Заблудившийся Корригэн

— Не могу допустить, чтобы ты рисковал жизнью.

— Жизнь-то моя, мистер Бер!

— Ну само собой. А всё же придётся тебе подождать, пока мы не дадим разрешения.

И Дуглас Корригэн вынужден был смириться с тем, что просидит всю ночь на аэродроме Флойд Беннет в Нью-Йорке, ожидая разрешения на вылет в обратный трансконтинентальный рейс до Лос-Анджелеса.

* * *

Корригэну исполнился 31 год, но внешность и ухватки у него остались мальчишечьи. Его самолёт, старый, расхлябанный моноплан типа «кёртисс-робин», с двигателем мощностью в 165 лошадиных сил, имел полтонны перегрузки за счёт добавочных баков с горючим, но зато мог лететь без посадки около 30 часов со средней скоростью 100 миль в час.

Одиннадцать лет, с того 1927 года, когда Линдберг в одиночку перелетел через Атлантику, Корригэн мечтал об одном — тоже совершить такой полёт. Он давно уже подготовился к перелёту через Атлантику и жаждал попытать счастья, но ему никак не давали разрешения. Полёты над океаном в одиночку не встречали поддержки после таинственного исчезновения лётчицы Амелии Эрхарт, случившегося около года назад. Даже для беспосадочного полёта из Калифорнии в Нью-Йорк и обратно разрешение добывалось только при помощи тщательно разработанной тактики и хитроумных уловок. Если бы у Корригэна были какие-то неполадки на пути из Лос-Анджелеса, ему наверняка не дали бы разрешения на обратный рейс. Поэтому он ещё в Лос-Анджелесе бензином запасался на двух разных аэродромах, чтобы не догадались, что он собирается в дальний рейс, а при вылете не назвал цели. Если бы полёт не удался, Корригэн просто сохранил бы свою затею в тайне. Но теперь, после удачного перелёта, он мог уже не скрывать своих планов.

За неделю, которую Корригэн пробыл в Нью-Йорке, готовя самолёт к возвращению, какой-то репортёр успел разузнать о его беспосадочном полёте из Лос-Анджелеса и постарался сделать из этого сенсацию. О Корригэне заговорили в газетах, его пригласили выступить по радио. Рут Николз, лётчица с мировой известностью, вспомнив, что Корригэн когда-то готовил к старту её самолёт, предложила ему свой парашют для обратного рейса. Корригэн её поблагодарил, но от парашюта отказался, ссылаясь на нехватку места в кабине.

— А кроме того, — добавил он, — у меня только и есть, что этот самолёт, и если он разобьётся вдребезги, то самое лучшее и мне разбиться вместе с ним.

Рассвет едва забрезжил над горизонтом, когда Корригэн вывел свой самолёт на взлётную полосу. У самой земли висела довольно густая дымка, но Корригэн всё же мог разглядеть края взлётной полосы, и разбег провёл, не сбившись в сторону. Оторвался от земли, пробежав целых 1000 ярдов. Даже на высоте 50 футов самолёт вяло и неохотно реагировал на команды рулей. Корригэн понял, что он сможет безопасно совершить поворот и выйти на свой курс лишь тогда, когда достигнет гораздо большей высоты и скорости. Поэтому, миновав Лонг-Айленд, он продолжал лететь на восток.

На высоте 500 футов земля исчезла из глаз под завесой тумана. Корригэн осторожно положил самолёт на правое крыло, собираясь совершить разворот на 180 градусов и направиться на запад. Глянув на компас, он вдруг с ужасом заметил, что компас не действует. Жидкость из него вытекла сквозь какую-то щель. Осматривая самолёт перед стартом, Корригэн, должно быть, при свете фонарика не углядел эту неисправность. К счастью, в кабине был ещё один авиакомпас — на полу, прямо у ног лётчика. Перед стартом Корригэн установил его курсовые линии на запад. Теперь оставалось только одно — продолжать манёвр, пока параллельные линии на этом втором компасе не займут соответствующие позиции. Когда это произошло, Корригэн решил, что он лёг на курс, и выпрямил самолёт. Он продолжал упорно набирать высоту. Земля по-прежнему скрывалась в тумане. Это стало ясно только много часов спустя — наверное, в спешке Корригэн неправильно прочёл показания своего компаса и летел теперь в противоположном направлении, с запада на восток, над океаном…

