усилиям профессора Краковского университета Феликса Радванского удалось сохранить их северный фрагмент.

Пройдемся и мы старинным «королевским шляхом». Въезд на него открывают ворота Флорианской башни. В XVIII веке над ними был укреплен рельеф с изображением св. Флориана – ворота вели к предместью Клепаж, где находился костел св. Флориана – патрона Польши и «охранителя» от пожаров (поэтому в средние века предместье носило название «Флоренция»). При всей монументальности и сдержанной мощи башня Флорианских ворот не лишена стройности и даже некоторого изящества благодаря низенькому мезонинчику на консолях, венчающему башню (на вершине башни – позднее барочное навершие).

Флорианские ворота. Ок. 1300

Через Флорианские ворота мы попадаем на небольшую Флорианскую улицу, одну из старейших и очаровательнейших улиц Кракова. Обе ее перспективы столь же великолепны, сколь уникальны: с северной части она замыкается Флорианскими воротами, с южной – стремительными башнями Мариацкого костела на Главном Рынке. Однако тщетно мы стали бы искать на этой улице типичные дома средневекового города. Только кое-где сохранились готические стены, своды, ренессансные порталы, а на углу дома № 17 – несколько звеньев огромной чугунной цепи, какими в средние века преграждали все улицы во время нашествия неприятеля или городских смут. Все остальное было постепенно перестроено в последующие столетия. Даже от XVII и XVIII веков осталось не так уж много в прилегающих к Рынку домах: особенно интересен один из них, под номером девять, где сохранились деревянные расписные сводчатые потолки XVI века и полихромные стенные росписи XVII века.

Сегодня Флорианская улица – улица магазинов, кафе, ресторанов, салонов, расположившихся в первых этажах домов, иногда насчитывающих по нескольку столетий. И хотя здесь появилась современность – огромные витрины и неоновые рекламы, алюминиевая арматура и зеркальное стекло, – все же прогулка по этой улице одаривает целым ворохом ассоциаций, связанных с историей культуры Польши и Европы.

Кафе «Яма Михаликова», бывшее кабаре «Зеленый шарик». 1911

Вот дом недалеко от Флорианских ворот, по левой стороне. Здесь в кондитерской «Львовская», принадлежавшей Яну Михалику, в 1907 году было создано первое в Польше литературное кабаре «Зеленый шарик», ставшее впоследствии столь знаменитым своими сатирическими традициями. С этим кабаре была связана деятельность таких выдающихся деятелей польской литературы, как Тадеуш Бой-Желеньский и Витольд Носковский. Стены его были украшены рисунками и карикатурами известных польских художников начала XX века – до наших дней сохранился даже интерьер, созданный по проекту сценографа Кароля Фрыча. Здесь, в кафе, названном «Яма Михаликова» («Пещера Михалика»), сегодня, в продолжение давних традиций, проходят представления эстрадного кабаре. Почти рядом с ним – дом, построенный в XVI веке и не раз перестраивавшийся в последние два столетия. В конце XVIII века он стал собственностью матери Яна Матейко, крупнейшего исторического живописца Польши. В 1872 году фасад был полностью переделан по проекту Матейки и Тадеуша Прылинского. После смерти художника было основано общество, взявшее на себя заботу о его наследии. Общество купило этот дом, который с тех пор стал называться «Дом Матейки». Сегодня здесь – Дом-музей, где представлены некоторые работы Матейки и его личные вещи, а также коллекции художника, которые он собирал как образцы для своих исторических полотен: оружие, старинные ювелирные украшения, кружево, костюмы. По той же стороне улицы – дом «Под Белкой», где в XVII веке помещалась знаменитая университетская типография. А напротив него – гостиница «Под Розой», самая старая в Кракове. Здание украшает ренессансный портал, над которым в каменном картуше выбиты слова латинской пословицы: ,,Stet domus haec donee fluctus formica marios ebibet et totum to studo per ambulet orbem“ («Пусть дом этот стоит, пока муравей не выпьет волн морских, а черепаха не обойдет весь мир»). В числе постояльцев гостиницы, насчитывающей уже двести лет, были Ференц Лист, в 1843 году дававший концерты в зале гостиницы «Под Венгерским королем» на Славковской улице, и Оноре де Бальзак, останавливавшийся здесь на пути к графине Ганской.

