ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ БАЖЕНОВ (1737—1799)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ БАЖЕНОВ

(1737—1799)

Имя Баженова – одно из самых ярких в русской архитектуре благодаря размаху замыслов, свободе, силе и своеобразию его творческой фантазии.

Василий Иванович Баженов родился 12 марта 1737 (по другим данным – 1738) года в семье Ивана Баженова, служившего в селе Дольском Малоярославского уезда Калужской губернии. Когда мальчику было лишь три месяца, его родители переехали в Москву. «Я отважусь здесь упомянуть, что я родился уже художником. Рисовать я учился на песке, на бумаге, на стенах, – рассказывал о себе сам Баженов. – …Между прочим, по зимам из снегу делал палаты и статуи, что бы и теперь я желал то видеть». Но мальчика отдали в певчие в Страстной монастырь: по давней традиции ему следовало идти по стопам отца. Все равно безудержно хотелось рисовать: «Я святых из церкви переносил мыслью под переходы на стены и делал своей композицией, за что меня ставали и секали часто».

И мальчик-таки добился своего – Василия приняли в архитекторскую команду, руководимую Ухтомским, в 1753 году. Приняли, но не зачислили. В списках учеников Ухтомского он нигде не значится. Василий, судя по всему, определен вольным слушателем.

Дмитрий Васильевич достаточно высоко оценил способности Баженова, но, зная о его бедственном положении, предпочел освободить своего воспитанника от обязательных занятий и часто предоставлял ему возможность подработать. По просьбе казенных учреждений и частных лиц он направлял Василия в качестве гезеля (подмастерья) на стройки для составления смет, для осмотра зданий, нуждающихся в перестройке или ремонте.

Год спустя в судьбе Василия произошел новый поворот, его приняли в Московский университет. А когда «основалась в Санкт-Петербурге Академия художеств и начальствующий над ней обер-камергер Иван Иванович Шувалов потребовал из Московского университета несколько питомцев, способных к изящным художествам, тогда Баженов назначен первым в числе таковых и отправлен в Санкт-Петербург», – рассказывает первый биограф Баженова Е. Болховитинов.

Академические ученики находились на полном казенном обеспечении. Кроме наук об искусстве, ученикам академии преподавали историю, анатомию, мифологию, математику, иностранные языки. По вторникам, средам и четвергам проходили уроки в «рисовальной палате». Их вели скульптор Жиле, живописец Лелорен, рисовальщик Моро, гравер Шмидт. Это были опытные мастера. Они помогли основать русскую академическую школу живописи, воспитали плеяду талантливых художников. Баженову повезло с преподавателями по архитектурным наукам. Он учился под руководством талантливых архитекторов С.И. Чевакинского и А.Ф. Кокоринова.

«Потом Академия художеств мною первым началась», – с гордостью утверждал Баженов. В основанной осенью 1757 года Академии он был старшим из воспитанников, уже многое освоившим, и для младших стал, вероятно, не столько товарищем, сколько первым учителем. Через три года он едет вместе с молодым живописцем Антоном Лосенко за границу.

Петербургская академия художеств назначила своим пенсионерам на содержание по 350 рублей в год. На 50–60 франков в месяц в Париже не очень-то разгуляешься. По этой же причине Баженов и Лосенко были вынуждены снять довольно скромное помещение на задворках Парижа, в дешевом квартале.

Во Франции Баженов впервые увидел не только на гравюрах и чертежах ту новую архитектуру, о которой уже, конечно, толковали его академические наставники. Правилам нового стиля и обучает Баженова блестящий архитектор Шарль де Вайи. «Мои товарищи, французы молодые, у меня крадывали мои прожекты и жадностию их копировали», – хвастался потом Баженов. Видимо, он уже тогда выделялся среди соучеников изобретательностью и яркой фантазией.

Около полутора лет пролетели незаметно. За это время неприглядное жилище посланцев Петербургской академии несколько преобразилось, оно украсилось многочисленными рисунками, миниатюрными моделями, изготовленными Баженовым, его эскизами, чертежами, проектами.

