Великий и ужасный маркиз де Сад

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Великий и ужасный маркиз де Сад

В середине декабря 1956 года в Париже начался судебный процесс над графом Донасьеном Альфонсом Франсуа де Сад[53] [Он никогда не пользовался титулом "граф", который унаследовал в 1767 году после смерти отца. До совершеннолетия он носил титул "маркиз", по собственному желанию и впоследствии оставил его за собой], однако обвиняемый на нем отсутствовал, так как умер за 142 года до этого. Инициатором процесса стал Ж.-Ж. Повер, решивший издать ограниченным тиражом полное собрание сочинений маркиза де Сада. Всего предполагалось выпустить 30 томов, куда должны были войти как сочинения благопристойные, так и подрывавшие устои общественной морали. Процесс продолжался полтора года, и в 1958 году суд вынес следующее решение: книги, которые не в чем упрекнуть, и те, в которых эротика и садизм признавались явлением неопасным, могли публиковаться без ограничений. Три сочинения ("Философия в будуаре", "120 дней Содома" и "Новая Жюстина") предлагалось из изданий исключить[54] [Впоследствии запреты на эти романы и другие цензурные ограничения были сняты].

Обычно маркиза де Сада обвиняют в том, что разнузданные эротические фантазии в его книгах не имеют ничего общего с действительностью, однако все описанные им сцены (убийства, воровство, насилие, содомия, инцест и т. д.) в той или иной мере были известны его современникам. Царствование Людовика XIV с его версальской роскошью и военными триумфами завершилось катастрофой — разгромом французской армии войсками английского герцога Д. Ч. Мальборо. Утрехтский мир положил конец войне, на смену которой пришли нищета и разорение. После смерти Людовика XIV судьба Франции оказалась в руках малолетнего наследника престола, за которого правил регент Филипп Орлеанский, не раз заявлявший, что использует женщину приблизительно так же, как используют стул с дыркой в сиденье. Неудивительно, что главным персонажам своих произведений маркиз де Сад приписывал пороки именно герцога Филиппа Орлеанского. Атмосфера аристократического распутства порой сбивала с пути и людей добродетельных, а уж тем, кто чувствовал в себе призыв порока и разврата, были открыты все дороги.

В 23 года маркиз де Сад женился на Рене Пелажи Монтрель — дочери президента Податного суда, и внешне первые полгода супружеской жизни протекли без происшествий. Но в октябре 1763 года маркиз был арестован и по личному распоряжению короля Людовика XV заключен в тюрьму Венсенского замка. Власти, до этого исподволь наблюдавшие за ним, наконец решили вмешаться, посадив его за преступный разврат, которому маркиз предавался постоянно со дня свадьбы. Фривольные утехи молодожена показались чрезмерными даже судьям, которые и сами-то были далеки от пуританства.

Маркиз был в бешенстве, но в тюрьме "искренне раскаялся" и выразил желание увидеться с женой, чтобы это нежное создание вернуло его на путь добродетели. Лейтенанту полиции он заявил, что наказан по заслугам, так как презрел гнев Господа; попросил прислать ему священника и даже утверждал, что арест и тюремное заключение стали для него божественной благодатью и заставили осудить свое прежнее поведение. Маркиз говорил так убедительно, что лейтенант поверил, будто узник сбился с истинного пути потому, что непочтительно относился к таинствам церкви.

В раскаянии де Сада не было ни слова правды, однако в этот раз оно возымело действие. К тому же сыграло свою роль и заступничество де Сада-старшего, и через две недели маркиз был выпущен из тюрьмы. По условиям освобождения ему надлежало отправиться в Нормандию — в дом Монтрелей, что он и сделал. Но нормандская ссылка была в тягость де Саду, ибо здесь он находился под наблюдением тещи — более строгой, чем тюремщики Венсена. Ему недоставало Парижа, куда он мечтал вернуться… И спустя некоторое время вернулся — без жены и без одобрения властей. В столице маркиз постарался запутать свои следы, сняв сразу несколько квартир, каждую из которых использовал только для одной ночи любовных утех. Затем на южной окраине города он обустроил для себя маленький "секретный домик", где мог скрыться от любопытных глаз. Сами по себе такие домики по тем временам были явлением заурядным. Светские люди, для которых разврат был естественной формой повседневного времяпрепровождения, по вечерам привозили сюда любовниц, содержанок, проституток, а то и целые компании любителей острых ощущений, и устраивали оргии.

Внешне эти прибежища выглядели весьма скромно, как того и требовала секретность. Располагались они вдали от людных мест, обносились заборами и затенялись деревьями; кареты возле таких домиков никогда не останавливались, так как хозяева предпочитали выйти где-нибудь в переулке. Внутреннее убранство домиков служило одной задаче — пробудить изысканную чувственность. Лучшие архитекторы и художники того времени создавали интерьер, подбирали шелка для обивки стен и мебель, расписывали карнизы и плафоны… "Домики" маркиза де Сада были в другом роде. Основным их "украшением" стали плети и розги, причем плети изготавливались из железных нитей, один вид которых мог лишить неподготовленного человека сознания. Рядом с ними слуга расставлял порнографические эстампы и рисунки вперемежку с предметами религиозного культа — в основном с распятиями, выполненными из дерева, металла, слоновой кости или гравированными на металле… Неудивительно, что в такой обстановке богохульные речи и святотатства переходили все границы.