Костел св. Анджея. Конец XI – начало XII в.

«Королевский шлях», выйдя из Флорианской улицы, пересекает напрямик рыночную площадь – и вот мы уже оказываемся втянутыми в бурлящий водоворот неширокой Гродской улицы, которая, подобно реке, расступается у входа в нее воронкообразным устьем. Гродская улица ведет к Вавелю, где издревле находился град (или «грод» по-польски – отсюда и название). И древнее название улицы, и неправильность ее выхода с рыночной площади, ради которого пришлось сделать единственное исключение в планировке южного перекрестка площади, – все свидетельствует о том, что Гродская улица издавна была частью важной торговой магистрали, которая вела из Чехии к Великой Польше. Свое первоначальное расположение Гродская улица сохранила и после упорядочения плана города в 1257 году – ведь она издревле была также главной улицей укрепленного посада Окул, некогда существовавшего у подножья Вавельского холма между крепостью и нынешним Главным Рынком. К сожалению, «каменных свидетелей» – архитектурных памятников далекой эпохи – сохранилось здесь мало, зато они относятся к числу ценнейших в Кракове. Один из них – костел св. Анджея, расположившийся вблизи перекрестка трех улиц: Гродской, Посольской и Сенатской.

Раньше полагали, что ‘костел св. Анджея был построен в 1086 году Владиславом Германом и его женой Юдитой в благодарность за рождение сына Болеслава. Как показали новейшие исследования, костел был возведен княжеским воеводой Сецехом при воеводском дворе, возможно, в конце XI – начале XII века.

В XIII веке костелу св. Анджея трижды пришлось выдержать осаду. В 1235 году Конрад Мазовецкий, пытаясь взять приступом вавельский замок, укрепился в костеле, обороняясь перед натиском рыцарского войска Генрика Бородатого. В 1241 году, когда напавшая на Краков татарская орда Батыя сожгла все дома и храмы города, только одна каменная твердыня сумела спасти горстку горожан от неминуемой гибели – костел св. Анджея. Спустя двадцать лет выдержал храм и второе нашествие татар – орду хана Буронды.

В плане костел – это трехнефная базилика с трансептом. Стены сложены из каменной шашки, а углы укреплены более крупными брусками песчаника – костел одновременно должен был выполнять роль крепости, поэтому стены его должны были быть крепкими, а бойницы – узкими. Костел – это давний «каштель» (отсюда и польское название храма kosciol, а «каштель»- kastei – значит «крепость»). В те времена культовая функция храма часто была лишь предлогом: толстым стенам здания были нипочем ни лук, ни метальные машины.

Костел доминиканцев. XIV в.

Западный фасад костела венчают две стройные восьмигранные башни, поставленные – каждая – на четверик и увенчанные в XVII веке барочными шлемами. Трехчастная лоджия в верхней части фасада и ряды сдвоенных ажурных окон изысканных пропорций довершают общее впечатление легкости, даже изящества. Крепость – и изящество? Казалось бы, эти понятия не могут соседствовать. Но в костеле св. Анджея это кажущееся противоречие воплощается в образе необыкновенно логичном и гармоническом. Дело в том, что костел, хотя и возведен по всем правилам романского зодчества, принятым в Западной Европе того времени, но в несколько уменьшенном масштабе. Поэтому при всей монументальности композиции он производит впечатление не сокрушительностью массы, а гармонией прекрасно организованного в пространстве архитектонического комплекса.

Надо заметить, что Польша очень быстро усвоила основы романского искусства – сразу же после принятия христианства, осуществленного в 966 году. В этом проявилась воля первых правителей династии Пястов, стремившихся приобщить молодое государство к европейской культуре. Первые романские храмы в Польше и, соответственно, в Кракове строили, вероятнее всего, монахи-бенедиктинцы, прибывшие с Запада: из Лотарингии, Саксонии, Северной Италии.

