85. ТЮТЧЕВ ЛИРИКА

85. ТЮТЧЕВ

ЛИРИКА

В 1836 году, незадолго до смерти, Пушкин опубликовал в 3-м томе своего журнала «Современник» шестнадцать «Стихотворений, присланных из Германии» — так была озаглавлена первая публикация никому еще не известного поэта, скрытая за инициалами Ф. Т. По существу, Пушкин передавал эстафету достойному представителю следующего поколения подвижников и радетелей русской культуры, с именем которого связано превращение философской лирики в мощную струю отечественной поэзии.

Шестнадцать жемчужин, отобранных Пушкиным, до сих пор сияют в ожерелье русской поэтической классики. Здесь и хрестоматийные «Вешние воды», и афористичные строки «Счастлив, кто посетил свой мир в его минуты роковые», и любимое стихотворение Льва Толстого «Silentium» («Молчание»):

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои.

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Наконец, здесь же — невероятный по своей философско-провидческой глубине космистский шедевр, где Вселенная уподобляется Гераклитову Огню — в его пламени рождаются миры, частицы, существа и мысли:

Как океан объемлет шар земной.

Земная жизнь кругом объята снами;

Настала ночь — и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой «…»

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины, —

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

Тютчев — самый философичный поэт XIX века. Его космизм всеобъемлющ и вместе с тем не носит какого-то назидательного характера, порой он просто читается между строк или просвечивает в ненавязчивых вопросах. Тютчев с понятным сожалением лирика-философа писал о тех, кому недоступно понимание живой души природы, кому недоступны «языки неземные», на которых говорит одушевленный и неодушевленный мир. Поэт достигает удивительного эффекта проникновения в душу Вселенной именно потому, что видит ее отражение, более того, — частицу в собственной душе.

С одухотворенностью природных стихий сливаются и смятение, и волнение, и восторг Тютчева — отчего оживают явления природы и звучат их невидимые голоса. Ночной ветер превращается в страстного собеседника, устремленного к «миру души ночной» в его двойственном выражении: как души поэта, так и души ночи. И та, и другая — «с беспредельным жаждет слиться». И тотчас же раздается космистское предостережение поэта:

О, бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!

И роль собеседника делает его равным любым природным стихиям — от огневых зарниц, которые «как демоны глухонемые, ведут беседу меж собой», до беспредельного мира «в его минуты роковые». Тютчев всегда находит такие образы и словесные пути, которые превращают лирического героя в соучастника мировых свершений и приближают душу читателя — через видение поэта — к звездным высотам:

Душа хотела б быть звездой,

Но не тогда, как с неба полуночи

Сии светила, как живые очи,

Глядят на сонный мир земной, —

Но днем, когда, сокрытые как дымом

Палящих солнечных лучей,

Они, как божества, горят светлей

В эфире чистом и незримом.

Более того, Тютчев именует человека родовым наследником, по существу потомком «ночной и неразгаданной бездны». По Тютчеву, природа и история неразделимы, и первая объемлет и поглощает вторую вместе с людьми. Раздумья у курганов, которые лишь и сохранились «от жизни той, что бушевала здесь», приводят поэта к пессимистическому выводу:

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаем

Себя самих — лишь грезою природы.

Последняя строка бездонна по своей философской глубине! Воистину платоновский или неоплатонистский образ! Мы, живые люди, со всеми нашими страстями и страстишками, — всего лишь тени, сны, грезы Матери-природы. Природа во всем ее многообразии — «не бездушный лик», она одушевлена:

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык…

Такой подход вполне вписывается в общую линию развития русского космизма. Те же, кто не понимают этой простой истины, — «живут в сем мире, как впотьмах»:

Для них и солнцы, знать, не дышат,

И жизни нет в морских волнах.

Лучи к ним в душу не сходили,

Весна в груди их не цвела,

При них леса не говорили,

И ночь в звездах нема была!

В философской лирике Тютчева одушевленная природа во всей ее беспредельности и неисчерпаемых проявлениях наделяется воистину человеческими страстями. Человеческие черты проступают и у ночной космической бездны, распахнутой перед каждым из нас:

И бездна нам обнажена

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ей и нами —

Вот отчего нам ночь страшна!

Подобно человеку, природа диалектически соединяет в себе взаимоисключающие качества — добро и зло, правду и ложь, угрозу и доброту. И как в человеческой душе, в природе верх стараются взять разумные светлые силы. Так Солнце преодолевает («деля — соединяет») кажущуюся вражду запада и востока. Подобным же образом соединены на основе единого творческого начала разумные потенции души и природы (естества). В любом случае беспредельная космическая бездна природы первична по отношению к человеку, она — альфа и омега его существования:

Поочередно всех своих детей,

Свершающих свой подвиг бесполезный,

Она равно приветствует своей

Всепоглощающей и миротворной бездной.

Тютчевская Вселенная не просто бестелесно одухотворена — она имеет сердце, очи, голос. И все это «там» — в беспредельных просторах Космоса немедленно отзывается «тут» — в сердце самого поэта. Иначе его философия просто немыслима. «Всеобъемлющее море» безличной природы, симфония красок, теней и света, озарения души и сердца — все это различные ипостаси некой единой реальности, и одно немыслимо без другого. Поэтому даже интимнейшие стихи, связанные с тайной и последней любовью поэта, написаны в «космической кодировке» — на языке света:

«…» Сияй, сияй, прощальный свет

Любви последней, любви вечерней!

Полнеба охватила тень,

Лишь там, на западе, бродит сиянье, —

Помедли, помедли, вечерний день,

Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,

Но в сердце не скудеет нежность…

О ты, последняя любовь!

Ты и блаженство и безнадежность.

Без Тютчева золотой век русской поэзии был бы не столь золотым. Золото неизбежно оказалось бы более тусклым…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.