Роберт Палмер (Palmer, Robert)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Роберт Палмер

(Palmer, Robert)

Даже если бы на земле не существовало слова «джентльмен», есть люди, ради которых его стоило бы придумать.{218}

Собравшись написать о Роберте Палмере, я столкнулся с тем, что не знаю, что о нем рассказывать. Помог странный случай.

Уже много лет я отыскивал по книжным магазинам роман Артура Конан Дойла «Белый отряд» и найти его нигде не мог. Старый черный восьмитомник Конан Дойла, зачитанный мной еще в детстве, больше не переиздавался, новых изданий не появлялось. А роман этот, повествующий о самом любимом герое сэра Артура, рыцаре XIV века Найджеле Лоринге, оставил по себе самые приятные воспоминания – и, кстати, именно там цитировалась одна старинная французская рыцарская песня, в которой пелось:

Делай что должен и будь что будет –

Вот долг истинного рыцаря

и слова эти были так хороши, что пришлось процитировать их в конце одной моей песни.

И вдруг недавно, зайдя в магазин, я с радостью обнаружил там этот роман, только что переизданный, купил его и взял с собой в дорогу. Качусь я в автобусе по России, читаю – и вдруг замечаю, что ниточки-то начинают связываться.{219}

Но сначала надо бы хоть чуть-чуть рассказать вам о самом Роберте Палмере.

«Vinegar Joy, BBC session», 1973

Роберт был сыном британского морского офицера, поэтому, хоть он и родился в Англии, детство его прошло на Мальте. А остров Мальта в Средиземном море, цитадель ордена мальтийских рыцарей, – самый перекресток Востока и Европы. Подростком Палмер вернулся в Британию, где немедленно вступил в разные группы: сначала в Alan Bown Set, потом в Dada, потом в Vinegar Joe. Иногда эти группы получали контракт только из-за его голоса, но Роберт не считал себя чем-то особенным.

Наконец легенда музыкальной индустрии, владелец «Island Records» Крис Блэкуэлл – человек с несомненным чутьем и тактом по отношению к своим артистам – уговорил его записать сольную пластинку. Последовал успех, потом еще и еще. Имя Палмера стало известно.

Да что говорить, вы наверняка его когда-нибудь да видели – было время, когда телевидение до изнеможения заиграло несколько видеоклипов Палмера: элегантный мужчина в безупречном темном костюме не без иронии поет что-то весьма моторное, а музыку изображают одинаковые и загадочные модели в коротких юбках с гитарами и всем прочим в руках.

Конечно, нет сомнения, что такой джентльмен притягивал девушек как магнит.{220}

Моделей для видеоклипов, естественно, поставляло агентство, а вот одевался Роберт сам. Не напрасно он много лет считался «самым элегантно одетым человеком в шоу-бизнесе», не зря его называли «Mister Super Cool».

Элегантность и хороший вкус были у него в крови, и, может быть, именно поэтому к шоу-бизнесу Роберт Палмер имел мало отношения. Он сознательно отказался от места в цирке знаменитостей, предпочтя тусовке музыку.

LP «Sneakin’ Sally Through the Alley», 1974

«Интеллектуальный мастер искусства жизни, – говорили про него, – он внимателен к каждому аспекту музыки, у него особое чутье на идеальную фразировку». Палмер был, как теперь говорят, перфекционистом – не выходил из студии, пока не добивался точно того, чего хотел: над альбомом «Honey», например, он работал двадцать месяцев без перерыва – и результат был впечатляющим.

К тому же Палмер был одним из немногих белых артистов, действительно знавших и заботившихся об африканской и карибской музыке: он продюсировал Дезмонда Деккера, и именно с его помощью Кинг Санни Аде стал известен во всем мире.{221}

Детство, проведенное в мальтийском культурном котле, принесло свои плоды.

«У моих родителей дома не было телевизора – тогда вообще еще не было телевизоров; зато было много кассет с разнообразной музыкой, которая все время играла – и я впитывал все, что игралось».

Он свободно нарушал границы любых жанров, замешивая в один лихой коктейль африканские ритмы, электронику, босанову, тяжелые гитарные риффы и утонченную культуру американской песни (ведь именно в Соединенных Штатах жанр популярной песни был отточен как нигде). Он с блеском и завораживающей легкостью совмещал несовместимое. И настолько в этом преуспел, что стал слишком хорош для массового вкуса.