Часовня Мышковских при костеле доминиканцев. Ок. 1614

Купол ча-овни Мышковских при костеле доминиканцев

Под руководством пришлых архитекторов обучались местные польские мастера – каменщики и камнетесы: ведь строительный материал поставляли Кракову ближайшие каменоломни на Кшеменках. И хотя на этом этапе еще почти невозможно говорить о местной специфике краковского варианта романского зодчества, все же именно тогда, в совместной деятельности иноземных и краковских мастеров, было положено начало формированию особых черт, которые будут характерны для архитектуры Польши вообще и Кракова в частности. Как отмечает польский исследователь Тадеуш Добровольский, «следует помнить о том, что наряду с новыми явлениями культуры западного происхождения у нас (в Польше. – В. С.) продолжали существовать формы отечественной, первоначальной цивилизации, которые, правда, отступали под натиском латинской культуры, но в своих дальних резерватах сохранялись удивительно долго. . .».

Но вернемся на Гродскую улицу и спустимся по ней до пересечения ее площадями – Доминиканской и Весны Народов. Замыкая каждую площадь и одновременно как бы фланкируя расширяющуюся здесь улицу, по сторонам ее вздымаются два громадных колосса – доминиканский и францисканский костелы, первоклассные образцы краковской готики.

Вит Ствош, Надгробная плита Каллимаха в костеле доминиканцев. Ок. 1500

Готический Краков имеет уже гораздо больше оснований претендовать на своеобразие облика, чем романский. На формирование польской готики оказали влияние многие факторы, сыгравшие роль в сложении польского типа готики, – географические, политические, экономические, культурные. Огромное значение имел художественный опыт не только тех стран, где готика возникла и достигла своего апогея, – Франции, Северной Италии, Германии, – но также (и это очень существенно) соседних с Польшей княжеств западных славян: Чехии, Шлёнска.

Из Чехии пришел метод использования наряду с кирпичом белого камня, так же, вероятно, как и характерный мотив украшения стен колонками и массверками 1 из камня (возможно, это связано с активной деятельностью в последней четверти XIV века знаменитой мастерской Парлеров). С архитектурой Шлёнска краковскую готику объединяет отсутствие трансепта и подчеркнутый вертикализм линий интерьера. Воздействие архитектуры Поморья на Краков (как и на другие польские земли) сказалось в крутых, уступчатых кирпичных фасадах, украшенных рядом узких ниш, и в узорной выкладке из пережженного кирпича.

Тильман из Гамерен. Интерьер костела св. Анны. 1689-1703

Однако сложившаяся в результате всех взаимовлияний и на основе местных традиций краковская готика – явление качественно иное. Наиболее существенная отличительная черта ее – живописность. Это явственно ощущается и в компоновке внешних объемов здания, и в организации его внутреннего пространства, и в колористическом решении. Когда рассматриваешь здание снаружи, бросаются в глаза контрасты сопоставлений жженого кирпича разных оттенков, сочетание белого камня с темно-красным фоном кирпичных стен, игра светотени в уступах и нишах зубчатых фасадов. Особено ощутимо это свойство краковской готики в сравнении с архитектурой Шлёнска: суровой глади стен интерьеров шлёнских храмов противостоит большая теплота и живость краковских костелов. Интерьеры их оживляет не только умелое использование кирпича и камня, но также и многоцветье росписей, которые в сочетании с яркими витражами окон и алтарными триптихами составляли единый красочный ансамбль. К слову сказать, в XV веке, когда Краков переживал свой «золотой век», деятельность краковских цехов живописи достигла своего наивысшего расцвета, равно как и искусство резьбы, а меценатская деятельность в области строительства была так велика, что в польскую историю искусств с тех пор вошел термин «стиль Длугоша», обозначающий особый вид портала и увековечивший тем самым глубокую эрудицию автора книги «Деяния Польши» не только в области истории.

