Продолжаем разбор полетов на примере великих

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Продолжаем разбор полетов на примере великих

Давайте посмотрим другую повесть Льва Толстого, еще более известную, яркую, красочную, «Хаджи-Мурат». Вот так начинается первая глава:

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.

Я набрал большой букет разных цветов и шел домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который у нас называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своем месте, и бросил его. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“».

А теперь посмотрим этот отрывок еще раз.

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики. Я набрал большой букет разных цветов и шел домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который у нас называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своем месте, и бросил его. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“.»

Не будем трогать первый абзац, разберем сразу второй, там промахи заметнее. Первое, что тут же бросается в глаза, – обилие слов-сорняков. Те слова, что надо сразу же убирать, помечены курсивом и меньшим кеглем. Прочтите с ними и без них, ощутите разницу: смысл не изменился, но предложения стали более выпуклые и упругие.

В одном абзаце, пусть и большом, шесть раз слово «цветок», явный перебор.

Совершенно не нужны вставные слова и тем более предложения, объясняющие то, что и так видно через ДЕЙСТВИЕ. К примеру, если уберете фразу: «Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета», то сделаете благое дело, ибо дальнейшим повествованием: «…Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок» автор и показывает, что ему вздумалось именно сорвать и причем этот репей:-).

Сейчас нельзя писать «…который у нас называют „татарином“ и который старательно окашивают», это два подряд «который» убивают современный текст, ведь легко можно первое заменить на «его», а второе вообще опустить, получится: «…его у нас называют „татарином“ и старательно окашивают».

Чтобы все нагляднее, рассмотрим тот же отрывок без этих слов-сорняков:

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с прелой пряной вонью; желтая сурепка с медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики. Я набрал большой букет, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть рук. Мне вздумалось сорвать и положить в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился минут пять, по одному разрывая волокна. Когда наконец оторвал цветок, стебель уже весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который хорош в своем месте, и бросил. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“.»

Во фразе:

«…который называется „татарином“ и который старательно окашивают…» недостаточно просто вычеркнуть второе «который», но можно заменить другим словом, к примеру, «его».

Получится: «…который называется „татарином“, его старательно окашивают…» Кстати, всегда старайтесь при замене подбирать слово покороче. Хоть на один слог, но уже благозвучнее! Поэкспериментируйте на своих вещах, убедитесь.

И еще: современного человека уточнения ВСЕГДА раздражают. Это малограмотным в дореволюционной Руси надо было долго объяснять, но нам – не надо.

Потому фразу: «…который у нас называется „татарином“, его старательно окашивают, а когда нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук», надо заканчивать на: «…выкидывают из сена покосники». И все, ведь и так речь о колючем репье, не надо объяснять, что о него можно уколоть руки.

Это то же самое, что снять с дерева табличку «Дерево». Толстой, как видите, эти таблички развешивал. Но в те дикие времена еще можно было, а то и нужно, а вам уже нельзя.

Да, вы должны писать лучше, чем Толстой, Тургенев, Чехов и все классики, вместе взятые. Но ведь все сейчас поднялись на качественно иной уровень: производство автомобилей вместо карет, Интернет вместо почтовых курьеров, даже рядовые спортсмены легко выдают результаты, что не снились тогдашним чемпионам. Почему писатели должны быть исключением?

Снова с удовольствием о новых возможностях компа.

Я помню, как меня изумили и обрадовали новые возможности пишущей машинки. До этого я писал от руки, макая ручку со стальным пером в чернильницу. Частенько получались кляксы. Шариковых ручек тогда не было, но появились автоматические ручки, названные сокращенно авторучками, полые внутри с резиновой пипеточкой вверху, чтобы можно было набирать вовнутрь чернила. Это значительно ускорило процесс написания, ибо не надо было носить ручку к чернильнице, погружать носик в эту красящую жидкость, стараясь не слишком глубоко, ибо чересчур много чернил на пере означает немедленные кляксы, но и слишком мало тоже плохо, ибо после каждой буковки придется макать снова…

Так что переход на пишущую машинку позволил сразу же избавиться от нетворческого труда набора чернил в ручку. Нужно было только заправить страничку белой бумаги в каретку и можно стучать по клавишам. Стучать приходилось достаточно сильно, ведь должен подняться рычажок с напаянной на торце литерой и, с силой ударив по матерчатой ленте, ползущей перед листом бумаги, оставить отчетливый отпечаток. Не случайно первые десяток лет на пишущих машинках печатали только мужчины, это была тяжелая работа, явно не женская.

Но плюсы на порядок превосходили минусы. Первое: все буквы получались одинаковыми, вне зависимости, устал автор или нет. Более того, не приходилось разбирать почерк, это в первую очередь принесло облегчение редактору, но и сам автор сразу мог хватать взглядом большие куски текста, видеть взаимозависимость между словами и кусками фраз, чего не удавалось в рукописном тексте.

Конечно, всегда находятся люди, шарахающиеся от технического прогресса. Сейчас они доказывают, что лучше набивать текст на пишмашинке, а работающих на компе презрительно называют килобайтниками. В эпоху пишмашинок доказывали преимущества авторучек, а в эпоху авторучек говорили о прелестях работы стальным пером, которое нужно всякий раз макать в чернильницу, при этом обдумывать, мыслить и прочее. Понятно, что гусиное перо еще лучше, его надо еще и заострять перочинным ножиком или мечом:-).

Но лучше, конечно, перочинным. Вы не задумывались, почему этот нож называется именно перочинным?

Наверное, уже не надо в этом издании доказывать преимущество работы на компьютере, чем на пишущей машинке, как приходилось в первом?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.