Экзамены в Парижской академии прошли более чем успешно. Баженов, хорошо подготовившись, осмелился пойти первым. Он представил экзаменаторам модель Колоннады Лувра, изготовленную с ювелирной точностью. Представил также чертежи, рисунки, офорты. И еще покорил парижских знаменитостей своей эрудицией, буйной фантазией.

Слух о творческих удачах Баженова и Лосенко, об их успехах в учебе дошел до Петербурга. Там тоже был устроен экзамен, только заочно, на основании присланных пенсионерами работ. Оценки были даны самые высокие. В Париж ушло уведомление, в коем говорилось, что «Лосенко быть в Москве, а Баженову на зиму в Рим». Баженов получил двухгодичный заграничный паспорт, упаковал свои вещи, простился с учителями, с Лосенко и в конце октября 1762 года отправился в путешествие по Италии для дальнейшего знакомства с европейской культурой, изучения архитектурных стилей, памятников зодчества различных эпох.

Но полтора года в Италии нелегко достались нервному, впечатлительному Баженову. Не хватало денег, скупо и не в срок присылаемых из Петербурга, он был один, его обманывали, на него даже напали разбойники… С трудом добрался Баженов до Парижа и здесь оставался до тех пор, пока академия не соизволила оплатить его долги и дорогу домой.

Баженов вернулся на родину 2 мая 1765 года. Он приехал в Петербург прямо к большому торжеству в честь нового устава Академии художеств. Но академия Баженова обидела. Ему сшили парадный мундир, за который потом требовали денег, произвели в академики, но давно обещанной профессорской должности, а значит, и оклада не назначили. Сменившемуся здесь начальству он был не нужен. К тому же Баженову устроили испытание, от которого другие академики были избавлены, – предложили создать для подтверждения высокого звания небольшой проект…

Он выполнил его с блеском и размахом, далеко превзойдя заданную скромную программу.

Позднее Екатерина поручила Баженову разработать проект Института благородных девиц при Смольном монастыре. Зодчий выполнил это поручение в кратчайшие сроки. Величественная и изящная композиция поразила многих архитектурной изобретательностью, органичным сочетанием многообразных традиционных форм российского зодчества. Но, к сожалению, дифирамбами дело и ограничилось. Проект остался неосуществленным. После длительных проволочек предпочтение было отдано проекту архитектора Кваренги.

Визит в Малый двор не прошел бесследно. Увлеченный рассказами Баженова, цесаревич Павел загорелся желанием построить свой дворец на Каменном острове. Баженов довольно быстро выполнил этот заказ. Дворец был возведен в стиле классицизма. Позднее его перестраивали. Но имеется свидетельство французского путешественника, видевшего строение в первоначальном варианте: «Он очень красив, особенно благодаря своему местоположению (на берегу Невы). Нижний этаж приподнят на несколько ступеней. Здесь мы видим, во-первых, большую переднюю, украшенную арабесками, далее зал овальной формы, который при большой длине кажется немного узким; декоративная часть в нем очень проста. Направо – помещение, из которого дверь ведет в небольшой театр, довольно красивый… Фасад к саду украшен колоннами. В конце сада находится небольшая часовня, построенная из кирпича: готический стиль, которому старались подражать при ее постройке, производит красивый эффект».

Наконец, Григорий Орлов, командующий артиллерией и фортификацией, пригласил Баженова к себе на службу, испросив ему у императрицы неожиданный для архитектора чин капитана артиллерии. Вместе с покровителем и всем царским двором Баженов покинул Петербург и в начале 1767 года возвратился в родную Москву.

Баженов вскоре после приезда в Москву женился. Его супругой стала Аграфена Лукинична Красухина, дочь каширского дворянина, рано умершего.

