На войне как на войне
На войне как на войне
Удивительная для иностранцев сакрализация вопросов гуманитарных дисциплин, лингвистики и истории – способ сделать стену между общинами непреодолимой. Понятно, зачем – чтобы сохранить монополию на власть в руках одной из них. В свое время латышские политики объясняли отказ пускать «Центр согласия» (стабильного, напомню, лидера парламентских выборов) в правительство – явно нелогичный с точки зрения демократических правил – тем, что Нил Ушаков не признает-де оккупацию. Так кардинальский конклав мог бы объяснить невозможность обсуждать кандидатуру атеиста. Священное слово okup?cija вскоре мелькнуло в публичных выступлениях Ушакова – но правительство так же далеко от него, как и прежде.
Чем сильнее недоверие между общинами, тем проще мобилизовать избирателя. Необязательно оправдываться за экономические неурядицы, если внутренний враг не дремлет. Благо он всегда перед глазами – говорит на негосударственном языке, да еще и хочет для него официального статуса, не признает оккупацию, да еще и празднует каждую ее годовщину в мае… Вот даже актер Арнис Лицитис, сыгравший в сотне с лишним советских и российских фильмов, много шутивший в телевизионном «Клубе «Белый попугай», теперь в телеэфире без всяких шуток объясняет, откуда исходит настоящая опасность для Латвии: «Не нужно говорить о Кремле и Путине. Нам нужно думать о том, что происходит у нас. Эти русскоязычные являются пятой колонной!» («Рига?24», ноябрь 2014).
Тезис правых о заведомой враждебности латвийскому государству «этих русскоязычных» приходится подкреплять ссылками на сакральное (оккупация и пр.) хотя бы потому, что никакой враждебности на деле нет. Если уж попытаться сформулировать обобщенный образ желаемого будущего – то для латвийских русских это вовсе не Рижская область Российской Федерации, а что-то вроде Бельгии, где две общины, говорящие на разных языках, полностью равны в правах. Характерно, что именно очевидное сравнение с Бельгией яростно отвергается правыми латышами: дескать, там фламандцы с валлонами веками жили вместе, а у нас произошла оккупация.
Правый латышский избиратель стараниями СМИ живет меж двух огней: с одной стороны внутренний враг, с другой, за восточной границей, – внешний. Упомянутая выше певица Раецка, паковавшая чемоданы в Австралию, конечно, работала на публику, да и вообще творческим личностям свойственны причуды. Но моя очень хорошая знакомая рассказывала о своей весьма близкой подруге-латышке – не творческой чудачке, а трезвомыслящем банковском работнике. Эта девушка – даже никакая не правая активистка, а нормальная аполитичная рижская яппи – после начала боевых действий в Донбассе на полном серьезе готовила себя к тому, чтобы при первом же известии о вторжении в Латвию российских танковых колонн немедленно сорваться в аэропорт и попытаться успеть на любой рейс в Западную Европу.
А находясь в кольце врагов, неуместно приставать к властям с претензиями насчет соцобеспечения, борьбы с коррупцией, уровня жизни и занятости. Два с половиной десятилетия противостоя русской угрозе, Латвия по уровню жизни и по количеству бедных много лет демонстрирует худшие показатели в ЕС – кроме разве что Болгарии и Румынии.
То, что латышский избиратель ради борьбы с врагом охотно поступается экономической выгодой, чувствуют на себе не только латвийские русские, но и россияне. В этом смысле очень характерна история с «инвесторскими визами» – вернее, с видами на жительство, которые Латвия дает иностранцам, инвестирующим в здешний бизнес или покупающим здесь недвижимость. Соответствующий закон был принят в рамках борьбы с тяжелейшим экономическим кризисом конца нулевых – и воспользовались им главным образом, конечно, россияне: кому на Западе нужно жилье в Латвии (а в остальном мире ее попросту не знают)?
За три с половиной года это привлекло в страну больше миллиарда евро. Казалось бы, только радуйся. Но чему ж тут радоваться, если Родину тихой сапой захватывает враг? С самого начала действия программы «инвесторских ВНЖ» «Национальное объединение» (которое гуляет с легионерами) боролось за ее отмену. Поскольку объединение входит в правящую коалицию, в сентябре 2014 года сумма сделки, дающая право на ВНЖ, была резко повышена: с 70 тысяч евро до 250 тысяч. Спрос на латвийское жилье среди иностранцев сразу упал практически до нуля. Курица, несущая золотые яйца, была разоблачена как вражеский диверсант и показательно зарезана. А уже через месяц, в октябре 2014?го, зарезавшее ее «Нацобъединение» по итогам выборов в Сейм повысило свое представительство там и снова вошло в правительство. (Подробнее обо всем этом – в главе «Квадратные метры. Недвижимость в Латвии»).
Подобное устройство политической жизни – и, главное, его гарантированная неизменность – гарантирует отсутствие экономических перспектив. Убедившись в невозможности что-нибудь изменить у себя дома, латвийцы в массовом порядке меняют дом. По самым скромным подсчетам (не учитывающим тех, кто, уехав, остался зарегистрирован на родине), каждый год из-за трудовой эмиграции страна теряет население среднего райцентра – 20 тысяч человек. Но стабильность сложившейся в стране политической конструкции это только увеличивает. Эмигрируют ведь молодые, работящие, самостоятельные – как раз те, кто заинтересован в пересмотре правил. Зато никогда не уедут пенсионеры из числа тех, что пишут доносы на русских продавщиц, и чиновники, этих продавщиц штрафующие. То есть все те, на ком имеющаяся политическая конструкция держится. Конструкция, девиз которой был написан на плакате участника националистического пикета в день вражеского праздника 9 мая: «Проблема Латвии не в бедности – проблема в не ликвидированных последствиях оккупации».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.