СЕНЕКА И ПЕТРОНИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СЕНЕКА И ПЕТРОНИЙ

Трудно понять, чего больше было в характере прославленных императоров – первобытной дикости или просвещенного бесстыдства.

Казалось, что эти качества объединил в себе император Нерон, сочетавший в себе звериную жестокость с наглым лицемерием. Он приговорил к смерти собственную мать. После чего сделал вид, что гибель матери повергла его в скорбь, и направил послание римскому Сенату. В послании он обвинял ее в попытке захвата власти и в покушении на его жизнь и заявлял при этом, что она сама покончила с собой. Текст этого позорного документа сочинил для Нерона его близкий друг и наставник Сенека.

Тацит писал:

«Неприязненные толки возбуждал уже не Нерон – ведь для его бесчеловечности не хватало слов осуждения, – а сочинивший это послание и вложивший в него утверждения подобного рода Сенека».

С 59 года Нерон вступил на путь самого разнузданного произвола, который закономерно привел его к гибели и к падению всего дома Юлиев-Клавдиев, бывших властителями Рима почти в течение ста лет.

Смерть Сенеки. Художник К. Саволини

В 62 году Нерон навлек на себя всеобщую ненависть расправой со своей первой женой, добродетельной Октавией, дочерью Клавдия и Мессалины. Эти события послужили сюжетом для сохранившейся до наших дней трагедии «Октавия», сочинение которой приписывается тому же Сенеке.

Женой Нерона стала соперница Октавии Поппея Сабина, у которой, по меткой характеристике Тацита, «было все, кроме честной души». Нерон безумно ее любил; в припадке гнева он случайно убил ее, ударив ногой.

Жертвой Нерона стал также и некогда всемогущий Паллант, проложивший ему дорогу к власти: в 62 году Нерон приказал его отравить.

В том же году Нерон лишил своей милости воспитателя своего Сенеку, который, хотя и проповедовал всякие хорошие правила, призывая к добродетели и к довольству малым, был, однако, богат и честолюбив в высшей степени. Хитрый Сенека, дабы сохранить себе жизнь, отдал Нерону свои богатства и удалился в уединение.

С 62 года самым влиятельным лицом при Нероне стал Софоний Тигеллин, «человек темного происхождения, который провел молодость в грязи, а старость – в бесстыдстве; он не только вовлек Нерона в преступления, но позволял себе многое за его спиной, а в конце концов его покинул и предал».

Во времена Нерона Рим был уже огромным городом с пестрым населением. Въезд в город был открыт для всех. На римских площадях и улицах чужеземцев было больше, чем коренных римлян.

Об этом своеобразии столицы империи Сенека писал так:

«Взгляни на многочисленное население, которое едва помещается в зданиях этого громадного города; большая часть этой толпы не имеет отечества, а собрались эти люди сюда из разных мест и вообще со всего света. Одних сюда привело честолюбие, других – государственные дела, третьих – возложенное на них посольство, четвертых – роскошь, которая ищет для себя удобного места, изобилующего пороками, пятых – страсть к образованию, шестых – зрелища, седьмых – дружба, восьмых – предприимчивость, которой нужно широкое поле деятельности; одни принесли сюда свою продажную красоту, другие – продажное красноречие. Все люди стекаются в этот город, в котором хорошо оплачиваются и добродетели, и пороки».

В 65 году в Риме был раскрыт заговор против Нерона, вследствие чего многие поплатились жизнью. Неизвестно, был ли Сенека в действительности причастен к этому заговору, но он оказался в числе подозреваемых и получил от Нерона приказ покончить с собой.

Тацит так повествует о трагической кончине Сенеки:

«Сохраняя спокойствие духа, Сенека велит принести свое завещание, но так как центурион воспрепятствовал этому, обернувшись к друзьям, восклицает, что, раз его лишили возможности отблагодарить их подобающим образом, он завещает им то, что остается единственным, но зато самым драгоценным из его достояния, а именно – образ жизни, которого он держался, и если они будут помнить о нем, то заслужат добрую славу и это вознаградит их за верность. Вместе с тем он старается удержать их от слез то разговором, то прямым призывом к твердости, спрашивая: где же предписания мудрости, где выработанная в размышлениях стольких лет стойкость в бедствиях? Кому не известна кровожадность Нерона? После убийства матери и брата ему только и остается, что умертвить воспитателя своего и наставника.

