ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ

ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ

Пугачев Емельян Иванович (1742—1775), предводитель крестьянского восстания в России, выдавал себя за покойного царя Петра III.

На самом деле это был простой казак Зимовейской станицы на Дону. Царское имя придавало бунту характер законности и делало атамана особенно популярным в глазах народа, который тогда верил в хорошего царя, защитника народных интересов.

17 сентября 1773 года перед собравшимися казаками был прочитан первый манифест, написанный по приказанию Пугачева его «секретарем» – молодым казаком Иваном Почиталиным. Манифест встретили шумным одобрением. Затем все присутствовавшие были приведены к присяге. Отряд Пугачева насчитывал вначале около 80 человек. Окруженный свитой, Пугачев двинулся в поход в направлении Яицкого городка (теперь город Уральск).

Так началось грандиозное народное движение, крестьянская война 1773—1775 годов, вскоре распространившаяся с Урала на огромную территорию, «от Сибири до Москвы и от Кубани до муромских лесов», по выражению А.С. Пушкина.

Весь «черный народ» был за Пугачева. Кроме яицких казаков, в восстании приняли активное участие работные люди и приписные крестьяне уральских заводов, угнетенные народности Поволжья и Приуралья – татары, башкиры, казахи, удмурты, марийцы, чуваши, мордва, калмыки и др.

Емельян Пугачев. С гравюры XVIII в.

В манифестах и указах Пугачева находили свое яркое выражение думы и чаяния широких народных масс, их ненависть к угнетателям и стремление к свободе. Здесь формировались лозунги и цели крестьянской войны. В составлении манифестов участвовали многие видные руководители движения – И. Зарубин (Чика), А. Соколов (Хлопуша), И. Белобородов, Салават Юлаев и др.

В своих манифестах Пугачев обещал казакам «вечную вольность», амнистию и прощение за совершенные ими проступки, право распоряжаться рекой Яиком со всеми землями, угодьями, соляными промыслами и рыбной ловлей от верховьев до устья, обеспечение деньгами, хлебом и боеприпасами.

Работным людям и приписным крестьянам уральских металлургических заводов, требовавшим освобождения от заводских работ или улучшения условий труда, Пугачев также обещал пожалования и вольности.

В районах, охваченных восстанием, истребляли всех помещиков и заводовладельцев, не успевших бежать. Крестьяне забирали землю, все повинности упразднялись. В народе говорили, что государь Петр Федорович «землю меряет и заборы утвердил, только столбы не поставлены». Крестьяне были уверены, что им дано освобождение. Вместо государевой администрации вводили самоуправление наподобие казачьего круга, в котором принимало участие все взрослое мужское население. Местные выборные власти занимались военными вопросами, организацией продовольственного снабжения, поддерживали порядок. Пугачев сурово карал тех, кто «чинил» обиды населению. В некоторых местах Пугачев велел бесплатно раздавать бедноте продовольствие, соль, захваченные казенные деньги. В Пензе, например, он раздал 20 000 пудов казенной соли, в Саратове было роздано населению 19 000 четвертей муки и овса. Но эти популистские меры не могли помочь плохо обученному и слабо вооруженному казачьему воинству противостоять регулярной российской армии.

Зимой 1774 года под Оренбургом войско восставших было разбито, а сам Пугачев был предан некоторыми своими соратниками и приговорен к смертной казни.

Русская императрица Екатерина II в письме 29 декабря 1774 года писала Вольтеру с презрением: «Маркиз Пугачев, о котором вы опять пишете в письме от 16 декабря, жил, как злодей, и кончил жизнь трусом. Он оказался таким робким и слабым в тюрьме, что пришлось осторожно приготовить его к приговору из боязни, чтоб он сразу не умер от страха».

Неизвестно, насколько правдива была Екатерина. Мало у кого после чтения ее указа от 10 января 1775 года не пошел бы мороз по коже: «Пугачеву учинить смертную казнь, четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех же местах сжечь».

О степени мужества или трусости Пугачева мы можем судить только по описанию его казни очевидцем:

«В десятый день января тысяча семьсот семьдесят пятого года в восемь или девять часов пополуночи приехали мы на Болото; на середине его воздвигнут был эшафот, или лобное место, вкруг коего построены были пехотные полки. Начальники и офицеры имели знаки и шарфы сверх шуб по причине жестокого мороза... Вскоре появился отряд кирасир, за ним необыкновенной высоты сани, и в них сидел Пугачев; насупротив духовник его и еще какой-то чиновник, вероятно, секретарь Тайной экспедиции, за санями следовал еще отряд конницы.

Пугачев с непокрытою головою кланялся на обе стороны, пока везли его.

Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев в препровождении духовника и двух чиновников едва взошли на эшафот, раздалось повелительное слово: «на караул!», и один из чиновников начал читать манифест. Почти каждое слово до меня доходило.

При произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, также и станицы, где он родился, обер-полицмейстер спрашивал его громко: «Ты ли донской казак Емелька Пугачев?» Он столь же громко ответствовал: «Так, государь, я донской казак Зимовейской станицы Емелька Пугачев». Потом, во все продолжение чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился. По прочтении манифеста духовник благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним.

Тогда Пугачев сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом: кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак, палачи бросились раздевать его: сорвали белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он сплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе: палач взмахнул ее за волосы».

Остается только добавить, что через день, 12 января, останки Пугачева сожгли вместе с эшафотом и санями, на которых его везли на казнь.