Морской пейзаж с кораблем. Деталь полиптиха «Ян, раздающий милостыню». 1504 Национальный музей в Кракове.

Но обратимся наконец к самим зданиям. Оба грандиозных костела – и доминиканский, и францисканский – это складывавшиеся веками организмы, сложная архитектоника которых развивалась одновременно с эволюцией стилей. Первый из них расположился по левой, восточной стороне Гродской улицы, на Доминиканской площади. Здесь когда-то находился первый крупный городской рынок – возле приходского храма св. Троицы. В 1222 году краковский епископ Иво Одровонж переносит приход в Мариацкий костел на Главном Рынке, а бывший приходский костел отдает приглашенным из Болоньи монахам ордена доминиканцев.

Построенные на его месте костел и монастырь доминиканцев были сооружены в первой четверти XIII века, но в последующие века неоднократно подвергались переделкам и расширению. От первоначального сооружения сохранились элементы романского костела, использованные при строительстве не сохранившейся трапезной в северной части внутренней галереи монастыря. Она была возведена в 1225 году из известняковой шашки над типично романским двухнефным подвалом из кирпича, служившим монастырю для хозяйственных нужд. Также из кирпича, распространением которого в краковской архитектуре Польша обязана доминиканцам, сооружена наиболее древняя часть костела – алтарная (2-я половина XIII в.). Параллельное использование в одном сооружении романских и готических форм и строительных материалов (камень и кирпич) как нельзя лучше демонстрирует органический процесс взаимопроникновения двух стилей в ту переходную эпоху.

Самый костел был выстроен в XIII веке и расширен – в XIV. Вход в него ведет через неоготический притвор, закрывающий прекрасный стрельчатый портал конца XIV века с рельефными изображениями людей, птиц и животных среди виноградных лоз.

Мадонна из Кружловой. Деталь. После 1400 г. Национальный музей в Кракове

Первоначальный трехнефный храм одинаковой для всех нефов высоты был перестроен на рубеже XIV-XV веков: корпус зального типа был переделан в базиликальный, а пресвитерий надстроен. От пожара 1850 года сильно пострадал корпус здания и интерьер, сохранились лишь часовни и вмурованные в стены надгробия.

Часовен при костеле было построено несколько, и каждая из них чем-то примечательна: часовня св. Яцека (середина XVI века) с гробницей работы выдающегося итальянского скульптора Бальтазара Фонтаны и картинами придворного живописца Зигмунта III Вазы Томмазо Долабеллы; часовня Любомирских (1616) с позолоченной и расписной чашей купола (в интерьере); часовня Збараских (1630) с типично барочным интерьером и надгробиями; часовня «Мадонны с четками» (конец XVII века); наконец, часовня Мышковских (1614) – один из прекраснейших памятников архитектуры в Кракове.

Часовня Мышковских, возведенная при южном нефе костела, удивительным образом сочетает элементы зрелого Ренессанса с чертами северного маньеризма. Она явно выказывает определенную близость к Зигмунтовской часовне кафедрального собора на Вавеле, что отнюдь не случайно. Часовня была построена на средства коронного маршала Зигмунта Мышковского – следовательно, это был подлинный памятник родового, магнатского культа, и не удивительно, что в ней ощутимы явные попытки превзойти королевскую часовню.

Тяжелый руст стены, массивность которой подчеркнута круглым картушем в центре, высокий барабан с люнетами и венчающий его ребристый купол, покрытый каменной чешуей, производят монументальное впечатление, хотя в контрастах больших объемов и дробности декора уже заложена экспрессивная нервозность маньеризма.

Внутренняя галерея монастыря францисканцев. Первая половина XV в.

Интерьер часовни Мышковских строится на контрастах: черный мрамор нижней части облицовки – и беловатый камень верхней части; темно-красные ниши, желтоватые колонны – и светлый, ясный купол. Эффект контраста еще более подчеркивает противопоставление гладких стен в нижней части богатой пластике верхней части, особенно скульптур в кессонах купола. Под ними, над карнизом, помещено шестнадцать бюстов членов рода Мышковских в жупанах, доспехах, делиях (плащах, подбитых мехом) – их вереница создает выразительную галерею так называемых «сарматских портретов», типичных для Польши XVII века.

