1

1

В Хеврон меня повез текойский житель Шимон Г. Программист, строитель, реставратор, экскурсовод-любитель и так далее, несмотря на молодость, имеющий более чем приличный и, скажем так, разнообразный опыт жизни «на Территориях» (работал даже в Хевроне в общежитии для евреев), короче — местный поселенец.

Начиналась наша поездка с вполне безмятежного чаепития в доме Игоря, после которого мы вышли к припаркованной под пальмой машине Шимона, залезли в ее прогретое солнцем нутро и тронулись, имея в поле зрения дорогу с каменистыми откосами, слегка декорированными рыжими клоками жесткой травы, бледно-желтую пустыню и конус горы Иродион в голубом еще не накалившемся небе. Плавный ход машины, ветерок в открытое окно, зелень, постепенно заполняющая обзор, разговор об археологических раскопках, ролевых играх в Сети, о литературе, а также краткие пояснения Шимона, где мы и что видим.

Потом — пауза, это когда Шимон попросил меня закрыть стекло с моей стороны и закрыл свое:

— Сейчас будем проезжать одно место. Скажем так, место неспокойное.

Над дорогой при въезде в очередную арабскую деревню высилась серая бетонная башня с застекленным верхом, откуда просматривалась (солдатами, как я понял) вся дорога через деревню. Такая же башня — на выезде из деревни.

— Камни бросают, — добавил Шимон.

Про камни я уже слышал. Точно и сильно брошенный камень пробивает лобовое стекло идущей на скорости машины и может покалечить и даже убить водителя или его пассажира. Нет, разумеется, очередь из автомата вернее и проще, а достать оружие здесь не проблема. Но пойманный с автоматом будет судим за преднамеренное убийство, смерть же от брошенного камня квалифицируется как убийство по неосторожности; а само бросание камней является не покушением на убийство, а хулиганством. Наказание более мягкое.

И потом, камни — это традиция. В истории путешествия Бунина по тогдашней Палестине Хеврон отметился камнем, пущенным в спину молоденькой Вере Николаевне. (А вот цитата уже из самого Бунина, описывающая посещение «крепости» Махпелы, «где почиют Авраам и Сара»: «прах, равно священный христианам, мусульманам и иудеям. Но мальчишки все-таки швыряют камнями в подходящих к нему поклонников немусульман, травят их собаками…»)

С закрытыми окнами мы ехали недолго, пронеслись мимо очередной «надзорной башни» и опустили стекла.

И еще минут через пятнадцать Шимон сказал:

— Впереди Хеврон.

Мы катили по улицам очередного еврейского поселения — города, по сути, — с многоэтажными корпусами домов прихотливой архитектуры, с открытым кафе, с рекламными щитами и редкими прохожими. Чисто, просторно — деревья, газончики, сухой, как бы даже прохладный горный воздух в окно. Поселение называлось Кирьят-Арба.

— Где? — спросил я, вглядываясь в горящие на горизонте строения — Вон там Хеврон?

— Уже нет. Мы в Хевроне.

Городской пейзаж за окном преобразился практически мгновенно. Справа проплывал трехэтажный дом — обычный дом с обычным, приготовленным под магазины или ресторанчики первым этажом. Только вот витрины были наглухо закрыты железными щитами, закрашенными масляной краской, и краска эта уже успела выгореть на солнце, а тротуар перед домом напоминал спекшийся, нетронутый ногами брус цемента. И не понять, обитаем этот дом или нет.

Далее мы спускались по старинной восточной улице, правую сторону которой как будто срезало ударной волной от взрыва, оставившего осыпи старого кирпича, а над ними — стены внутренних перегородок. Идеальная натура для съемок военного фильма.

Исчезла зелень. Впереди над блестящим капотом машины — такой же голый блестящий асфальт, глаз упирается в стены двух— и трехэтажных домов с редкими узкими окнами, вызывавшими — возможно, из-за черных железных решеток на них — ощущение бойниц.

И еще — исчезли люди. Мы въехали в практически пустой город.