Так называемая широкая публика не так уж часто вспоминала о его существовании, но среди коллег и ценителей он пользовался огромным уважением – за колоссальную работоспособность и знание музыки, а еще за то, как он писал свои песни, и за непривычную искренность, с которой он их пел.{222}

LP «Some People Can Do What They Like», 1976

У музыки есть свой тайный язык. Немногие знают о его существовании, но те, кто знает, способны услышать само сердце музыканта и – более того – увидеть благодатную звезду, незримо сияющую над этим сердцем. Именно так, а не словами, которые каждому так легко понять по-своему, передается из бездонной глубины времени огонь Божественного Духа, постоянно возрождающий жизнь в этом мире. Если бы не этот неизъяснимый огонь, то энтропия давно привела бы нас к уровню биороботов, жующих свою жвачку и исполняющих работу по бесцельному продолжению рода. Но огонь вспыхивает – то там, то сям, часто в таких местах, откуда его совсем не ждут, – и жизнь вновь обретает свою изначальную сияющую бесконечность.{223}

LP «Addictions», Volume I, 1989

Ницше когда-то говорил: «Искусство и только искусство дано нам, чтобы мы не погибли от правды жизни». Как и многое у Ницше, эта фраза мне всегда казалась чересчур выспренней, и уж во всяком случае она требует поправки.

Может быть и так – но только лишь по отношению к бытовому восприятию как «искусства», так и «жизни». Подлинная правда жизни прекраснее, чем мы можем себе представить, но, благодаря нашему замусоренному сознанию, она сокрыта от глаза обычного человека и видна только величайшим освобожденным душам. Искусство же – издалека – показывает ее всем.

И пусть большинство людей воспринимает это «нечто», показанное искусством, как красивую картинку; как говорила одна великая дама в истории про кузнеца из Большого Вутона: «Лучше хоть какое-нибудь напоминание».

Некоторые, однако, чувствуют истину и, вопреки житейской логике, всю жизнь пытаются к ней приблизиться.{224}

Так при чем же здесь Конан Дойл? Как ни странно, очень даже при чем.

Рыцарство в любую эпоху – непонятный массовому сознанию феномен.

Недаром совершенный рыцарь Дон Кихот – посмешище для обычных людей. В мире, руководимом простыми понятиями – выморщить что-нибудь себе или (в лучшем случае) своим близким, – все остальные мотивы представляются нелепостью. Да и ладно. Только жалко их – ведь этим несчастным людям, которых интересует только собственная выгода, даже отдаленно не понять истинной радости мира.

Глупенькие. Они от стеснения и невежественности заменяют любовь цинизмом, отказываются от великого таинства – увидеть в другом человеке Божественную красоту и возложить свое сердце на алтарь этой красоты. И потом мечутся, как куры, не понимая: отчего же жизнь так бессмысленна?

Рыцарь же во имя Прекрасной Дамы и Господа кладет жизнь за всех – и поэтому он словно не отсюда, не наш, хочет странного. У Конан Дойла цветок английского рыцарства сэр Чандос говорит молодому Лорингу: «Таких как мы теперь уже почти не осталось».

И точно как сэр Найджел, Роберт Палмер будто унаследовал свою духовную сердцевину из каких-то иных времен. Его песни напоминают нам о том, какая великая воскрешающая тайна – любовь.{225}

«То, что я хочу передать, все то хорошее, что есть в песне, – в первую очередь я хочу это донести не до слушателя, а до самого себя. Ведь в обычной песне с тремя куплетами и припевом можно достигнуть очень многого – нужно просто сделать так, чтобы каждый такт был уникальным, не идти по привычной дороге.

Я не боюсь микрофона, и я привык к своему голосу, я хорошо его знаю – поэтому единственное, чего я хочу, – это спеть так, чтобы ощутить восторг.

А что до немодной ныне сентиментальности, то я не боюсь быть сентиментальным – я могу это себе позволить».{226}

Редко, но встречаются в нашем мире люди с солнечным сердцем, люди, не отягощенные стремлением заполучить что-то себе. Мы называем их то рыцарями, то юродивыми, то просветленными – но не в названии дело. Они рождаются в этом мире, чтобы напомнить нам, зачем существует человеческая жизнь, зачем мы (хоть и сами того не помним) выбрали родиться именно здесь.

И иногда такие люди говорят с нами, иногда показывают нам что-то самим примером своей жизни, но в нашу эпоху, когда слова обесценились, а жизненные примеры слишком легко подправляются в PhotoShop’е, иногда кажется, что самый чистый метод передачи – это музыка, передающаяся напрямую от сердца к сердцу. И слава Богу, что такие люди и такая музыка у нас есть.{227}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.