Тем временем Екатерина «заболела» архитектурой. Этим решил воспользоваться Орлов. Он делал попытки восстановить свои утраченные позиции при дворе, потеснить деятельного Потемкина. Поэтому Орлов посоветовал Баженову разработать проект необычный, дерзкий, чтобы затем через него, Орлова, предложить императрице начать строительство здания, которое вызовет всеобщий интерес.

Баженов ничего не обещал, но от предложения не отказался. В то время Кремль пребывал в крайнем запустении и ветхости, а главное, его древняя архитектура представлялась просвещенным людям XVIII века беспорядочной и бесформенной. Баженов дерзнул предложить свой вариант дворца. Но только иных масштабов: «…из простой перестройки он создал исполинскую архитектурную затею, сводившуюся к застройке всего Кремля одним сплошным дворцом, внутри которого должны были очутиться все кремлевские соборы с Иваном Великим». Идея Баженова потрясла Орлова, но он усомнился в реальности столь грандиозных планов.

К лету 1768 года Баженов закончил работу над эскизами, приступил к самому проекту реконструкции, к созданию большой модели Кремлевского дворца. Началась подготовка к строительству. В июле была уже учреждена специальная экспедиция по сооружению дворца. Возглавлял ее генерал-поручик Измайлов. После тщательного обследования кремлевских строений и детальной разработки планов строительства члены экспедиции приступили к составлению сметы. По предварительным подсчетам, должно было потребоваться двадцать или, в крайнем случае, тридцать миллионов рублей.

Экспедиция разместилась в самом Кремле, в небольшом Потешном дворце. Здесь же была квартира архитектора, куда он вскоре привел молодую жену. А рядом наспех строилось деревянное одноэтажное здание с обширным восьмигранным залом – Модельный дом. В нем потом делали громадную деревянную модель будущего Кремля. Модель, по словам Баженова, – «половина практики», то есть готового здания, которая позволит проверить правильность его композиции и пропорций.

Модель впечатляла всех, даже людей, которые к баженовскому проекту были настроены скептически или недоверчиво. Поражало многое. И техника изготовления, и сами размеры модели. Они были таковы, что во внутренних дворах могли разгуливать несколько человек. В своих пропорциях модель математически точно соответствовала размерам будущего дворца.

Фасад главного корпуса задуманного Баженовым дворца имел сложное членение: два нижних этажа объединены сплошной горизонтальной рустовкой и карнизом. Они отделяют верхние этажи. Первые два этажа – это своего рода постамент для двух верхних. Они объединены декоративным убранством и колоннами в одно целое. Антаблемент украшен скульптурой. Его поддерживают четырнадцать колонн. По обе стороны центрального выступа по десять колонн. За ними – двухколонные выступы. В нишах стен изящные вазы. Весь фасад центрального корпуса являлся, таким образом, как бы богатейшей и красивейшей архитектурной декорацией. Внутренний фасад главного корпуса, выходящий во двор, имел почти такое же богато декорированное оформление.

Впечатляюща была циркумференция – огромный полуциркуль с высоким четырехступенчатым цоколем, многочисленными мраморными колоннами. Циркумференция соединялась с главным корпусом. В этом месте – подъезд с тремя красивыми арками. Богато декорированный вход обрамляли колонны. С другого конца циркумференция соединялась с театром. Особенный эффект производил его парадный вход, от которого сбегали широкие пересекающиеся лестницы. Стены театра украшены ионическими колоннами. Не менее эффектно и внутреннее оформление, особенно центрального зала дворца, впечатляющего своими размерами. О модели и невиданном проекте заговорили с восторгом и завистью в европейских королевских дворах.

Однако весной 1771 года работу пришлось остановить: в Москву нагрянула эпидемия чумы. Жесткие, но мало действенные меры властей вызвали недовольство горожан. Вспыхнул бунт, был убит суровый московский архиепископ Амвросий, толпа громила его покои в Кремле, в двух шагах от Модельного дома. Баженов боялся за судьбу своей драгоценной, выстроенной из сухого дерева, модели. Но бунт в два дня подавили, модель уцелела, эпидемия же утихла лишь к зиме.