Из надгробий, помещенных в пресвитерии, наибольший интерес представляет бронзовая надгробная плита Каллимаха, ученого-гуманиста XVI века. Дерзкий по тем временам замысел – ученый изображен в непринужденной позе за работой в своем рабочем кабинете, – точность деталей и виртуозное мастерство исполнения говорят о почерке большого художника. Действительно, автором модели надгробия, как подтверждают источники, был Вит Ствош – создатель уникального алтаря в Мариацком костеле, а плита была отлита в знаменитой литейне нюрнбергского мастера Петра Фишера в XV веке. К слову сказать, и сама личность Каллимаха не относилась к числу ординарных. Под этим греческим псевдонимом скрывался Филипп Буонакорси из Сан-Джеминьяно. Спасаясь от преследования папы Павла II, ученый вынужден был бежать из Рима в Турцию. Оттуда он перебрался в Польшу и здесь, пользуясь покровительством епископа Гжегожа из Санока, был представлен королю Казимежу Ягеллону. Вскоре Каллимах стал воспитателем королевских сыновей. Своими выступлениями против действий духовенства и шляхты Каллимах вызвал такую ненависть, что после смерти короля вынужден был снова спасаться бегством, на сей раз во Львов, к своему другу епископу Гжегожу. Лишь после вступления на престол воспитанника Каллимаха Яна Ольбрахта он смог вернуться в Краков. Теперь он стал не только советчиком королю в государственных делах, но и его верным другом; не раз король и Каллимах в плащах с капюшонами, украдкой исчезали из вавельского замка, чтобы вместе отправиться в город на поиски ночных приключений. Однако подобное «легкомыслие» не мешало Каллимаху успешно заниматься научной и писательской деятельностью, которая оказала значительное влияние на формирование польской литературы и политической мысли XV века. Достаточно сказать, что кроме поэтических и исторических сочинений им написаны так называемые «Каллимаховы советы», в которых заключена программа управления государством, намного опережающая аналогичный трактат Макиавелли «Государь». В числе прочих советов Каллимах предложил прежде всего поддерживать процветание городов как главного источника могущества государства, улучшить положение крестьянства, ликвидировать полную зависимость от власти римского папы и т. д. Каллимах – фигура безусловно незаурядная, но в то же время типичная для польского общества той поры, находившегося под огромным влиянием гуманистической культуры Ренессанса.

С западной стороны Гродскую улицу пересекает другая площадь- Весны Народов, образовавшаяся здесь на месте снесенного в XIX веке костела Всех Святых. В южном углу площади высится трехэтажное здание с большими окнами, импозантным входом и строгих очертаний аттиком. Сегодня здесь помещается Президиум Рады Народовой города Кракова. И не сразу в этом почти современном здании можно угадать перестроенный после пожара 1850 года дворец XVII века, который был городской резиденцией одного из могущественнейших магнатских родов Польши – рода Белопольских. Если присмотреться повнимательнее, можно заметить, что некоторые сохранившиеся детали очень красноречиво напоминают о его былой функции. Толстые стены, маленькие зарешеченные окна первого этажа и остатки крупного руста, зубчатый аттик с бойницами – все говорит о том, что палаццо польского магната даже в городе оставалось крепостью. Подтверждает это и сохранившийся внутри огромный холл, некогда оружейня, и монументальное решение массивной лестницы, ведущей на второй этаж.