Корригэн не видел ничего, но многие видели его самолёт, время от времени выныривающий из тумана. Особенно внимательно следили за ним друзья, а также некоторые из работников аэродрома Флойд Беннет — те сразу заподозрили что-то неладное. Им вспомнилось, что Корригэн неоднократно добивался разрешения на трансокеанский полёт. Наверное, он только для отвода глаз говорил о возвращении в Лос-Анджелес, а сам отправился в запрещённый полёт через океан…

Самолёт быстро набрал высоту и пошёл прямо на восток. Ветер был западный, и поэтому на перелёт до Европы требовалось немногим больше горючего, чем на полёт в Лос-Анджелес. Именно это обстоятельство подкрепляло подозрения работников аэродрома, которые знали о мечте Корригэна. Но его друзья решительно отвергали эти подозрения: в самолёте Корригэна не было рации, он не знал прогноза погоды для Атлантики, не имел никаких карт, кроме карты США с нанесённой на ней линией трассы Нью-Йорк — Лос-Анджелес через Эль-Пасо. Он не взял на дорогу никакого продовольствия, кроме нескольких пакетиков инжира и пары плиток шоколада. Не взял тёплой одежды, воды, папирос. Даже паспорта с собой не взял. Кроме того, Корригэн, квалифицированный пилот и механик, отлично понимал, что его машина способна ещё кое-как летать над сушей, где в случае необходимости всегда можно выбрать место для посадки, но совершенно не годится для трансатлантического перелёта. Вообще-то он поддерживал свой самолёт в хорошем состоянии, но в Нью-Йорк прилетел с протекающим бензобаком и не снял его, опасаясь, что ремонт слишком затянется. Решил рискнуть. Уж наверняка он не пошёл бы на такой риск, если бы собирался лететь через океан. Вспомнили также, что Корригэн внимательно изучал атмосферные условия на трассе в Лос-Анджелес. А прогноз для Атлантики даже и не спрашивал. Так что если он и вправду полетел через океан, то это смахивало на попытку самоубийства…

В это время Корригэн, уже два часа находившийся в воздухе, летел над облаками на высоте 3000 футов. Он вычислил, что скорость полёта несколько превышает 100 миль в час. В разрыве туч промелькнул внизу город, который он ошибочно принял за Балтимор. На самом деле, если б тучи и туман не застилали береговую линию, он сообразил бы, что летит над Бостоном и держит курс в открытое море.

Корригэн летел между двумя плотными слоями облаков. Он ничего не видел ни внизу, ни вверху — оставалось только сидеть за штурвалом и сверять курс по компасу. Запас горючего постепенно уменьшался, и самолёт продолжал набирать высоту. Через восемь часов после старта он достиг высоты 4000 футов. Облака, проплывающие под ним, тоже поднимались всё выше и выше, и самолёт скользил по их верхушкам. Корригэн думал, что летит над равнинами Кентукки, а в действительности находился над Нью-Брансуиком, в 800 милях к северо-востоку от Нью-Йорка.

Лишь через десять часов полёта в просвете облаков снова мелькнула земля. То, что успел увидеть Корригэн, ничуть не встревожило его: в этот момент он пролетал над северным мысом Ньюфаундленда, и не было видно ни краешка океана. Не заметил он и никакого пункта, по которому смог бы сориентироваться и понять, где находится.

А немедленно вслед за этим всё внимание Корригэна переключилось на нечто совсем иное: у него вдруг начали мёрзнуть ноги. Корригэн глянул вниз и увидел, что через трещину в баке вытекает бензин. Он уже плескался на полу кабины, и башмаки у Корригэна промокли насквозь. На такой высоте в самолёте было и без того холодно, а быстро испаряющийся бензин просто превращал кабину в холодильник. Дело было плохо: ведь количество бензина он рассчитал скрупулёзно, с очень небольшим резервом. Пока его вытекло не так уж много, но Корригэн видел, что течь увеличивается. Он утешал себя мыслью, что в случае необходимости как-нибудь да удастся сесть. Только бы пожар не вспыхнул!