Имя маркиза вскоре стало постоянно появляться в донесениях парижской полиции. Он часто устраивал разнузданные оргии в своем домике, ходил в публичные дома и притоны и ради сиюминутных наслаждений, и чтобы выбрать девушек для будущих развлечений. К концу 1764 года за маркизом окончательно утвердилась дурная репутация.

В 1768 году маркиза арестовали во второй раз и заключили в Сомюрский замок, где ему позволили гулять и даже приглашали на обед к коменданту, но он чувствовал себя оскорбленным, что его бросили в темницу из-за похождений, которым предаются все. Из Сомюра маркиза де Сада перевели в Лион, но и там он возмущался, что не сделал ничего особенного — всего-то выпорол публичную девку.

Пока маркиз бесновался в лионской тюрьме, в Париже начался процесс, целью которого была конфискация имущества де Сада. Он считал, что в отношении его совершается явная несправедливость, и яростно ненавидел парижских судей, обличал их в том, что они "испытывают больше сочувствия к поротой заднице уличной шлюхи, чем к народу, хотя называют себя его отцами, а сами предоставляют ему возможность подыхать с голоду". По словам де Сада, в других странах таким девушкам посоветовали бы сменить профессию, если она им не нравится; а уж если они занялись подобным делом, пусть терпят и сопряженные с ним неудобства.

Срок тюремного заключения маркиза де Сада был неизвестен, но предполагалось, что он составит всего несколько недель. Однако подходило к концу лето 1768 года, а у него по-прежнему не было никакой надежды вырваться из лионской крепости Пьер-Ансиз. В августе Рене Пелажи разрешили навестить мужа, и он воспринял это как хороший знак, но надежды его не оправдались. Рене Пелажи предупредили, что ей следует подготовить супруга к долгому пребыванию в тюрьме, так как на этот раз Людовик XV не собирался быстро освобождать его. Только в ноябре король согласился вернуть де Саду свободу и то при условии, что тот покинет Париж и поселится в замке Лакост. Маркиз принял эти условия и даже убедил всех окружающих, что усвоил урок и отныне будет вести себя как примерный муж.

Третье заключение маркиза, вызванное неуплатой по векселям, продлилось всего несколько дней. В июне 1772 года он поехал по делам в Марсель, где снял квартиру на улице Капуцинов, и отправил своего верного слугу Латура на поиски девушек для очередной оргии. В Марселе разразился скандал, который мог бы положить конец эротическим похождениям де Сада и который вошел в историю под названием "Конфеты со шпанскими мушками". В марсельскую полицию обратилась одна из девиц, заявившая, что маркиз хотел отравить ее и подружек конфетами и принуждал их к содомскому греху. Такие конфеты считались возбуждающим средством, и употребление их в сексуальных развлечениях не считалось преступным. Однако снадобье это было, тем не менее, ядовито и действие его напоминало действие мышьяка. Де Сад, конечно же, не хотел отравить девушек, но явно ошибся в дозах, когда готовил возбуждающее средство… За это преступление парламент Прованса приговорил де Сада к смертной казни через обезглавливание и последующее сожжение трупа. Но ему удалось бежать из-под стражи и улизнуть в Сардинию, причем не одному, а с родной сестрой жены. С того момента в его жизни не было более лютого и беспощадного врага, чем теща — президентша Монтрель. Она добилась от сардинского короля, чтобы де Сада арестовали и заточили в крепость Миолан…[55] [Подробнее о пребывании маркиза де Сада в этой крепости можно прочитать в книге "100 великих замков"]

Маркиза де Сад организовала мужу побег, но иллюзии по поводу его возвращения в лоно семьи вскоре развеялись. Маркиз долго скитался, меняя города и жилища, чтобы сбить преследователей со следа, но это вовсе не означало, что он утихомирился и стал вести порядочный образ жизни. Слухи о его сексуальных бесчинствах доходили до Франции, где президентша Монтрель тем временем заручилась тайным королевским указом на арест зятя. Как только маркиз оказался на родной земле, он тут же был арестован, и в 1777 году за ним надолго закрылись тюремные ворота Венсена.

В тюрьму узников доставляли обычно по ночам, чтобы не привлекать внимания. В камере помещались кровать, два соломенных (или деревянных) стула, грязный засаленный стол, на котором стояла кружка. Перед помещением в камеру заключенного обыскивали, отбирали драгоценные вещи и все, что могло послужить орудием для самоубийства. В Венсене, как и в других тюрьмах Франции, питание заключенных давало простор для всякого рода злоупотреблений: кислое вино, тухлая говядина, гнилые овощи и по четвергам — пироги, почти всегда непропеченные. Наказанных карцером вообще лишали пищи, и потому комендант отправлял туда своих подопечных по малейшему поводу. Говорили, что комендант кормит заключенных только потому, что их смерть ему невыгодна.