Джузеппе Бритиус, Джованни Бернардони, Джованни Тревано. Костел Петра и Павла. 1596-1619

Перед зданием – на невысоком постаменте памятник Юзефу Дитлю, профессору и ректору Краковского университета. Его деятельность неразрывно связана с родным городом. В 1866 году Кракову удалось добиться от Австрии статута, предоставлявшего городу большую самостоятельность, – это явилось началом городского самоуправления. Первым на пост городского головы был избран доктор Юзеф Дитль. Энергичный и инициативный, Дитль в 1866-1874 годах стремится осуществить задуманную им грандиозную программу обновления и модернизации Кракова. В частности, было осуществлено строительство водопровода и канализации, отремонтированы Сукеннице, упорядочено бульварное кольцо – Планты, урегулировано русло Вислы. Дитль приложил также немало усилий, чтобы сохранить многие прекрасные памятники архитектуры Кракова прошлых эпох.

Памятник Дитлю отлит в бронзе в 1939 году по проекту Ксаверия Дуниковского. По замыслу скульптора, Дитль изображен очень просто и скромно: он как бы продолжает оставаться в самой гуще будничных дел жителей Кракова, для процветания которого он сделал так много.

Памятник Дитлю стоит почти у входа в францисканский костел. Францисканский монастырь был основан в 1237 году Генрихом Благочестивым для монахов францисканского ордена, прибывших в Краков из Праги. Костел при монастыре, законченный в 1269 году, был типичной княжеской часовней-мавзолеем. Поэтому он имел план греческого (равновеликого) креста.

Улица Каноников. На заднем плане Вавель

В своих готических частях францисканский костел, как и доминиканский, близок к шлёнской архитектуре. Об этом говорит массивная монументальность, простота декоративных элементов, акцентировка внимания на центральной башне, а главное – упрощение многих принципов архитектоники, принятых в Западной Европе. Во францисканском и доминиканском костелах это нашло отражение в суровой строгости ступенчатых фасадов, единственным украшением которых являются неглубокие ниши. Толщина кирпичных стен, слегка выступающие скарпы-контрфорсы, пилястры- лопатки на трансепте-это последнее эхо романского стиля на фоне все более наступающей и упрочивающейся готики. В XIV веке к костелу была пристроена сакристия и удлинен главный неф. В следующем столетии были возведены боковые часовни и внутренняя галерея, так называемые «кружганки». Пожары, многократно случавшиеся в Кракове, не щадили и эту обитель. Особенно опустошительным оказался пожар 1850 года: тогда в огне погибло все средневековое внутреннее убранство костела и вдобавок рухнула башня.

Ян Михалович из Ужендова. Портал дома (ул. Каноников, 18). 1560-1563

На стенах внутренней галереи сохранились фрагменты фресок XV века, обнаруживающих сильное влияние Джотто. А изысканная по манере исполнения фреска «Благовещение» заставляет вспомнить школу Симоне Мартини. Помимо надгробий и плит с эпитафиями здесь представлена галерея портретов краковских епископов. Один из них, созданный в 1530 году, изображает краковского епископа Петра Томицкого. Свобода живописной манеры, утонченный психологизм образа, богатство красок заставляют предположить, что автор этого портрета – ведущий польский живописец эпохи Ренессанса Станислав Самостшельник. В одной из часовен костела хранится причисляемая к лучшим образцам польской готической живописи картина «Богоматерь Скорбящая». Датируется она 1510 годом, и ряд особенностей – трактовка лиц, передача игры светотени, холодноватый колорит-позволяет приписать ее авторство краковскому художнику, известному как «Мастер семейства св. Анны».

Существующий сегодня интерьер костела был выполнен во второй половине XIX века в неоготическом стиле. Огромное эстетическое переживание дает зрителю неожиданная встреча с работами Станислава Выспянского. Он выступает здесь не только как автор тематических и декоративных росписей (кстати, в этом же костеле есть росписи его друга и вечного соперника Юзефа Мехоффера), но и как автор исключительного по силе выразительности комплекса витражей, ставших классическим примером польского искусства витража на рубеже XIX-XX веков. Над хорами находится грандиозный витраж, изображающий бога-отца, в пресвитерии – два витража с изображениями Саломеи и Франциска. Вибрирующая, полная огромного внутреннего напряжения линия в сочетании с каскадом насыщенных, светящихся красок, обрушивающихся на ошеломленного их изобилием зрителя, воздействует мощным сплавом предельной экспрессии и активной декоративности.