После двенадцати часов полёта Корригэн рассчитал, что находится примерно над Мемфисом, откуда начинается новый этап трассы — до Эль-Пасо. Двумя часами позже он подумал, что, должно быть, пролетает над Литл-Роком в штате Арканзас. Плотные, непроницаемые слои облаков напирали на самолёт и снизу, и сверху. Они заслоняли солнце, положение которого на небе, конечно, насторожило бы Корригэна, и укрывали волны океана, катящиеся на 6000 футов ниже самолёта. Ньюфаундленд остался далеко позади, но до Европы было ещё 1700 миль.

Приближалась ночь, и пространство между двумя слоями облаков заполнялось непроглядной темнотой. Корригэн сосредоточил всё внимание на показателях крена и разворота, а также на спидометре. Это было всё, чем он сейчас располагал.

Проходили часы. Корригэн думал, что уже приближается к горной цепи, на которой лежит город Эль-Пасо. Время от времени возникали просветы в облаках, и тогда он глядел вниз, пытаясь разглядеть огни города, белую ленту шоссе или поблёскивающие извилины реки. Но, ничего не увидев, особо не удивлялся. Гораздо больше беспокоила его течь в баке. Посветив фонариком, он увидел, что уровень жидкости на полу достиг уже дюйма. В резервных баках не было уровнемеров, и он не мог сориентироваться, сколько горючего осталось. Вытекло, может быть, двадцать, а может, и пятьдесят галлонов. Ему угрожала вынужденная посадка в темноте, возможно, вдобавок и в горах. Но сильней всего терзал Корригэна страх перед пожаром. Ведь самолёт был деревянным, и если бензин, просачиваясь сквозь пол вблизи от выхлопной трубы, вспыхнет, кабину моментально захлестнёт огненная волна. Корригэн уже начал жалеть, что не взял парашют у Рут Николз.

Надо было любой ценой избавиться от бензина, заливающего ноги. Пожалуй, единственный выход — просверлить дыру в полу, подальше от выхлопной трубы, и надеяться, что бензин вытечет. Он достал из сумки с инструментами отвёртку и пробил ею отверстие в деревянном полу. Кабина действительно вскоре высохла.

Непроницаемая тьма казалась Корригэну чёрной стеной. Однако ночь кончилась быстрей, чем он ожидал. Забрезжил рассвет, с каждой минутой становилось всё светлее, хотя солнце так и не показывалось. Свет развеял ночные кошмары, в кабине было сухо, и Корригэн уже гораздо спокойней начал думать об угрозе вынужденной посадки.

За ночь он поднялся на высоту 8000 футов, но по-прежнему летел над нижним слоем облаков, почти не касаясь их вершин. Вскоре впереди возникли нагромождения кучевых облаков, достигающих 15 тысяч футов высоты. Самолёт Корригэна был не в силах подняться выше этих громад, похожих на горный хребет. Пришлось пробиваться сквозь облака, полагаясь только на показания приборов. Видимость упала до нуля, дождь заливал обтекатели, просачивался сквозь колпак кабины. Порывистый ветер швырял самолёт то вверх, то вниз. Немного погодя дождь сменился мокрым снегом.

Корригэн летел в плотном окружении облаков на высоте 3500 футов, и нигде не увидел гор, которые высматривал с таким страхом. Вместо этого он остолбенел, увидев, что летит над водой! Корригэн решил, что пересёк весь Североамериканский континент, сам того не заметив, и теперь находится над Тихим океаном. Он обернулся назад, ища берег, потом обвёл взглядом весь горизонт. Суши нигде не было. Наверное, скорость полёта была гораздо больше, чем получалось по его расчётам. И встречный ветер оказался слабее, чем сулили прогнозы. Но даже при таких обстоятельствах непонятно, как это ему удалось за 26 часов пересечь весь материк и уйти далеко в океан!

Надо было, однако же, немедленно решать, что делать дальше. Корригэн не знал, сколько у него осталось горючего, но понимал, что немного и надо как можно скорее добраться до суши. Готовясь к развороту назад, он поглядел на компас у своих ног. Компас был слегка затенён, но сейчас, при нормальном дневном свете, виден был гораздо отчётливей, чем прежде… Корригэн протёр глаза и не сразу решился снова глянуть на стрелку. Он понял, что летит в противоположном направлении и находится теперь где-то над безбрежной пустыней Атлантики!