Как только де Сад попал в тюрьму, он стал жаловаться, и без перерыва жаловался много лет. Он надеялся, что его вскоре освободят, и жена своими письмами поддерживала эту надежду. Но результаты дела оказались далеко не теми, на которые рассчитывали маркиз и его супруга. Тогда де Сад бежал и укрылся в своем замке Лакост. Однако он не мог сдерживать себя даже в мелочах и потому прятался так неосторожно, что полиция Прованса вскоре узнала о его местопребывании. В апреле 1779 года маркиза вновь водворили в Венсен.

Родные стали хлопотать о его освобождении, но безуспешно, и ярость де Сада приобрела признаки душевной болезни. Заключенный большую часть времени проводил в писании писем и чтении, и камера его представляла собой целую библиотеку. Тут были и легкие романы, и театральные пьесы, и описания путешествий, и трактаты о нравственности, и историко-философские труды. Считая себя жертвой монархической власти, де Сад интересовался также правовыми науками.

В последний день февраля 1784 года де Сада перевели в Бастилию и поместили в камеру, которая находилась на втором этаже башни, по иронии судьбы называвшейся "Свобода". Строгость тюремных правил, видимо, по ходатайству семьи, для него была несколько смягчена. После многочисленных просьб маркизу разрешили проводить по утрам один час на крыше; через полтора месяца пребывания в тюрьме ему дозволили пользоваться за завтраком и обедом ножом, который он потом должен был отдавать тюремщику. От малоподвижности маркиз растолстел, стал страдать глазами… Тяжелее всего ему было подчиняться стражникам, которые были для него воплощением "торжествующей глупости". Заключение повлияло и на умственные способности де Сада. Постоянное возбуждение, в котором он находился, быстро вело его к сумасшествию, которое началось еще в Венсене. С маниакальной страстью маркиз стал предаваться мистическим вычислениям и комбинациям, по складам читал все письма, которые ему приходили, и в количестве букв и слогов старался отыскать тайну своего будущего.

В июле 1789 года парижане готовились к штурму Бастилии. Маркиз де Сад из окна своей камеры криками подбадривал их и призывал к более активным действиям. Его срочно перевели в Шаратон — приют для душевнобольных, куда помещали и "государственных сумасшедших", которым приписывали умственное расстройство только за то, что они своим поведением беспокоили власти. Но маркиз де Сад первое время был даже доволен своим пребыванием в больнице, надеясь, что пробудет здесь недолго.

Новые власти отменили королевские указы, и в неразберихе того времени де Сад действительно вскоре вышел из Шаратона раздраженным и ожесточенным вольнолюбием: старый режим покарал его, и он объявил себя врагом его. Однако он и здесь остался верен себе: с увлечением кинувшись в водоворот революции, он в одном из своих трактатов, например, с политической точки зрения давал обоснование… кровосмешению: "Опасен ли инцест? Без всякого сомнения, нет; он расширяет семейные связи и, следовательно, делает любовь граждан к родине более активной".

Маркиз не скрывал своего презрения к якобинцам, но был за конституцию, которая охраняла бы права: "Я желаю, чтобы дворянству был возвращен его блеск, ибо утрата этого блеска ничего хорошего не даст. Я желаю, чтобы во главе нации стоял король". Поэтому нет ничего удивительного, что он снова угодил за решетку. Имя де Сада попало в список претендентов на гильотину, но его переводили из тюрьмы в тюрьму, и он избежал столь страшной участи. Потом произошел термидорианский переворот, и де Сад снова оказался на свободе. Однако в августе 1800 года полиция конфисковала за порнографию его роман "Преуспеяние порока", но это не стало для маркиза предостережением: следующей весной его вновь арестовали, обвинив в сочинительстве безнравственных произведений. После пребывания в нескольких тюрьмах в конце апреля 1803 года де Сад снова оказался в Шаратоне — будто бы за пасквиль, направленный против Жозефины Богарне (первой жены Наполеона Бонапарта) и ее подруг.

По одной из версий, в Шаратон маркиз прибыл крепким стариком, с представительной внешностью и красивыми белыми волосами; старческой немощи в нем не замечалось. Он был любезен и чрезвычайно вежлив, но при всяком обращении к нему изрыгал своим мягким голосом поток грязных ругательств. Как больной, де Сад пользовался относительной свободой, которую употребил на то, чтобы учить окружающих безнравственности, например, во время прогулок рисовал на песке двора непристойные фигуры. Ройе-Коляр, один из самых выдающихся психиатров Шаратона, не считал маркиза душевнобольным и настоятельно требовал удалить его из больницы. В своих докладах он не раз указывал на чрезвычайно вредное влияние, которое маркиз оказывал на настоящих больных.

Его единственная болезнь — порок, но от этой болезни его невозможно вылечить в учреждении, предназначенном для врачевания душевнобольных. Необходимо, чтобы этот субъект был заключен в более строгую обстановку… оградить других от его безобразий и удалить от него самого все, что может возбуждать и поддерживать его гнусные страсти.

В Шаратоне де Сад пробыл 14 лет и умер 2 декабря 1814 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.