На следующее лето праздником начался новый этап работы – рыли котлован под дворцовый фундамент, который заложили год спустя в еще более торжественной обстановке.

Но годы шли, а выше фундамента стройка не поднималась – недоставало средств. Весной 1775 года императрица приказала засыпать котлован, а значит, прекратить работу. Руководить засыпкой котлована оскорбленный Баженов отказался: «Оставляю тому, кто за благо избран будет».

Тем временем он строил за городом, на Ходынском поле, деревянные павильоны для празднования победы над турками. Причудливые здания неклассической, условно-восточной архитектуры символизируют Таганрог, Керчь, Азов и другие города, отошедшие после победы к России.

Нарядные необычные постройки Екатерине понравились. Вот такой она захотела видеть и свою новую усадьбу – только что купленное под Москвой Царицыно. На склоне холма, спускающегося к большому пруду, Баженов расположил, казалось бы, в вольном порядке, множество сравнительно небольших строений из красного кирпича. Украсить их он хотел цветными изразцами, на манер старинных московских зданий. Но императрица эту идею отвергла, и тогда красный кирпич был эффектно оттенен вставками из резного белого камня.

Чувствовались в облике Царицына какая-то искусственная старина условное, почти игрушечное средневековье. В те времена всю средневековую архитектуру, не очень еще различая эпохи и страны, именовали «готической». Классицисты считали ее «неправильной», искаженной невежеством прежних строителей, но она все же манила Баженова. Правда, при возведении Царицына он не придерживался какого-то определенного стиля: стрельчатые окна западноевропейской готики он свободно сочетал с узорчатой кирпичной кладкой русских зданий XVII века, использовал в белокаменной резьбе государственную символику – здесь и вензель Екатерины, и двуглавый государственный орел.

Десять лет строил Баженов Царицыно. Каждой весной он перебирался туда с семьей из недавно купленного городского дома, чтобы быть постоянно при работах. Здесь, в отличие от Кремля, он все делал сам: распоряжался финансами, заранее покупал материалы, нанимал рабочих.

Стройка разрасталась, а деньги поступали из Петербурга все медленнее. Василий Иванович то и дело оказывался виноватым. К тому же замучили долги, судебные тяжбы. Он устал, в сорок лет чувствовал себя стариком. В сыром Царицыно болели дети, умер младший сын…

Летом 1785 года императрица, наконец, приехала и посетила почти готовую усадьбу, знакомую ей лишь по чертежам. Нарядные домики показались ей маленькими и тесными – на бумаге все выглядело внушительнее. Царицыно она приказала перестроить и передала строительство Казакову.

Дворец в Царицыно был разрушен не сразу. М.М. Измайлов пытался было найти выход из создавшегося положения, хоть как-то помочь Баженову. Переживал за своего друга и Казаков. Коллеги договорились: Баженов без особого на то дозволения сделает новый вариант дворца и представит свой ранее, чем это сделает Казаков. Но ничего из этого не вышло, опять труд был потрачен зря. Екатерина отвергла работу Баженова, даже как следует не познакомившись с нею. В феврале 1786 года пришло распоряжение «о разборке в селе Царицыно построенного главного корпуса до основания и о производстве потом (нового здания) по вновь конфирмованному учиненному архитектором Казаковым плану».

Казаков в своем варианте дворца пытался по возможности сохранить избранный Баженовым стиль старорусской архитектуры. Но ему также не повезло. Дворец был спроектирован трехэтажным, с акцентом на центральную часть здания. Однако в ходе строительства пришлось многое переделать, так как ассигнования постоянно урезывались. В результате получилась большая разница между проектом и осуществленным зданием.