Надо было определять своё местонахождение и решать, что делать дальше. Но в голове у Корригэна был полнейший сумбур, он никак не мог сосредоточиться. Он был до того измучен душевно и физически, что не смог одолеть нарастающей вялости и инертности и не стал менять курс. Надеялся, что ему повезёт, что удастся долететь до Европы. Он понятия не имел далеко ли до неё и хватит ли ему бензина, но просто был не в силах думать об этом. Корригэн не знал, что его самолёт подгоняют попутные западные ветры и что он находится уже недалеко от Ирландии…

Через несколько минут он увидел впереди небольшой траулер. Это уже был какой-то намёк на спасение: такой маленький траулер не может ходить в дальние океанические рейсы, а значит, суша где-то поблизости. Если только он не совершил ещё какую-нибудь чудовищную ошибку, прямо впереди должен быть материк.

И вскоре Корригэн заметил, что бесформенная гряда на горизонте начинает приобретать определённые очертания и окрашивается в зеленоватый цвет. А это могло означать лишь одно: сушу. Корригэн увидел зелёные холмы Ирландии. Пролетев 27 часов, он пересёк Атлантику.

Через 45 минут, проводив взглядом разбросанные внизу деревушки и одинокие усадьбы, он снова оказался над побережьем. Корригэн понял, что пересёк Ирландию. Попутный ветер и малый вес горючего очень повысили скорость самолёта. На восточном побережье Ирландии Корригэн увидел какой-то большой город, но не нашёл аэродрома, поэтому свернул на юг, продолжая держаться над береговой линией. Вскоре рядом с ним появился небольшой военный самолёт. Лётчик-истребитель явно приглядывался к Корригэну. «Сейчас он меня поведёт на ближайший аэродром», — подумал Корригэн. Но истребитель нырнул вниз и исчез. Только увидев другой большой город на побережье, Корригэн понял, где находится, — под ним был Дублин.

Надеясь, что бензина ещё хватит, он сделал круг над аэродромом, чтобы определить направление ветра и ознакомиться с местностью. Потом совершил классическую, спокойную посадку.

— Меня зовут Корригэн, — сказал он аэродромному служащему, который вышел его встретить. — Я только что прибыл из Нью-Йорка…

Корригэн думал, что это вызовет сенсацию.

— Да, мы уже знаем об этом.

— Знаете? Откуда?

— Нам из Нью-Йорка сообщили. Они там видели, как вы ложились на курс, и догадались, что вы летите в Ирландию. Кроме того, мы получили сведения с моря.

Дальше всё шло вроде бы гладко. Работники аэродрома, таможенники, военные власти, различные представители администрации были весьма вежливы и проявляли полное понимание. Трудности начинались, когда Корригэн пытался объяснить, как это получилось, что он летел не в том направлении. Когда он об этом заговаривал, его переставали всерьёз слушать. То же получилось и при встрече с американским послом, и позже, когда Корригэна представили премьер-министру Ирландской Республики. Как только лётчик начинал объяснять, что неправильно прочёл показания компаса, все покатывались со смеху.

— Ну а теперь расскажите, как было на самом деле, — говорили ему каждый раз.

Корригэн с презрением отказывался извлечь какие-либо материальные выгоды из своего перелёта, отвергал всякие проекты лёгких заработков на своей популярности: когда некий репортёр предложил ему 500 долларов за исключительное право публикации подробностей перелёта, Корригэн ответил, что это он может получить и даром.

Безусловно, Корригэн должен был кое-что объяснить. Ведь всё же довольно странно, что за двадцать шесть часов полёта он ни на мгновение не увидел солнца, хотя бы сквозь облака, и не обратил внимание на то, что и день и ночь заметно укорачиваются, а не удлиняются, как это было при полёте на запад. И, наконец, как это получилось, что летел он сам не зная куда, вслепую, а попал прямиком в Ирландию? Уж очень удивительное стечение обстоятельств! Но Корригэн упорно придерживался своей версии, и самые дотошные эксперты не смогли уличить его во лжи.

Что же произошло на самом деле? Вправду ли Корригэн заблудился и потом честно признался в своей ошибке, а ему совершенно зря не верили? Или это была всё же мистификация? Ответить на этот вопрос в наши дни столь же трудно, как было и в то время, сразу после полёта.

…Общество Американского флага присудило Корригэну медаль за 1938 год, а Американский клуб лжецов единогласно избрал его своим почётным членом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.