Высказав это и подобное этому как бы для всех, он обнимает жену свою Паулину и, немного смягчившись по сравнению с проявленной перед этим непоколебимостью, просит и умоляет ее не предаваться вечной скорби, но в созерцании его прожитой добродетельно жизни постараться найти достойное утешение, которое облегчит ей тоску о муже. Но она возражает, что сама обрекла себя смерти и требует, чтобы ее убила чужая рука. На это Сенека, не препятствуя ей прославить себя кончиной и побуждаемый к тому же любовью, ибо страшился оставить ту, к которой питал редкостную привязанность, беззащитною перед обидами, ответил: «Я указал на то, что могло бы примирить тебя с жизнью, но ты предпочитаешь благородную смерть; не стану завидовать возвышенности твоего деяния. Пусть мы с равным мужеством и равною твердостью расстанемся с жизнью, но в твоем конце больше величия».

После этого они одновременно вскрыли себе вены на обеих руках. Но так как из старческого и ослабленного скудным питанием тела Сенеки кровь еле текла, он надрезал себе также жилы на голенях и под коленями; изнуренный жестокой болью, чтобы своими страданиями не сломить духа жены и, наблюдая ее мучения, самому не утратить стойкости, он советует ей удалиться в другой покой. Позже по приказу Нерона она была спасена, но пережила мужа лишь на несколько лет. И так как даже в последние мгновения его не покинуло красноречие, он позвал писцов и продиктовал многое, что впоследствии было издано.

Между тем Сенека просит Стация Аннея, чью преданность в дружбе и искусство врачевания с давних пор знал и ценил, применить заранее припасенный яд, которым умерщвляются осужденные уголовным судом афиняне (яд цикуты). Яд был принесен, и Сенека его принял, но тщетно, так как члены его уже похолодели и тело стало невосприимчивым к действию яда. Тогда Сенеку погрузили в бассейн с теплой водой, и он обрызгал ею стоящих вблизи рабов со словами, что совершает этою влагою возлияние Юпитеру Освободителю. Потом его переносят в жаркую баню, и там он испустил дух, после чего его труп сжигают без торжественных погребальных обрядов. Так распорядился он сам в завещании, подумав о своем смертном часе еще в те дни, когда владел огромным богатством и был всемогущ».

Мы полагаем, что перед смертью он размышлял и о том, что оказался, в общем-то, неважным воспитателем...

Другой жертвой нероновского произвола был Петроний, автор уже тогда скандального романа «Сатирикон», о временах нероновской эпохи, Тацит говорил о нем с восторгом и восхищался его смертью. Он посмеялся над Нероном и над судьбой, которую тиран уготовил ему.

Петроний умел получать от жизни удовольствие: день он посвящал сну, ночь – занятиям и наслаждениям, и если другим приносила славу их деятельность, то Петроний прославился своим бездействием, и он считался не пылким расточителем собственных сил, а человеком, знающим толк в наслаждениях. Его прозвали «магистром изящества». Однако он был и прославленным государственным деятелем в духе старых римских традиций, и, назначенный проконсулом Вифинии, а затем консулом, он проявил энергию и оказался на высоте задачи, что не помешало ему вернуться к праздной жизни. Приближенный ко двору, он стал высшим авторитетом в делах вкуса, и Нерон считал изысканным и изящным лишь то, что одобрил Петроний. При подозрительности императора завистникам Петрония нетрудно было погубить его, обвинив в сношениях с одним из участников заговора Пизона, Суевином.

Попав в немилость, Петроний не дождался казни и кончил жизнь самоубийством, причем проявил твердость и мужество, достойные мудреца. Он не последовал примеру тех, кто в завещаниях старался льстить императору, чтобы сохранить за семьей и друзьями хоть часть наследства; он, напротив, сделал все, что только могло быть неприятным властителю: сломал свою печать, чтобы ею не воспользовались для подложных писем, и отправил императору язвительное письмо, в котором клеймил его тайные пороки, перечисляя его любовников и любовниц.

Разрезав себе жилы, он то перевязывал, то вновь открывал их, в промежутках беседовал с друзьями, подкрепляя себя сном и обедом, и слушал музыку, так что смерть его, хотя и вынужденная, пришла нежданной гостьей.

Хотя формально оба вышеприведенных случая больше похожи на самоубийство, их вернее расценивать как смертную казнь по приговору, поскольку к самоубийству римские граждане именно приговаривались, дабы лишний раз не позорить белоснежных тог. Этот вид казни был весьма милосердным с точки зрения общества, поскольку имущество казненного не отходило в казну, а оставалось в распоряжении семьи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.