Василий Иванович оказался практически отстраненным от царицынского строительства. Он получил годовой отпуск по болезни: ухудшилось зрение, пошаливали сердце и нервы. В декабре 1786 года Баженов просил графа А.А. Безбородко, первого секретаря императрицы по принятию прошений продлить отпуск с сохранением жалованья, чтобы окончательно поправить здоровье. В случае отказа Баженов соглашался и на отставку, но «с пенсиею, как и все верноподданные е. и. в. пользуются, ибо, как небезызвестно в. с., не имею у себя столько содержания, сколько для большой семьи моей, а притом и для оплаты долгов, потребно». Прошение удовлетворили.

Еще до его второй, царицынской, катастрофы у архитектора появились новые друзья, помогавшие преодолевать душевную смуту и отчаяние. Это были масоны. Баженов был издавна знаком с наследником престола Павлом Петровичем и, приезжая в Петербург, передавал ему напечатанные в Москве масонские книги. Подозрительная Екатерина обвинила масонов в том, что они хотят «уловить» наследника в свою секту, подчинить себе. Это было государственное преступление. Больше всех пострадал Николай Новиков, журналист и издатель, принявший когда-то Баженова в масонский орден. Самого архитектора не тронули, но работы для него у царицы больше не нашлось.

Конечно, Василий Иванович выполнял не только царские заказы, но о них известно, к сожалению, гораздо меньше: бумаги зодчего и большинства его заказчиков не сохранились. Достоверно известно, что в 1780-е годы Баженов построил дом для богача П.Е. Пашкова. Дворец красуется на высоком холме против Московского Кремля – теперь это старое здание Российской государственной библиотеки. Между тем задача у архитектора была сложная: участок неровный, с одной стороны круто уходящий под гору, а с другой – резко сужающийся. Однако его неудобства Баженов сумел превратить в достоинства: поставил в узком конце нарядные ворота, сквозь которые открывается вид на дом, фасад же широко развернул на кромке холма над спускающимся к городу садом – решение, не случайно перекликающееся с проектом перестройки Кремля.

Баженов создал здесь в буквальном смысле слова замок-сказку. Большой знаток и ценитель русской архитектуры И. Грабарь писал: «Трудно найти более совершенное соотношение всех частей единого сооружения, чем то, которое достигнуто здесь».

Мнение русских и иностранцев было единодушное: «Пашков дом» – это жемчужина русского зодчества. Знатоки архитектуры подчеркивали, что при всей изысканности композиционных приемов замысел художника отличается смелостью, полетом фантазии и вместе с тем продуманностью мельчайших деталей. Это в равной степени характерно как для композиции в целом и внутренней планировки помещений, так и внешнего оформления.

В 1792 году Баженову пришлось перебраться в Петербург, на скромную должность архитектора при Адмиралтействе. Он строил теперь, главным образом, в Кронштадте: казармы, сухарный завод, лесные сараи, причем часто по не раз использованным чертежам – следовало пуще всего беречь казенные деньги, а художественные качества таких построек адмиралтейских чиновников вовсе не интересовали. Потому они и не приняли последний большой проект архитектора – реконструкцию после пожара галерной гавани на Васильевском острове в Петербурге: он был «весьма обширен и великолепен», значит, дорог.

В 1796 году умерла Екатерина II. Давний покровитель Баженова Павел стал императором. Василий Иванович тут же получил от него важный чин и деревню с крепостными – тысячу душ. Перед ним вновь открывались обширные творческие возможности. В начале 1799 года император сделал архитектору еще один подарок: назначил его вице-президентом Академии художеств – на должность, которую ввели специально для Баженова. Так победителем возвратился он в свою Академию, которая отвергла его более тридцати лет назад.

И силы вернулись. Шестидесятилетний вице-президент горел желанием обновить одряхлевшую Академию, воспитывать молодых художников, отыскать таланты. Но времени для этого у него, как оказалось, уже не было. Летом 1799 года Баженова разбил паралич.

В конце июля, в одну из белых ночей, Василий Иванович попросил детей – Оленьку, Надежду, Веру, Владимира, Всеволода и старшего из сыновей, Константина, – собраться у его постели, чтобы держать прощальную речь. 2 августа (13-го по новому стилю) великий архитектор скончался.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.