КЛЮЧ

КЛЮЧ

Вчера утром, когда поливал цветы под окном,

я передвинул горшок — похожий на пифос,

горшок из толстой огненно-красной глины

с тремя стеблями бело-розовых орхидей.

Что-то скрежетнуло под ним, и я извлек

              на ладонь

старый ключ, чуть заржавелый. И замер.

              Когда-то —

когда ты ушла, ты оставила ключ здесь —

              в условном месте.

С тех пор я не заглядывал туда. Зачем?

              У меня на связке

есть свой ключ, им я и открывал все время,

позабыв про тот, что был у тебя. Или в надежде,

что ты вернешься. Не знаю. С тех пор я тебя

              не видел.

Прошел день, миновал вечер, я уже собирался

спать и с зубной щеткой в руке

вышел проверить — заперта ли дверь-решетка,

ведущая в сад, к пятачку, где мы кормили

соседского кота, когда он еще здравствовал;

сюда к полуночи приходил и ежик,

чтобы подъесть остатки кошачьего корма.

              Он терзал

и ерзал миской, и однажды опрокинул ее на себя

и пополз, как слон под шляпой. А я услышал,

как ты засмеялась. О, этот звонкий глубокий

              голос!

Вспоминая его, я чувствую, как

поднимается в гортань сердце. Но при этом —

я совсем не помню твоего лица.

Как странно!.. Впрочем, так и полагается

              божеству

оставаться инкогнито — незримым.

              Еще в детстве

я точно знал, что если не можешь вспомнить

лицо той девочки, о которой часто думаешь,

ради которой берешь высоту на физкультуре,

стараешься прийти первым на кроссе, —

если ты не можешь вспомнить ее лицо —

значит, это всерьез, значит ты ее «любишь».

И правда, нельзя полюбить то, что уже стало,

что уже завершено; лишь то, что течет,

              способно

увлечь за собой душу, подобно речи, подобно

Времени. И разве способна память

остановить течение Леты? Я вставил

ключ в личинку замка, повернул,

язычок вдвинулся в прорезь, но ключ

больше не пошевелился. Я оказался заперт.

Я рассмеялся. Как странно! Как давно

мне не приходилось оказаться в запертом

помещении. Однажды школьником на экскурсии

по Петропавловский крепости нас,

              возбужденных

девятиклассников, привели в карцер, где сидел

              кто-то

из декабристов… Наполеоновский Пестель?

              Лунин? Волконский?

Все вышли, а я остался, чтобы почувствовать

то, что испытывали мои кумиры.

              Дверь закрылась.

Я присел на краешек топчана и попытался

представить себе, каково день напролет

проводить месяц за месяцем в этом каменном

              мешке,

с узким окошком в толстенной стене.

              Единственный

плюс помещения состоял в высоте потолка, я

не переношу низкие потолки, под ними

мне кажется, что я погребен заживо. И вот

кто-то выключил в карцере свет снаружи — и

только тогда мне стало по-настоящему страшно…

Да, я рассмеялся от страха. Потому что подумал:

              твой ключ —

он заноза. Я сел и попытался выдернуть,

              повернуть.

Всё тщетно. И тогда, чуть не плача, я взял

стальной прут и использовал его, как рычаг,

              но только

треснула личинка и лопатка ключа погнулась.

Обессиленный, я вошел в спальню и открыл

              окно,

подергал решетку. Она не шевельнулась.

              Тогда я лег

на кровать и стал смотреть в сад, где среди

              ветвей

плыла луна, как китайский фонарик.

Я лежал и старался не шевелиться, поскольку

ты пришла и легла неслышно рядом. Я слышал

сквозь кожу предплечья твой холод. Наконец

              луна

погрузилась в крону эвкалипта, и я заснул.

Утром я позвонил в службу спасения, и там

мне дали телефон слесаря. Он приехал,

выбил замок, вставил новый и выдал

три новых ключа. Расплачиваясь, я был

неописуемо рад, что повлияло на чаевые.

И вдруг понял, что давным-давно, с самого

              детства,

я так не радовался жизни. «Господи, какое

              счастье», —

подумал я, провожая мастера до машины.

              А вернувшись,

я включил радио и услышал, что Гилад Шалит

спустя пять лет заключения в зиндане

был встречен отцом на границе с Египтом.

«Какое счастье! — снова решил я. — Словно

весь мир выбрался из темницы.

А что до убийц, то Господь их и так покарает.

Ему стоит только послать ангелов возмездья или

агентов Моссада — между теми и этими

зазор невелик». Весь день прошел превосходно,

в тихой радости, и только,

когда вечером прибирался,

поднял с порога погнутый ключ —

твой ключ, что ты оставила в моем сердце.

Но нынче я избавился от него, я

зашвырнул его за забор и не услышал,

как он звякнул об асфальт, как если б

я кинул его в безвоздушную пропасть.