Появление русского марксизма и последующая эволюция «левой» политико-теоретической линии

Появление русского марксизма и последующая эволюция «левой» политико-теоретической линии

До начала 70-х гг. ХIХ в. К.Маркс не имел серьезных последователей в России, где подавляющее большинство социалистов отрицали идею гегемонии пролетариата, считая, что эта модель игнорирует интересы других слоев общества, и, прежде всего, крестьян и ремесленников, составлявших большинство населения России.[73] По мере развития торгово-промышленных отношений происходила попытка придать индустриализации некапиталистическое направление: народнические воззрения переносились в сферу экономики, где в качестве альтернативы социальной дифференциации, наемному труду и монополизации капитала выдвигались производственные ассоциации (аналог общинно-коллективистских форм организации в промышленности).

Однако марксистские установки постепенно проникали в работы русских философов. Так, П.Л.Лавров, признавая «особый путь» развития России, воспринял и использовал в своих работах ряд положений марксизма, в первую очередь тезисы о классовой борьбе, необходимости централизованной организации для сплочения рабочих масс; а деятельность лавристов во многом предопределила развитие социал-демократических убеждений в России. Централистские принципы революционной организации, провозглашенные народовольцами и П.Н.Ткачевым, относительная эффективность конспиративно-авторитарных методов в условиях самодержавия, разочарование в инертности крестьянских масс по отношению к революционным лозунгам, – все это также оказало опосредованное влияние на отказ от ряда народнических ценностей в пользу марксизма. Вместе с тем, вполне очевидным представляется тот факт, что марксистское движение в России имело принципиально иные корни, поколенческую ориентацию и социокультурный фон, чем в Европе. Идея «особого пути» России «генетически» передалась от народничества к русскому марксизму, оставшись квинтэссенцией «левых взглядов».

Первым «левым» теоретиком, чьи воззрения представили собой эволюцию от народничества к марксизму, стал Г.В.Плеханов. Один из идеологов «Земли и воли», бакунист, выступавший за создание федерации общин, в дальнейшем один из основателей «Черного передела», Г.В.Плеханов начал сомневаться в актуальности ряда народнических тезисов в период бурного развития капитализма, проведения политики стимулирования роста промышленности, ускорения процесса концентрации производства, роста рабочего класса и разложения крестьянской общины. Он назвал неприемлемым сведение народовольцами политической борьбы к террору, считая это средство неэффективным. Марксизм Г.В.Плеханова сформировался на фундаменте разочарования в пропагандистской работе и практике народовольцев.

В 1883 г. при непосредственном участии Г.В.Плеханова в Швейцарии была создана первая русская организация марксистов – «Освобождение труда». Попытка найти оптимальный вариант адаптации западных моделей общественного прогресса к сложным и противоречивым условиям России, утверждение марксизма и формирование пролетарской идеологии на русской почве могло произойти только путем размежевания с народничеством: Г.В.Плеханов подверг критике взгляды народников, применяя к их воззрениям мерку западноевропейского «утопического социализма», отрицая готовность России к социалистической революции и призывая к созданию единой, не разделенной на фракции и группы социал-демократической рабочей партии как единственного средства создания социально-экономических предпосылок для построения социализма.[74] Закономерным этапом в развитии рабочего и социал-демократического движения в России стало образование в 1898 г. Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП).

Русский марксизм ставил знак равенства между народным благосостоянием и национальным богатством, считая распределение средств потребления следствием распределения условий производства, и отождествлял социальное с политическим: всякая классовая борьба объявлялась борьбой политической. Община трактовалась как революционный субъект, исчерпавший свои исторические возможности, «народа» как монолитного целого в воззрениях марксистов не существовало, эта «абстрактная категория» представляла собой совокупность различных классов, на сторону одного из которых должна была встать интеллигенция, и этим классом призван был стать пролетариат как главная революционная сила. Однако полного отказа от народнических ценностей не произошло: по мнению Г.В.Плеханова, строго установленная необходимость капиталистического развития России была вполне совместима с возможностью «особого пути» ее развития, так как социалистические преобразования в России могли состояться до окончательного расцвета капиталистических отношений.