С костелом и монастырем францисканцев связано немало и исторических событий и легенд. Здесь покоится прах Болеслава Стыдливого и его сестры Саломеи. Отсюда в 1289 году, переодевшись монахом, спасается бегством Владислав Локетек, когда город захватил его враг, вроцлавский князь Генрих II. Здесь в 1386 году совершался обряд крещения великого князя литовского Владислава Ягеллы перед венчанием его с Ядвигой, внучкой Казимира Великого, что открыло Ягелле путь к коронации как короля Польши.

Дом Яна Длугоша. XV в.

И еще одно предание связывает прошлое костела с именем королевы Ядвиги. Ради династического брака с Ягеллой Ядвига под давлением сторонников объединенного королевства отказала своему первому жениху, австрийскому герцогу Вильгельму. Разумеется, это было невыгодно тем придворным интриганам, которые связывали свою будущую карьеру с Австрией. В доме одного из них, краковского подкоморшего (надворного советника) Гневоша из Далевиц, скрывался во время свадьбы Ягеллы и Ядвиги герцог Вильгельм, до последней минуты надеясь на иной поворот судьбы. Однако венчание состоялось, и тогда жаждавший изменить ход событий Гневош оклеветал Ядвигу перед Ягеллой, сказав ему, что будущая королева якобы встречалась со своим бывшим женихом в трапезной монастыря францисканцев. Ядвига потребовала суда над клеветником. Суд доказал невиновность Ядвиги и вынес приговор: клеветнику влезть под лавку и, по признании своей вины, сказать сакраментальную формулу: «Соврал, как пес. Гав, гав!» Такие случаи были не редкость в то время. «Этим суровым приговором, – рассказывает летописец, – была сохранена слава и невиновность королевы Ядвиги, дано спокойствие и мир супружеской чете, а на всех заушников и клеветников был наведен ужас». Так гласит предание. А вот и быль. В 1461 году ворвавшиеся в сакристию костела краковские мещане убивают спрятавшегося здесь войницкого каштеляна Анджея Тенчинского за то, что на Главном Рынке он оскорбил словом и делом оружейника Клемента, потребовавшего с вельможи слишком высокую плату за починку доспехов.

Франчишек Мончинский. Дворец искусств. 1901

Но Гродская улица ведет дальше. И вот уже рядом с романскими башнями костела св. Анджея виднеется огромная масса барочного костела св. Петра и Павла. Строители его, по-видимому, учитывали эффект оптического восприятия на близком расстоянии, почему и отодвинули здание далеко в глубь улицы. Первоначально на этом месте был сооружен барочный костел, предназначенный для иезуитов, прибывших в Краков в 1583 году. Примерно тогда же итальянские архитекторы Джузеппе Бритиус и Джованни-Мария Бернардони начали сооружать храм. Однако вскоре из-за ошибки в расчетах стены его стали с угрожающей быстротой покрываться трещинами. Здание пришлось разобрать до основания, чтобы углубить и усилить фундаменты. С 1605 года строительство было поручено придворному архитектору польских королей, тоже итальянцу – Джованни Тревано из Ломбардии. За основу он принял два римских храма раннего барокко: Иль Джезу архитектора Виньолы и Сант-Андреа делла Валле архитектора Мадерны. В результате Тревано строит величественное сооружение, крестообразное в плане, с мощным куполом в форме эллипса. Боковые нефы образованы двумя рядами соединяющихся между собой часовен.