Начало 90-х гг. XIX в. в России стало расцветом марксизма: возникали многочисленные кружки, появлялись публикации, анализировавшие социально-политические события в стране с позиций «научного социализма». Именно в это время сформировалось и направление, получившее название легального марксизма. Это политико-теоретическое течение стремилось приспособить пропаганду марксизма к условиям тогдашней российской действительности. Главные идеологи легального марксизма (П.Б.Струве, М.И.Туган-Барановский, С.Н.Булгаков, Н.А.Бердяев), взгляды которых отличались умеренностью, в условиях цензуры легально печатали свои произведения. Основные тезисы доктрины легального марксизма сводились к доказательствам неизбежности и прогрессивности развития товарно-денежных отношений в экономике России.

Национальное своеобразие политического развития России в доктрине легальных марксистов сводилось к «особой форме» зарождения капиталистических отношений: капитализм вырастал на почве дифференциации крестьянства на мелкую буржуазию и пролетариат. Взгляд на революционные преобразования и на диктатуру пролетариата как на несвоевременные явления для российской действительности, ориентация на реформы[75] и либерально-демократические свободы, установка на создание правового государства по западноевропейскому образцу, попытка синтеза социал-демократии с либерализмом, во многом приближали учение легальных марксистов к теории Э.Бернштейна. В дальнейшем часть легальных марксистов (П.Б.Струве, М.И.Туган-Барановский) перешли на либерально-консервативные позиции[76], а С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев через христианский социализм пришли к религиозной философии и православию. Таким образом, в 90-е гг. XIX в. в русской «левой мысли» постепенно повторялась ситуация, наблюдавшаяся в Европе: многообразие социалистических течений приводило к тому, что часть мыслителей эволюционировали «вправо», что в свою очередь делало «левые взгляды» как спектр политических идей более аморфными.

Развитие торговли и промышленности в России постепенно способствовало тому, что крестьянские хозяйства становились менее замкнутыми, все больше капитализировались и втягивались в рынок. К концу XIX в., благодаря промышленному перевороту, Российская империя превратилась в одну из крупных индустриальных держав мира. Но реформы коснулись по преимуществу сферы экономики, правящая элита не принимала либеральных моделей политической модернизации, и еще более негативно оценивала концепции «левых» о радикальном изменении государственного устройства с участием общественных сил. В начале ХХ в. монархия в России по-прежнему была ничем не ограничена. Революция 1905 г., олицетворившая антиконсервативные настроения значительной части политических сил России, вынудила императора принять манифест 17 октября, позже именовавшийся Манифестом свобод. Главным итогом революции 1905 г. стало образование Государственной думы[77], зарождение некоторых элементов правового государства, формирование и функционирование различных политических партий и организаций[78], в том числе «левого» толка. С одной стороны, определенная легализация деятельности социалистов содействовала развитию и популяризации «левой мысли» в России[79], с другой, – создавала отношения политической конкуренции не только между консервативными, либеральными и социалистическими партиями, но и внутри спектра «левых взглядов».

Зарождавшиеся элементы либерально-демократических норм постепенно делали единство «левых» политических сил невозможным. Партии погружались в рутину парламентской деятельности, что неизбежно подтачивало прочность теоретических основ и заставляло «левых» рассматривать те или иные теоретические положения исключительно в социально-практической плоскости. Каждый теоретик оказывался связан с определенным политическим течением – с одной из борющихся сил, поэтому характер постановки вопросов или применения тех или иных аргументов, весь тип его мышления вплоть до используемого им понятийного аппарата попадали в зависимость от партийной программы. Это неизбежно отражалось на модификации «левой мысли» в амбивалентную, постоянно меняющуюся, допускающую самые разные интерпретации своих отдельных положений идеологическую систему ценностей. Социалисты все меньше были склонны к рефлектирующей и теоретической позиции, в большей степени направляя свое внимание на конкретные стратегические и организационные проблемы.