Стилистически костел св. Петра и Павла восходит к раннему барокко, поэтому здесь еще достаточно сильны отзвуки античной строгости, к которой тогда барокко стремилось. Двухэтажный фасад членится на четкие, ясно читаемые объемы, образованные пилястрами, карнизами и нишами. Фасад заканчивается обычным треугольным фронтоном. Плавная линия, соединяющая верхнюю часть фасада с нижней, еще не превратилась в огромный изгиб типично барочной волюты, к слову сказать, никогда не пользовавшейся особой популярностью в краковском барокко. Скульптуры в нишах и умеренный лепной декор дополняют общее впечатление пластической гармонии, которая создается благодаря уравновешенности движения и покоя. Интерьер костела также отличается благородной сдержанностью: стукковый декор – капители пилястров, карнизы, картуши – выполнен в 1619-1633 годах большим мастером малых архитектурных форм Джованни- Баттистой Фалькони. В главном нефе, пресвитерии и часовнях немало превосходных образцов живописи и скульптуры польского барокко, в том числе – две картины Шимона Чеховича, даровитого польского живописца, обучавшегося в Риме.

Небольшую площадь перед входом в костел отделяет от улицы ограда, на цоколях которой установлены скульптуры двенадцати апостолов. Площадь и ограда были спроектированы Каспером Бажанкой, способным и энергичным архитектором польского барокко. Получив образование в Римской Академии св. Луки, Бажанка работал много и успешно в Варшаве, во Фромборке, в Полесье. И в Кракове построенные им здания украшают не одну улицу.

А Гродская улица между тем незаметно подводит нас к подножию Вавеля. Но не будем торопиться – о замке разговор еще впереди. А пока, выйдя на Бернардинскую площадь, откуда Замковая улица ведет прямо на Вавель, обойдем вокруг крошечный готический костел св. Эгидия и повернем в обратный путь, через весь город, к Флорианским воротам. Разумеется, мы не сможем рассказать обо всем интересном, что встретится в городе. Отметим лишь наиболее значительные места, чтобы там остановиться.

Костел св. Эгидия построен в начале XIV века. Вместе с невысокими домиками, прячущимися в зелени деревьев, он образует живописный островок перед большим и, пожалуй, не менее романтическим кварталом средневекового Кракова, замыкаемым двумя старинными улицами – Гродской и Каноников.

Костел св. Эгидия был построен как коллегиата, при которой положено было находиться собранию каноников. Квартал этот стал вскоре застраиваться домами каноников, также и кафедральных, что дало название всей улице, которая упоминается в документах уже с 1401 года. Сегодня эта улица – одна из тех в Кракове, где сохранилось много домов эпохи Ренессанса и барокко. В некоторых встречаются элементы и более ранней, готической, архитектуры, например, как в доме Шренява (XVI век): здесь и сегодня можно видеть каменные готические порталы, а также готические и ренессансные обрамления окон во дворике. Дом № 18 был построен в 60-е годы XVI века. Он вошел в историю польского искусства благодаря превосходному порталу, который, как и пленительная аркада внутреннего дворика, поддерживаемая изящными колонками, приписывается Яну Михаловичу из Ужендова. Талантливого скульптора, создавшего свой, оригинальный стиль и имевшего немало последователей, современники даже называли «польским Праксителем». Неподалеку находится дом декана (главы капитульного собрания), построенный около 1592 года. Пожалуй, он дает наиболее полное представление о своеобразии этого уголка Кракова. Фасад дома украшает латинская надпись, выбитая в камне: ,,РГОСUI este Profani“ («Отойдите, непосвященные»). В просторные сводчатые сени ведет пышный резной каменный портал конца XVI века, эпохи позднего Ренессанса. Дом имеет великолепный внутренний дворик с аркадами: на первом этаже арки поддерживают ионические колонны, а на втором – пилоны. В парусах свода находятся картуши с гербами краковских епископов, а в центре дворика – барочная статуя епископа Щепановского.

И еще любопытный дом встретится на этой улице почти у подножия Вавеля, на углу улиц Каноников и Замковой. На фасаде – изображение мадонны (икона XVII века) и готическая (1480 года) памятная доска о закладке на Вавеле дома псалтырщиков (перенесенная сюда после его сноса). В XV веке этот дом был перестроен из королевской бани, и со второй половины века здесь поселился краковский каноник Ян Длугош, знаменитый историк польского средневековья и воспитатель сыновей короля Казимира Ягеллона. Здесь им был завершен капитальный труд «Деяния Польши».